Луи Буссенар - Сын парижанина

• Название: Сын парижанина
• Автор: Луи Буссенар
• Издательство: Ладомир
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1994
• ISBN: 5-86218-035-4

Роман «Сын парижанина», составляющий вместе с «Архипелагом чудовищ» дилогию, повествует о приключениях Тотора — сына популярного героя Буссенара — Виктора Гюйона по прозвищу Фрике — и его друга Гарри Стоуна по прозвищу Меринос.

_{Художник А. Махов}

---

— Ах, — прошептал Тотор, и его глаза увлажнились, — ему пришлось есть траву!

Умирающий угадал, что подле него кто-то есть, и прохрипел:

— Воды, Бога ради… воды.

Несколько исполинских аквилегий красовалось неподалеку. В их широких листьях, наполовину свернутых рожком, Тотор заметил блестящую росу. Его самого мучила жажда, но, забывая о себе, он заботился только о Мериносе. Парижанин быстро срезал толстый черенок листа…

В сухие, растрескавшиеся губы страдальца Тотор направил чистую струйку воды, и это оживило Мериноса. Его блуждающий взгляд посветлел и остановился на парижанине, который ласково улыбнулся ему.

— Благодарю, еще… еще… — прошептал Меринос слабым голосом.

Тотор опустошил целую лужайку. С бесконечной осторожностью он заботливо поил оживавшего американца.

— Ну что, лучше? — спросил он его, улыбаясь.

Меринос взял руку француза, лихорадочно пожал ее и шепнул со слезами на глазах:

— Да, лучше… Благодарю… О, ты добр, очень добр!

— Есть о чем говорить! Каждый делает что может…

Побежденный Меринос не пытался ни удержать, ни скрыть слез, которые текли по его щекам. Бесцветным, дрожащим голосом он сказал:

— Я думал, что умираю… А теперь хочется есть… ужасно хочется есть.

— Бедняга, значит, ты ничего не нашел пожевать?

— Ничего!

— И ты голодал шестьдесят часов?

— Я пробовал есть траву… да, да… траву. Готов был есть землю… О, как ужасно голодать!..

— Знаешь, мне совсем не скучно слушать тебя, но у нас найдется дело получше болтовни. У меня есть кладовка, а в ней несколько дюжин сырых яиц да еще две птицы, тоже сырые. Если ты ослаб и не можешь идти, садись ко мне на спину — у меня еще хватит силенок, чтобы отнести тебя.

— Нет… просто дай мне руку.

— Как хочешь!

Поддерживая американца, Тотор довел его до своей стоянки.

Тут Меринос, который в обычное время с отвращением отказался бы от такой невкусной, даже противной пищи, радостно закричал при виде съестного. Тотор едва успевал прокалывать одно за другим и подавать ему яйца. Единым духом всасывая жидкое содержимое и жадно обнюхивая скорлупки, Меринос тут же принимался за следующую партию.

— Готово, осушил! — восхищенно заметил парижанин. — Недурная глотка! Гоп — и готово! Гоп! Только осторожней. Как бы несварения желудка не получить.

— Еще, пожалуйста!

— Нет, погоди… А то заболеешь. Нужно быть осмотрительным, старина!

— Да, ты прав… Я точно голодное животное! Я мог бы есть, пока не лопну… А мне уже стало лучше, горло и желудок перестали гореть, не чувствую больше головокружения, которое мешало соображать… Силы возвращаются… Ты спас меня, дорогой Тотор!

— Ты сделал бы то же самое на моем месте, дорогой Меринос. Да, кстати, если прозвище Меринос тебе не нравится, я буду звать тебя настоящим именем.

— Ни за что! «Меринос» мне подходит. Отлично придумано, и вовсе не глупо — Меринос!

Американец говорил просто, приветливо, потеряв надменное выражение лица, которое делало его таким несносным для окружающих.

— Право, я был бы последним идиотом, если б обижался на остроумное, меткое прозвище.

Жестокий урок, данный ему судьбой, по-видимому, принес свои плоды. По крайней мере сейчас. Но будет ли окончательным это превращение, особенно при неуемной, безумной гордыне, которую воспитали в нем слепая нежность богатых родителей и угодничество небескорыстных товарищей?

Точно желая получить поддержку от нового друга, храброго, сильного и, как он только что убедился, доброго, всегда готового помочь, сын короля шерсти снова заговорил своим низким, на этот раз тревожным голосом:

— А что же нам теперь делать?

— Ба! — ответил Тотор. — Мы останемся по-прежнему робинзонами… и по-прежнему будем отвоевывать у судьбы скудное пропитание.

— Ты думаешь, что «Каледонец» не придет за нами?

— Он испарился… сгинул… улетел! Можешь справить по нему траур. Мы одни, совершенно одни, и должны полагаться только на свою смекалку. Нам придется, бедный мой Меринос, вести тяжелую, повседневную битву за жизнь.

— Но ведь здесь, по соседству, должны быть поселки… или фермы, или просто хижины… люди, наконец!

