Руслан Скрынников - Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века

• Название: Социально-политическая борьба в Русском государстве в начале XVII века
• Автор: Руслан Скрынников
• Издательство: Издательство Ленинградского университета
• Жанр: История
• Год: 1985

В монографии впервые в исторической науке дается целостная картина политической борьбы, развернувшейся в Русском государстве в преддверии гражданской войны и на начальном ее этапе (1603–1605 гг.). Автор уточняет историю этой войны на основе новых источников, определяет соотношение элементов крестьянской войны и казацких движений. В книге приводятся обширные биографические сведения о Б. Годунове, Г. Отрепьеве и других исторических деятелях начала XVII века.

Книга рассчитана на научных работников и преподавателей истории, всех интересующихся отечественной историей.

---

Обвинения в колдовстве послужили не более чем поводом к гонениям на Романовых. Подлинные же причины санкций были значительно глубже. Болезнь Бориса возродила призрак династического кризиса. В такой обстановке любые действия вождей оппозиции в Боярской думе внушали подозрения властям. Бельский открыто добивался популярности в армии, Романовы собрали в столице многочисленную вооруженную свиту. В случае смерти Бориса такие меры были чреваты серьезными политическими осложнениями.

Польские послы потратили немало усилий на то, чтобы установить причины опалы Романовых. Собранная ими информация особенно интересна потому, что она исходила от людей, симпатизировавших родне царя Федора. «Нам удалось узнать, — читаем в польском дневнике, — что нынешний великий князь (Борис. — Р.С.) насильно вторгся в царство и отнял его от Никитичей-Романовичей, кровных родственников умершего великого князя. Названные Никитичи-Романовичи усилились и, возможно, снова предполагали заполучить правление в свои руки, что и было справедливо, и при них было достаточно людей, но той ночью великий князь (Борис) на них напал».[53]

Дневниковая запись раскрывает подлинные причины гонений на братьев царя Федора. Тяжелая и продолжительная болезнь Годунова подала Романовым надежду на то, что они вскоре смогут вновь вступить в борьбу за обладание короной. Малолетний наследник Бориса имел совсем мало шансов удержать трон после смерти отца. Новая династия не укоренилась, и у больного царя оставалось единственное средство ее спасения. Он должен был устранить с политической арены главных претендентов на корону. Летописцы из ближайшего окружения Федора Никитича прекрасно понимали это обстоятельство. Объявив опалу на Романовых, отметили ойи, Борис рассчитывал «досталной корень царской известь», извести «последнее сродствие» законных государей Ивана Грозного и Федора Ивановича.[54] Летописец забыл упомянуть, что Романовы, настаивая на своих правах «царского» происхождения, готовились свергнуть выборную земскую династию, что и явилось причиной гонений на них.

В деле Романовых можно заметить странное несоответствие. В покушении. на жизнь царя власти обвинили Александра Романова, гонениям же подвергся большой круг лиц. Изгнание из думы всех родственников и приверженцев Романовых подтверждает предположение о том, что Годуновы искали способ раз и навсегда покончить с их попытками предъявить свои права на трон.

Дело Романовых и Бельского явилось закономерным завершением борьбы за трон, продолжавшейся после Земского собора 1598–1599 гг.

Для суда над Никитичами дума выделила особую комиссию во главе, с окольничим Михаилом Глебовичем Салтыковым. Ему царь поручил дело, которое должно было послужить отправным пунктом суда над оппозицией. Естественно предположить, что именно Салтыкову пришлось руководить штурмом подворья Романовых, когда те отказались допустить царских посланцев для проведения обыска.

После ареста братьев Романовых власти поручили рассмотреть дело духовенству и боярам. Как и во все трудные минуты, Борис прибегнул к помощи верного ему патриарха. По этой причине судебное разбирательство проводилось не в помещении думы, а на патриаршем дворе. Туда явились Михаил Салтыков с членами комиссии и в присутствии арестованных Никитичей выложили на стол главную улику — мешок с волшебными корешками. Боярину Александру Романову была устроена очная ставка с его казначеем Бартеневым.

Никто не посмел поднять голос в защиту опальных. Напротив, все спешили выразить преданность Борису, чтобы отвести от себя подозрения в измене. «Бояре же многие, — записал летописец, — на них (опальных Никитичей. — Р.С.) аки зверие пыхаху и кричаху».[55] Романовы были ошеломлены нападками тех, кто многие годы заседал с ними в думе. Будучи в ссылке, Федор Романов с горечью говорил: «Бояре-де мне великие недруги, искали-де голов наших, а ныне-де научили на нас говорити людей наших, а я-де сам видел то не одиножды».[56]

Того же мнения придерживались и его братья. Василий Романов сказал однажды в присутствии пристава: «Погибли, деи, мы внапрасне, ко государю в наносе, от своей братьи бояр».[57]

Годуновы щедро вознаградили тех, кто помог им расправиться с Никитичами. Михаил Салтыков тотчас после суда получил боярство. Князь Петр Иванович Буйносов-Ростовский, распоряжавшийся «на опальном дворе» Романовых, был вскоре произведен из думных дворян в бояре. Глава сыскного ведомства Семен Никитич Годунов также получил боярство.

