Тадеуш Слободзянек - Одноклассники. История в XIV уроках

• Название: Одноклассники. История в XIV уроках
• Автор: Тадеуш Слободзянек
• Издательство: Иностранная литература журнал 2011 №10
• Жанр: Драматургия
• Год: 2011
• ISBN: 0130-6545

Отправной точкой действия «Нашего класса» послужило массовое убийство евреев, произошедшее в 1941 г. в Едвабне (Белостоцкая область) и известное как «Погром в Едвабне». В пьесе рассказывается о судьбах учеников одного из классов общеобразовательной школы, поляках и евреях из небольшого городка на востоке Польши. Автор прослеживает их биографии, начиная с 20-х гг. прошлого столетия вплоть до современности. Герои вместе учатся, играют, взрослеют, чтобы во время войны стать друг для друга жертвами и палачами. «Мы не можем как нация признавать только то, что это нам причиняли страдания. Я хотел поделиться историей о том, как мы сами можем заставлять других страдать», — говорил Слободзянек.

---

Марианна. Мы ночевали в лесу, в оврагах, в бункерах вместе с крысами. Когда удавалось помыться — это был праздник.

Владек. Главное, что не голодали. У меня с собой были книги. Я читал вслух.

Марианна. У него была «Трилогия» Сенкевича. Дочитав до последней страницы, он начинал сначала. В одних и тех же местах смеялся, в одних и тех же плакал! Господи, я думала, с ума сойду! Просила, умоляла: «Владек, давай я тебя английскому научу, пока есть время. Или бухгалтерии. Ведь кончится же когда-нибудь война».

Владек. Это мысль. Английский. После войны уедем в Америку.

I speak English.

You speak English.

He speaks English…

Марианна. Через двадцать минут он засыпал.

Владек. Ну нет у меня способностей к языкам.

Зоська. Олесь потребовал, чтобы я нажарила ему рыжиков с луком. Наелся, живот вздулся, и он умер. Ну и пошли слухи, будто я его отравила.

Менахем. Я перебрался из коровника в хату и прятался теперь там. Вот было счастье!

Марианна. Роды начались в бункере.

Владек. Я принимал роды. Боже! Я знать не знал, что надо делать!

Марианна. Я рожала и говорила ему, что делать. Хотя сама ничего не знала.

Владек. Я старался, как мог, но ребенок умер.

Марианна. Это была девочка. Прелестная. Здоровая.

Владек. Умерла через несколько часов. Может, оно и к лучшему — втроем мы бы не выжили. С маленьким ребенком? Да никогда.

Марианна. Я думаю, он ее задушил, пока я спала.

Владек. Мы похоронили ее в лесу.

Марианна. Под именем Доротка.

Владек. Когда война закончилась, мы вернулись на мельницу. Мой дом сожгли немцы.

Марианна. Все было разграблено, сломано, испоганено, даже деревья в саду выкопаны.

Владек. Каким-то образом удалось запустить мельницу. Чудом. Конечно, с русской турбиной она работала не так, как с довоенной, швейцарской, но все же. Однажды пришел Зигмунт. Принес литр водки.

Зигмунт. Мир!

Владек. Мы же одноклассники — выпили и помирились.

Зигмунт. Обо всем условились — чего не касаться, о чем не говорить.

Владек. Главное, чтобы Марианка была в безопасности, верно, Зигмунт?

Зигмунт. А как же! Чтобы никто не смел ее обижать! Никто!

Владек. На следующий день я сказал Марианке, что война закончилась и она свободна. Может уйти, если хочет. Но Марианка заявила, что никуда не пойдет, потому что перед Богом и перед людьми она — моя жена и все тут.

Марианна. Вот только детей у нас больше не было.

Все.

С гордостью законной,
оглянись вокруг:
ты же ведь — сын Польши,
Коперника внук.

Над Вислой голубою
старый Торунь дремлет…
Поляк остановил Солнце
и закрутил Землю.

Урок XII

Зоська. Не знаю, как Зигмунт догадался, что это я спрятала Менахема.

Зигмунт. Зоська, признайся по-хорошему. Мы знаем, что он у тебя всю войну скрывался! Ты и Олеся грибами отравила, чтобы спать с этим пархатым. Ну и дурак же я, что сразу не допер!

Зоська. «Да ты что, Зигмунт? Какой еще Менахем?» Он залепил мне пощечину.

Зигмунт. Я велел товарищам подождать во дворе.

Менахем. Я все слышал, но что мне было делать?

Зоська. По правде говоря, я сама согласилась. Только бы он не стал искать Менахема. Я понимала, что, если они хорошенько поищут — непременно найдут.

Зигмунт. Ты, Зоська, помни: мы — не бандиты. Мы — польская армия. Если этот паршивый большевик не объявится, мы вернемся сюда и поговорим с тобой иначе, а потом тебя расстреляют от имени Республики Польша!

Менахем. Когда они ушли, я вылез из укрытия.

Зоська. Надо отсюда уезжать.

Менахем. Поедем в Америку. Надо бежать. Обо всем забыть. Начать новую жизнь. Здесь нас убыот. Мстить не имеет смысла. Иначе жизни не будет.

Зигмунт. Однажды я сел и написал Абраму письмо. Дорогой Абрам!

