Николай Агафонов - Преодоление земного притяжения

• Название: Преодоление земного притяжения
• Автор: Николай Агафонов
• Жанр: Религия

Герои рассказов этой книги — генералы и солдаты, архиереи и семинаристы, монахи и ученые, комиссары и крестьяне.

Эти рассказы не просто житейские истории, а наполненные комедийными и драматическими событиями судьбы людей. Смешное и грустное здесь тесно соседствуют, в своем сплетении порождая захватывающий сюжет повествования, потому-то книга читается на одном дыхании.

Несомненно одно: рассказы читаются легко, а вот расставаться с их героями трудно.

---

— Дорогой Сергей Николаевич, ты думаешь, мне жалко дать разрешение строить тебе храм? Да мне хоть десять храмов строй, но пойми меня правильно, надо мною тоже есть начальники, что они скажут, я не знаю. Вот если бы сам Муртазов дал бы такое разрешение, тогда другое дело. Кстати, у него завтра день рождения, тебя тоже туда приглашают. Может быть, там и решат.

— С Муртазовым я уже разговаривал, — сказал генерал, — он, как и ты, наверх кивает.

На день рождения Муртазова генерал поехал со своим замом — полковником Свириным. Столы были накрыты прямо в саду по новомодной манере а-ля фуршет. По дорожкам сада прогуливались павлины и играла восточная музыка. «И здесь американцам подражают, — подумал генерал, — но, может быть, это лучше, чем сидеть перед низенькими подставками, заменяющими у азиатов столы. Да и ноги еще так не сложишь, как они это делают».

Муртазов встретил его с распростертыми объятиями, как старого друга. Но когда тот заикнулся о своей просьбе, Муртазов дипломатично ушел в сторону от вопроса:

— Ну что мы, дорогой Сергей Николаевич, будем с Вами говорить о серьезном, давайте отдыхать и веселиться. Не желаете ли сыграть со мной партию в бильярд?

Надо заметить, что Муртазов был страстный любитель бильярда и играл превосходно, не имея достойных себе соперников. Трофимову раньше не раз доводилось играть с Муртазовым и, естественно, каждый раз проигрывал. А так как проигрывать никому не нравится, особенно генералам, то он всякий раз старался уклониться от игры с Муртазовым. В этот раз также стал отнекиваться, а Муртазов настойчиво уговаривал Сергея Николаевича. Очень уж хотелось ему показать при всех гостях, как он обыгрывает русского генерала.

— Что же Вы, дорогой Сергей Николаевич, не хотите мне в день рождения сделать удовольствие.

— Хорошо, — вдруг согласился генерал, — я буду с Вами играть, но только на интерес.

— Отлично, — обрадовался Муртазов, — что за игра без интереса? На что будем играть?

— Если я выиграю, Вы мне разрешите построить храм.

Муртазов удивленно поднял брови и задумался. Потом вдруг разулыбался:

— Ставка высокая, а что поставите Вы на случай проигрыша?

— Свои генеральские погоны, — с отчаянной решимостью выпалил генерал.

Все зааплодировали. А Муртазов обвел гостей торжествующим взглядом и поднял указательный палец вверх:

— Все слышали, господа. Если я проиграю, то разрешу построить храм да еще помогу стройматериалами, а если проиграет генерал, он подает в отставку. Так ли я Вас понял, Сергей Николаевич?

— Вы меня правильно поняли, даю слово русского офицера, так и будет.

— Что же Вы делаете, Сергей Николаевич, — испуганно зашептал полковник Свирин, подойдя сбоку к генералу, — ведь Вы же проиграете, неужели это стоит генеральских погон?

— Знаешь, Игорь Александрович, я думаю, никакие, даже все маршальские погоны мира не стоят хотя бы одного храма.

Муртазов снисходительно уступил генералу право первому начинать партию. Трофимов, взяв кий, вспомнил, как в военном училище инструктор по стрельбе капитан Кращенко учил их, курсантов: «Если ты взял в руки оружие, то забудь, что оно отдельный от тебя предмет. Оружие — часть тебя, и если ты это почувствуешь, то уже никогда не промахнешься». Теперь, взяв в руки кий, генерал мысленно представил себе, что кий — это естественное продолжение его руки. Уже подойдя к бильярдному столу, сказал шепотом: «Господи, помоги победить — не ради собственной славы, а ради славы Твоей», — он уже хотел нанести удар, но тут вдруг остановился, переложил кий в левую руку, а правой осенил себя крестным знамением и тогда уже снова, взяв кий, нанес решительный удар. Треугольник из шаров рассыпался по всему бильярдному столу, и семь шаров закатились в лузы, при оцепенелом молчании окружающих. Восьмой победный шар генерал вкатил без всяких усилий.

Скрывая досаду, Муртазов бросил кий на стол и засмеялся:

— Ну, Сергей Николаевич, шайтан тебе помог.