Имеются основания полагать, что власти произвели общий розыск об измене Романовых и Богдана Бельского. Осведомленный современник дьяк Иван Тимофеев прямо утверждал, что дело Романовых явилось прямым продолжением расследования о заговоре Бельского. В свойственной ему замысловатой манере дьяк писал, что в желании «царства» были обвинены не один Бельский, «но и ины с ним в тождество единомыслие ему приплетоша, и сих такожде… по странах развея».[58] Тимофеев, без всяких сомнений, имел в виду бояр Романовых, хотя из осторожности и не называл их имени.

Нет ничего удивительного в том, что наиболее опасные из противников Бориса старались объединить свои силы в преддверии переворота.

Власти сделали все, чтобы сведения о распрях в Боярской думе остались неизвестными иноземцам. Приставы старались всячески затруднить послам общение с московскими жителями. Волей-неволей полякам пришлось питаться слухами. Вскоре после разгрома романовского подворья по столице распространился слух о казни главных заговорщиков. В посольском дневнике этот слух отразился в виде следующей записи: «…через десять дней Второй Романович (Александр Никитич. — Р.С.) и князь Бинский (Богдан Бельский. — Р.С.) приняли смерть».[59]

Толки, подслушанные поляками, очень точно указывали имена двух главных обвиняемых в деле о покушении на жизнь и власть царя. Сведения об их смерти оказались однако неверными.

Борис долго колебался и медлил, прежде чем вынес решение о наказании виновных. Розыск об измене Бельского начался не позднее весны 1600 г., а его наказание, такой осведомленный современник, как Конрад Буссов, отнес к 1602 г.

Сообщая о судьбе Бельского, Иван Тимофеев отметил, что его не только лишили сана («славы»), но и предали позорному наказанию, каковому в соответствии с «градскими законами» подвергались «злодеи», разбойники и «мытари». После торговой казни Бельский претерпел новые унижения: «…и ина безчеснейшая поругания и срамоту ему… наложиша и в места дальная поточен бысть».[60] Конрад Буссов раскрыл смысл показаний московского дьяка. В дни болезни Борис приблизил к себе шотландского капитана Габриэля, человека бывалого и кое-что смыслившего в медицине. Пока из Германии не прибыли выписанные для царя врачи, Габриэль «за неимением лучшего был назначен лейб-медиком Бориса».[61] В дни суда над Бельским Габриэлю пришлось взять на себя несвойственные доктору функции.

Шотландец осуществил казнь, специально придуманную для Бельского. Он вырвал ему всю его густую и длинную бороду, служившую по народным понятиям символом чести.[62] В конце концов Бельского решили сослать, по одним сведениям, в Сибирь, по другим — «на Низ (в понизовные волжские города. — Р.С.) в тюрьму».[63]

Бельский был связан с правящей династией узами родства, потому опала на него носила, по-видимому, персональный характер. Младший сын окольничего Постник был послан на службу в Сибирь.[64] Но и он и его брат Иван сохранили свои обширные поместья в Вязьме и продолжали нести государеву службу.

Был ли Бельский в Сибири, трудно сказать. Достоверно известно, что длительное время опального держали в ссылке в его нижегородском имении. В конце 1602 — начале 1603 г. приставом у Бельского числился видный нижегородский дворянин Василий Анучин.[65] Годуновы не спешили с возвращением опального в Москву. В описи царского архива упомянут документ — «столп 112-го году, как сослан был Богдан Бельской в село Никольское, и был у нево в приставех Ондрей Ржевский да Василии Онучин».[66] Как видно, Бельского держали в деревне вплоть до 1603–1604 гг. (7112).

Подвергнув Бельского унизительным публичным наказаниям, власти стремились скомпрометировать его в глазах дворянства и столичного населения. По-видимому, Годуновы считали зачинщиком тайной интриги Бельского деятеля старшего поколения. Молодые Романовы признавали авторитет Бельского и выражали исключительное уважение к его политическим суждениям. Федор (Филарет) Романов считал, что в думе у царя Бориса не осталось умных и «досужих» людей, способных решать дела государства. Потому, говорил Филарет, «не станет, де, их дело никоторое, нет, де, у них разумново, один, де, у них разумен Богдан Бельский к посольским и ко всем делам добре досуж».[67]

Власти избавили Романовых от публичных унижений, считаясь с их популярностью в столице. И все же эту опальную боярскую семью постигло наказание, куда более суровое, чем наказание Бельского.