Феофан Затворник - Сборник "Святые Отцы о молитве и трезвении"

• Название: Сборник "Святые Отцы о молитве и трезвении"
• Автор: Феофан Затворник
• Жанр: Религия

«Молитва – дыхание духа. Есть молитва – живет дух, нет молитвы – нет жизни в духе», - писал свт. Феофан. Для укрепления в себе молитвенного духа прекрасным подспорьем будет этот сборник.

---

40) «Пророк сказал: приклони ухо» (Пс. 114, 2), не для того, чтобы ты составлял какое-нибудь чувственное понятие о Боге, будто бы имеет Он уши и приклоняет их по причине тихого голоса, как делаем мы, приближая слух свой к говорящим слабо, чтобы лучше услышать произносимое. Он сказал: «приклони», чтоб показать собственную свою немощь, т.-е. снизойди по человеколюбию ко мне лежащему долу, как человеколюбивый врач, приклоняя слух свой к больному, который от великого изнеможения не может говорить внятно, чтобы вблизи яснее узнать нужды страждущего. Божий слух для услышания не имеет нужды в звуках голоса. Бог и по движениям сердца узнает просимое. Или не слышишь, как Моисей, который ничего не говорит, но в бессловных воздыханиях молит Господа, услышан был Господом, Который сказал ему: «что вопиеши ко Мне» (Исх. 14, 15)? [1, 399].

Глава 2: СВЯТОГО ИОАННА ЗЛАТОУСТА НАСТАВЛЕНИЯ О МОЛИТВЕ И ТРЕЗВЕНИИ[2]

1) Господь не только заповедует прощать похищающему твое и олихоимствовавшему тебя, но говорит еще: люби его любовью сильнейшею и искреннею. Ибо это, именно это внушить желая, сказал Он: «молитеся за творящих вам обиду» (Лк. 6, 28), — что делается обычно только в отношении к тем, коих сильно любят. Так Христос молиться об обижающих заповедал, а мы ковы сшиваем против них, и, получив повеление — благословлять клянущих нас, забрасываем их тысячами проклятий [1, 400].

2) Помолиться, говоришь, я и дома могу, а слышать беседы и учение дома не могу (обличаются уходящие из церкви, прослушав беседу Златоуста, по прочтении Евангелия). Обманываешь ты себя, человече. Помолиться и дома конечно возможно; но так помолиться, как в церкви, невозможно, — где такое множество отцев, и где такой единодушный к Богу воссылается вопль. Не будешь ты так услышан, когда сам о себе один молишься Господу, как (когда молишься Ему) с братьями своими. Ибо здесь есть нечто большее, как-то: единомыслие, согласие, союз любви и молитвы иереев. Иереи для того и поставлены предстоять в собраниях, чтоб слабейшие сами по себе молитвы народа, быв подъяты их сильнейшими молитвами, вместе с ними восходили на небеса. — К тому же что пользы от проповеди, когда с нею не соединяется молитва? Прежде молитва, — а потом слово. Так и Апостолы говорят: «мы же в молитве и служении слова пребудем» (Деян. 6, 4). Так делает и Павел, всегда молитвою начиная свои послания, чтобы как свет светильнику, так и свет молитвы предшествовал слову. Если приучишь себя молиться со тщанием, то не будешь иметь нужды в учении от равных тебе рабов; потому что тогда сам Бог, без всякого посредства, будет просвещать ум твой. Если же молитва одного такую имеет силу, то тем паче молитва в союзе со многими. У этой больше силы и больше дерзновения, чем у той, которая дома бывает, наедине. Откуда это видно? Послушай, как говорит о сем св. Павел: «иже от толикия смерти избавил ны есть, и избавляет, нанже уповахом, яко и еще избавит, споспешествующим и вам по нас молитвою, да от многих лиц, еже в нас дарование, многими благодарится о нас» (2Кор. 1, 10. 11). Так и Петр освободился из узилища, потому что «молитва бы прилежна бываемая от Церкви к Богу о нем» (Деян. 12, 5). Если же Петру принесла пользу молитва Церкви, то как же ты, скажи мне, презираешь силу ее, и какое можешь иметь в этом извинение? Послушай еще, — вот и сам Бог говорит, что Он не может не приклоняться, когда множество народа благоумно докучает Ему в молитве. Ибо, оправдывая пред Ионою скорое помилование Ниневитян, Он говорит: «ты оскорбился еси о тыкве, о нейже не трудился еси, ни воскормил еси ея, яже родися об нощь, и, обнощ погибе. Аз же не пощажду ли Ниневии града великаго, в немже живут множайшии неже дванадесять тем человек» (Ион. 4, 10. 11)? Не просто Он выставляет, на вид множество народа, но с тем, чтоб дать тебе уразуметь, что согласная многих молитва великую имеет у Него силу [1, 725. 726].

3) Предмет всегдашних моих увещаний — да прилежим усердной молитве трезвенною мыслию и бодренною душею (это в храме, на литургии). — Диавол, видя, как пламенна и возбужденна душа твоя в молитве, поймет, что путь к помыслам твоим для него непроходен. Увидев, что ты зеваешь и себе не внимаешь, он тотчас вскочит в тебя, как в пустое, оставленное жильцом, жилище. Если же увидит, что ты собран в себе, бодрствен и к самым небесам будто привешен, то даже и взглянуть на тебя не посмеет. Пожалей же себя, и загради вход в душу твою лукавому демону. Ничто так не преграждает пути к его на нас находу, как прилежная и теплая молитва [1, 734].