В первых строках своего письма сообщаю тебе грустную весть: наш одноклассник Якуб Кац и наша одноклассница Дора со своим ребенком, а также все наши евреи мертвы — их убили гитлеровские нелюди, заживо сожгли в овине женщин и детей. Никого из твоих родных не осталось! Нет раввина. Убит гадами и наш одноклассник Рысек. Нет слов описать, что вытерпела наша родная Польша, наш народ и наши несчастные одноклассники.

Боже, зачем ты подвергаешь нас таким испытаниям? Желаю тебе всего доброго. Зигмунт.

Абрам. Дорогой мой товарищ Зигмунт, твое письмо надрывает мне сердце. Я плачу день и ночь, и даже в молитве не нахожу утешения. Значит, нет больше на свете нашего Якуба Каца? И Доры? И нашего товарища Рысека?

Я вспомнил, как в день моего отъезда собралась родня — все пошли со мной, когда я прощался с синагогой и могилами предков. Помню, как дядя Бенек, мамин брат, всю дорогу играл на кларнете, а бедная моя мама, не переставая, плакала, словно что-то предчувствовала. Но она, бедняжка, наверное, беспокоилась обо мне — о том, что может случиться с ее сыном, а не о своей судьбе, о том, что злодеи запрут ее в овине и сожгут заживо. Вместе с другими евреями нашего местечка. Из всей нашей большой семьи остался один я.

Не могу писать, дорогой мой товарищ Зигмунт, потому что слезы текут уже не ручьем, а рекой. Напиши, не нужно ли тебе чего-нибудь.

Твой Абрам.

P. S. Будь здоров, и да хранит тебя Всемогущий Господь.

Зигмунт. Дорогой Абрам!

Нам ничего не нужно. Худо-бедно справляемся. Как говорится, гол, да не вор, беден, да честен. Мы хотим увековечить память об этом страшном событии, поставить памятник. Если бы ты сумел помочь скромной суммой, мы были бы благодарны.

С приветом. Зигмунт.

P. S. Моя жена Хеленка, с которой ты не знаком, шлет тебе привет.

Зоська. Я продала все, что можно, и мы уехали в Лодзь.

Менахем. У меня были там знакомые из Вильно — еще с тех пор, как я туда ездил по киношным делам. Нам помогли с работой. Я устроился в театр электриком. Зоська — гардеробщицей. Оказалось, что она беременна.

Зоська. Надо избавиться от ребенка.

Менахем. Зачем?

Зоська. Неизвестно, чей он. Твой или его? Я не знаю. Не знаю. Не знаю. Господи, что делать? Нам тут никогда не дадут жить спокойно. Тебя убыот. Меня убьют. Обещай, что мы уедем! Поклянись!

Менахем. Я поклялся, но после аборта отношения у нас стали портиться.

Зоська. Ты обещал, что мы уедем! Когда?

Менахем. Уедем, детка, я же сказал!

Зоська. Снова ты пьяный, черт тебя побери! Где ты был? В «Актерском», да?

Менахем. «Детка, надо подсобрать деньжат на дорогу! Ты же знаешь». И я собрал. Занял у одной актрисы, любовницы полковника НКВД, у которой осело добро, наверное, половины виленского гетто. Купил Зоське билет и проводил в Вену.

Зоська. Ты приедешь?

Менахем. «Приеду, детка, как только смогу». Зоська так высовывалась из окна, что я боялся, как бы она не выпала.

Зоська. Он стоял на перроне. В своем светлом пиджаке. Я думала, у меня сердце разорвется. Словно чувствовала, что вижу его в последний раз.

Менахем. У меня была простая цель. Заработать немного денег и убраться из этой страны. Один приятель посоветовал, что самое доходное дело — официальное мародерство. А кто у нас самый официальный мародер? ГБ.

Зоська. В New York мне очень помог Абрам. Приютил, пока я не нашла комнату и работу. Его семья жила в скромном доме. Куча детей. Жена Абрама, кажется, меня полюбила. Мы разговаривали часами. Абрам хотел знать все. Каждую мелочь. Когда я рассказала ему, кто на самом деле сжег евреев, он сперва не поверил. Показал мне письма Зигмунта. Я засмеялась.

Абрам. Я думал, сойду с ума. А я еще этому негодяю деньги посылал. Тогда я написал письмо в польское правительство.

Я, Абрам Бейкер, в 1937 году уехал в Америку.

В Польше остались мой дед Хаим и мой дед Якуб, моя бабушка Роза и моя бабушка Фейга.

Мой папа Шломо и моя мама Эстерка.

Мои братья Хаимек, Изя и Кубек.

И мои сестры: Лейча, Фруня и Фаня.

Мои дядья по матери: Мендель, Иосиф, Шаоль, Райзер, Давид и Шмуль.

И мои тетки по матери: Хана, Сара, Хинда, Дебора, Моли и Зизи.

Мои дядья по отцу: Исаак, Акива, Яша, Зелиг, Бенек и Шимон.

И мои тетки по отцу: Рахеля, Леа, Мириам, Зельда, Гитель и Годль.

Мои двоюродные братья: Шмулек, Монек, Янек, Давид, Урек, Вельвусь, Адась и Элек.

И мои двоюродные сестры: Зузя, Хайка, Фримча, Итка, Тыля, Геня, Мальча, Соня, Ядзя и Дуня.