— Не шайтан, а Бог, — сказал генерал и осушил фужер вина, поднесенный ему удивленным и обрадованным полковником Свириным.

Самара, декабрь 2003 г.

Штрихи к портрету архиепископа Пимена

Только что назначенный Синодом на должность ректора Саратовской духовной семинарии, я со всем рвением начал работу по ее возрождению. Дело в том, что еще никакой семинарии не было, все надо было начинать с нуля. Архиепископ Саратовский Пимен, которому и принадлежала идея о возрождении семинарии в его епархии, пригласил меня из Волгограда в Саратов, чтобы возглавить это дело, он же рекомендовал меня Святейшему Патриарху на должность ректора. Дело для меня было очень интересное, и в благодарность владыке Пимену за его доверие я старался изо всех сил. Но, несмотря на это, с передачей здания под семинарию ничего не получалось. Это отдельная тема, целая эпопея, на которой Владыка, я думаю, подорвал свое здоровье, — так он сильно переживал за этот вопрос. К началу учебного 1990 года нам так и не удалось открыть семинарию. Когда Святейший Патриарх Алексий II прислал телеграмму, в которой поздравлял учащих и учащихся с началом учебного года, Владыка с огорчением послал Святейшему ответ, в котором говорил: «Нет, Ваше Святейшество, ни учащих, ни учащихся. К великому нашему прискорбию, нет у нас пока даже здания под семинарию». Конечно, Владыка не собирался сдаваться и руки не опускал. Сильный это был человек. И мы продолжили работу по возрождению семинарии с удвоенной силой.

Тогда еще квартиры в Саратове я не имел, семья оставалась в Волгограде, а меня Владыка пригласил жить в своем архиерейском доме. Для этого мне выделили комнату на втором этаже с отдельным входом. Но обедал я всегда вместе с архиепископом Пименом.

Владыка Пимен был необыкновенным человеком, уж сколько я архиереев за четверть века служения в Церкви ни встречал, ни с кем сравнить его не могу. В нем удивительным образом сочетался интеллигент той эпохи, когда это понятие не было опошлено советским периодом, и в то же время это был современный человек, в лучшем понимании этого слова. Это был человек добрый и необыкновенно внимательный ко всем окружающим его. Некоторые черты его характера умиляли нас и приводили буквально в восторг. Общение с ним доставляло истинное удовольствие. Кроме епархиальных и богослужебных дел подлинный интерес он проявлял только к двум вещам: книгам и классической музыке. В остальном он был полный бессребреник. (После его смерти осталось только библиотека, большую часть которой он подарил семинарии, и три тысячи редчайших грампластинок с записями классической музыки.) Ему было совершенно безразлично, во что он был одет, лишь бы это было чистым и удобным. Он совершенно не был привередлив в пище: что приготовят, то он и ел. Когда он одевался в цивильное, то независимо от времени года его голову украшал серый берет, под который он прятал длинные волосы. А так обычной его одеждой был старенький шелковый подрясник, обязательно подпоясанный широким пояском, завязанным почему-то сзади нелепым бантом из шелковых ленточек, но это все его совершенно не беспокоило. Владыка быстро мог переходить от одного настроения к другому, все это было написано на его лице. Если он чему-то радовался, то лицо его сияло, как у ребенка. С близкими людьми он мог себе позволить и обижаться, как ребенок. В общении с посторонними вел себя, как истинный дипломат, светские, совершенно далекие от Церкви люди, приходили просто в восторг от общения с ним и долго потом вспоминали, какой замечательный человек — владыка Пимен. А уж как он ходил, это надо было видеть. До встречи с Владыкой, я считал себя самым быстрым ходоком. Но когда мне случилось ходить с Владыкой по магазинам (конечно, только книжным, в других он не бывал), я, которому не было сорока, не мог поспеть за человеком, доживающим седьмой десяток лет. Мне в буквальном смысле приходилось поспевать за ним чуть ли не вприпрыжку. Когда он садился в автомобиль, чтобы ехать на какой-нибудь дальний приход, всегда брал с собою кипу свежих газет. Он их быстро просматривал и перекидывал нам на заднее сиденье со словами:

— Читайте, просвещайтесь.

Едва мы успевали развернуть одну газету и углубиться в ее изучение, как в нас, с этими же словами, летела вторая газета. Когда он откидывал нам последнюю газету, то включал в магнитофоне какую-нибудь кассету с классической музыкой и тут начинался для меня экзамен.

— Отец ректор, скажите нам, пожалуйста, что это за произведение исполняется и кто его автор?

Бессменный водитель архиерея, он же старший иподиакон Иван Павлович Бабин, незаметно подсовывал мне коробку от кассеты, на которой были написаны названия произведений. Я делал вид, что задумался, потом, как бы неуверенно, говорил:

— Боюсь ошибиться, Владыка, но по-моему это Чайковский, концерт для фортепиано с оркестром номер один, си бемоль мажор.