— О нет. Мы в центральной части западного побережья Австралии, то есть в самой пустынной части самой дикой страны в мире… Если здесь есть жители, то это каннибалы, а с ними лучше не встречаться. Мне что-то не хочется, чтобы из меня делали тушеное мясо с гарниром из сладкого картофеля[45]. А что касается роскошной природы, ее великолепных деревьев и изумительных цветов, то они прекрасны, но почти совершенно бесплодны. Дичи тоже, считай, нет. Да и мой замечательный карабин «Хаммерлесс де Гинар» все равно остался на корабле. Из оружия у меня — только перочинный ножик.

— Значит, нас ждут муки голода, жестокие, непрестанные? Неужели мы отучимся думать, дойдем до состояния животных, непрестанно отыскивающих добычу?

— Не падай духом! Есть же еще восторг борьбы — я, например, его сейчас испытываю. Хочется одолеть неодолимое!

— А мне нет, клянусь! Если опять предстоят такие пытки, какие я терпел шестьдесят часов, предпочту разом кончить счеты с жизнью.

— Заткнись! Ты сумасшедший. Разве в наши годы можно добровольно дезертировать, без борьбы отказаться от такой восхитительной и возвышенной штуки, как жизнь?

— Я нахожу ее ужасной, жестокой, невыносимой…

— Ну нет, она скорее занимательна. Нас ждут невероятные приключения… Я так мечтал об этом!

— Отец тратит двадцать пять тысяч долларов в день, и вдруг — такая нелепость: у меня, его сына, нет хотя бы жалкой котлеты или простой банки мясных консервов!

— И все жалобы — из-за того, что тебе всего разок пришлось попастись на травке! Я знаю человека, прошу прощения, богаче тебя, который гораздо дольше пробыл ультравегетарианцем.

— Кто же это?

— Один малый, по имени Навуходоносор Второй, царь ассирийский. Он в течение семи лет ел одну траву. И Ветхий завет не утверждает, что это был шпинат с гренками.

Такой шутке Меринос не мог не улыбнуться. Почти уже сдавшись, он добавил:

— Тотор, ты смеешься надо мной!

— Да никогда в жизни! Видишь ли, ты — американец, а твои сограждане — образцы инициативы, упорства, энергии… Будь же достоин их! Кто ты такой сегодня? Мериносик, нечто мягкотелое и бесполезное. Вот так, я тебе откровенно говорю. А раз ты все потерял, борись, пошевеливайся, думай, действуй! Не будь рохлей, не жалуйся на несчастья, а когда сможешь в течение дней и месяцев добывать из ничего хлеб насущный, то станешь человеком, настоящим человеком.

— God bless![46] Ты прав! — вскричал американец, воспрянувший духом от этих суровых и мужественных слов. — Я так и поступлю!

— В добрый час! Тогда мы объединим наши усилия и сотворим из ничего нечто замечательное. Прежде всего — чем мы богаты?

Меринос порылся в карманах, вытащил платок, потом тонкий бумажник из змеиной кожи… В бумажнике — несколько визитных карточек и пачка банкнот, называемых американцами «green baks» — зелененькими, по их цвету. Набралось их на пять-шесть тысяч долларов. Значит, двадцать пять — тридцать тысяч франков.

Тотор пожал плечами и воскликнул:

— Вот уж действительно прихоть богача: вести в пустыне жизнь робинзона, имея целое состояние!

— Но я предпочел бы всем этим долларам баранью ножку!

— И я, конечно! Больше ничего нет?

— Нет.

— Спрячь в карман, эти деньги не принимают в ресторане «Волчий голод» и в гостинице «Под высокой звездой».

— Не напоминай про голод! Я еще не наелся.

— Месье Меринос, мне кажется, вы — джентльмен, у которого главный орган — рот!

— Увы, это так, мистер Тотор! У моего отца десять поваров, и я — гурман с пеленок!

— Скверная привычка, от которой бывает расстройство желудка и аппендицит[47].

— Теперь я поневоле сижу на диете.

— Выдуй дюжину яиц, а я тем временем отправлюсь на разведку.

— Я с тобой! Теперь уж мы ни на минуту не расстанемся. Вот только свяжу концами платок, соберу побольше яиц и унесу с собой на всякий случай.

— Браво! Ты становишься образцовым робинзоном и начинаешь понимать, что такое предусмотрительность! Пока ты заботишься о втором завтраке, я срежу две палки — примитивное орудие дикарей, раз уж мы ими стали.

Увидев красивую рощицу казуарий[48], характерную для австралийских пейзажей, парижанин выбрал два прямых ствола, срезал их на двухметровой высоте и сказал:

— Таким замечательным посохам позавидовали бы и пилигримы и пастухи! Наелся? Пошли!

На всякий случай Тотор прихватил с собой одну из придушенных накануне цапель.

— Прекрасное получится жаркое, если сможем добыть огня.

Юноши двинулись на запад, не приближаясь к реке, где мстительные голенастые птицы ревниво охраняли свои гнезда. Пройдя шесть-семь километров, путники увидели, что мангровые заросли с их хищными птицами и топкими болотами, укрытыми под травами и цветами, не заслоняют больше реку. Можно наконец подойти к воде и утолить жажду.