4) Что, думаешь ты, повелевается, когда диакон возглашает: «прости» (оρθοι, выпрямившись), «станем добре»? Не другое что, как чтоб мы восставили долу стелющиеся помыслы наши, и отрясши духовное разленение, порожденное в нас хлопотами по житейским делам, прямо пред лицем Бога поставили душу свою. А что это истинно так есть, что слово это относится не к телу, а к душе, ее повелевая восставить прямо, послушаем Павла, который в этом именно смысле употребил сие речение. Ибо простирая слово к людям, которые готовы были пасть духом под бременем бед, он говорит: «ослабленныя руки и ослабленная колена исправите» (Евр. 12, 12). Ужели скажешь, что он говорит здесь о руках и ногах тела? Никак; ибо он обращает речь не к тем, кои ведут состязания в беге и борьбе, но он убеждает этими словами восставить силу внутренних помыслов, разбитых искушениями [Там же].

5) Помысли, близ кого стоишь ты? С кем приступаешь призывать Бога? — С Херувимами. Внимай же сим, в одном с тобою стоящим хоре, — и этого будет тебе достаточно к поддержанию трезвения, когда будешь помнить, что ты, обложенный телом и с плотью соплетенный, удостоен воспевать общего всех Владыку вместе с бесплотными. Итак, принимая участие в сих священных и таинственных песнях, никто не стой здесь с распущенным вниманием и расслабшим усердием, никто в это время не держи житейских помыслов, но изгнав все земное из ума, и всецело перенесшись на небо, так возноси всесвятую песнь Богу славы и величия, как бы ты стоял близ самого престола славы, об руку с Серафимами. Для сего-то и повелевается нам стоять добре в это время. Ибо стоять добре не что другое означает, как стоять так, как подобает стоять человеку пред лицем Бога, — со страхом и трепетом, с трезвенною и бодренною душею [Там же].

6) Что и это речение («станем»; пред сим толковал об оρθои — выпрямившись) относится к душе, опять показал тотже св. Павел, говоря: «тако стойте о Господе возлюбленнии» (Фил. 4, 1). Ибо как стрелец, желая пускать стрелы прямо в цель, прежде всего заботится установить себя самого, и, уже установившись верно против цели, начинает стрелять; так и ты, желая устрелить диавола в злую его голову, прежде позаботься установить помыслы, чтоб, утвердившись в правом и беспрепятственном стоянии, верно бросать в него стрелы [Там же].

7) Молитва есть великое оружие, сокровище неоскудевающее, богатство никогда неиждиваемое, пристанище неволненное, невозмутимое отишье, — и бесчисленных благ корень и источник и матерь есть молитва: она могущественнее самой царской власти. — Молитву же я разумею, не кое-какую, не нерадивую и рассеянную, но пламенную и притрудную, исходящую из души болезнующей и ума глубокособранного. Такая только молитва небовосходна [1, 743—4].

8) Как вода, когда течет по ровному месту и разливается широко, не поднимается вверх: когда же руки искусников утесняют ее всесторонними ограждениями, тогда она от собственного напора быстрее стрелы устремляется вверх: так и сердце человеческое, наслаждаясь всяким покоем, рассеивается и разливается; когда же обстоятельства утеснят его, тогда гнетомое оно воссылает горе чистые и усердные молитвы. И чтоб убедиться тебе, что эти именно, от скорби воссылаемые молитвы, наиболее бывают сильными на небе, послушай, что говорит Пророк: «ко Господу внегда скорбети ми, воззвах и услыша мя» (Пс. 119, 1). Воспламеним же сердце свое, и сокрушим душу памятованием грехов, сокрушим ее не за тем, чтоб только утеснить, но чтоб подготовить и услышание молитвы ее, сделав ее трезвенною, бодренною и самых небес касающеюся [1, 744].

9) «Боже милостив буди мне грешному», взывал мытарь, и вышел из храма оправданным паче фарисея (Лк. 8, 13). И вышло, что слова явились выше дел, и речения превзошли деяния. Тот выставлял свою праведность, пост, десятины; а этот одни сказал слова (без дел), и стяжал прощение всех грехов. Почему так? Потому, что Бог не одни слова слушал, но паче внимал чувству, с каким они произнесены, — и, нашедши его сокрушенным и смиренным, помиловал и возчеловеколюбствовал. Это говорю я, не да согрешаем, но да смиренномудрствуем. Ибо если мытарь, человек последней худости, не возсмиренномудрствовав (ибо что за смиренномудрие у того, у кого все худо?), а только возблагоумствовав, и грехи свои высказав, и исповедав себя тем, чем был, такое привлек к себе Божие благоволение: то сколь большую привлекут себе Божию помощь те, которые, наделав много добрых дел, нимало высоко о себе не думают! Посему-то я всегда и прошу, и молю, и заклинаю всякого из вас, как можно чаще исповедывать грехи свои пред Богом. Я не вывожу тебя пред публику, как на зрелище, и не принуждаю открывать грехи свои пред людьми. Пред Богом открой совесть свою. Ему покажи раны свои и у Него проси уврачевания. Ему покажи, не поношающему, но уврачевание подающему (Иак. 1, 5). Он уже все видит, хоть ты и молчишь. Выскажись же, — и получишь пользу. Выскажись, чтобы сложив все бремя грехов здесь, туда перейти чистым без всяких ран греховных, — и избавишься от нестерпимого опубликования их (на страшном суде). Три отрока душу свою предали за исповедание единого истинного Владыки всяческих и Бога, и в пещь огненную ввержены; однако же после стольких и толиких доблестей, говорят: «несть нам отверсти уст, студ и поношение быхом рабом твоим, и чтущим Тя» (Дан. 3, 33). — Так зачем же вы отверзаете уста свои? — Чтоб это одно, говорят, сказать, что «несть нам отверсти уст, и этим одним умилостивить Господа» [1, 745—6].