Михаил Гвор - Поражающий фактор. Те, кто выжил

• Название: Поражающий фактор. Те, кто выжил
• Автор: Михаил Гвор
• Жанр: Боевая фантастика

Война пришла и ушла, унося с собой не только правительства и бОльшую часть цивилизации, но и привычный старый мир и всякое подобие порядка.

Где-то Большие Дяди решают Большие Вопросы. Или не решают, может, уже и нет Больших Дядей.

А что делать обычным людям? Случайно уцелевшему батальону десантников под Новосибирском, затерянным в горах альпинистам, победителю последнего этапа Кубка России по шахматам? Тем, кто и уцелел-то почти чудом…

Пустить себе пулю в лоб? Прорываться к родным за тысячи километров? Идти в услужение к рвущимся к власти бандитам?

А может просто жить? И решать все вопросы по мере их поступления?

Эта книга о тех, кто не сдался...

---

Большая высота имеет и свои преимущества. В снежные годы сыпуха на Чимтарге засыпана снегом чуть ли не от первого выполаживания. Батя говорил, что в восемьдесят первом они поднимались по снегу практически от самых Мутных, а на спуске прокатились на задницах до последней террасы перед Большим Алло. Увы, мне так ни разу не удавалось, не любит меня этот перевал. Сколько не ходил — никаких жопслеев, только ножками. Лето в этом году жаркое, более-менее глубокий снег почти исключительно на северных склонах. На том же Казноке, позавчера мы именно с такого и катились. А Чимтарга ведет с востока на запад. Так что, добросовестно месим сыпуху: пока делаем два шага вверх, тропа сползает на шаг вниз. Я-то уже привычный к подобным фокусам. Машка — тоже. Второй разряд, особенно женский — самый непредсказуемый уровень, тем более, у скороспелок, но по осыпям ходить она умеет. Остальным хуже — пыхтят, матерятся в полголоса, но идут, стараясь ставить ноги так, как я показывал. Не сказать, что получается идеально, однако ползем понемногу.

Так вот, за восемь часов пахоты ребята прилично подустанут. Плюс «горняшка», она же горная болезнь. Если не останавиться — сдохнут окончательно, и до конца похода будут сплошные мучения.

Да и нет смысла сегодня идти дальше. От ночевок до перевала меньше часа, палатки поставить и на седловине можно, но дует там не в пример сильнее. И лишние двести метров высоты ночлега. Тоже не подарок без нормальной акклиматизации. А спускаться сегодня точно не стоит — под вечер, со склонов Чимтарги, той, что вершина, сыплет намного сильнее. Ходить под камнепадом — как под обстрелом бегать. Камни свистят над головой с точно таким же звуком, что и пули. Попадание по последствиям отличается, но не сильно...

Через четыре часа вылезаем на язык ледника. Вот здесь идти — просто песня. Увы, кусочек довольно короткий, всего балдежа минут на пятнадцать, потом опять на склон. Объявляю большой привал. Пока Машка готовит перекус, устраиваю учебное занятие по самозадержанию при срыве, благо подходящее место рядом. И снова отмечаю преимущество новичков-военных перед теми же студентами. Идут и учатся, не задавая глупых вопросов. Приказ — есть приказ. Мужики все крепкие, координация движений отличная. Простейшую технику работы с ледорубом схватывают на раз. Через полчаса все рубятся как минимум на четверку. На всякий случай объясняю и технику жопслея. Это, после зарубания, осваивается с первой попытки.

Без глупого вопроса, естественно, не обходится. Но не во время занятий, а после, за чаем. Да, за чаем. А почему, пока мы всё равно тратим время на кувыркание в снегу, девочке не вскипятить нам чайку? Почему днем чай не пьют? Время терять не хочется! А сейчас-то в чем проблема?

Вопрос, естественно, задает Володя:

— Олег, а зачем это было надо? Мы ж не на альпинистов готовимся. Может, вообще больше в горы не попадем.

— А если попадете? И Чимтаргу еще пройти надо. На спуске загреметь — плевое дело. Умеешь зарубаться — больших проблем не будет, а нет — до низу одни уши доедут. Особенно, если на камнях.

Кивает. Согласен значит. Конечно, можно было обойтись и без занятия, но не факт, что я буду рядом в момент срыва. А все эти упражнения с погоней за летящим телом и зарубанием двух тушек, набравших скорость — удовольствие ниже среднего. Тем более, я не с ледорубом иду, а с Надюхиным дрыном. Альпеншток, как орудие зарубания, намного менее удобен, Из-за чего в свое время и был вытеснен ледорубом. Давно вытеснен — не то что я, отец пришел в горы уже после этого.

Когда в седьмом году натолкнулись на такой раритет в «Альпухе», у меня даже не зачесалось ничего. Папа — тот сразу сообразил и купил себе. А я сдуру — нет. А когда включился уже после того похода — они кончились. И больше не появлялись. Сколько себя ругал потом за это. Даже когда соорудил некое подобие из цевья весла от «Тайменя», прикрепив к нему самодельный наконечник.

Да, рубиться дрыном не слишком удобно. Но научиться можно. Зато сорваться на простых склонах очень сложно. Он — реальная и, что немаловажно, удобная точка опоры. А сейчас, когда ходим с ледовыми инструментами, и ледоруб нужен только на простых участках, где дрын удобнее...

Но не допер вовремя. В итоге на семью у нас всего один полноценный альпеншток, перекочевавший от отца к Надюхе. И моя самоделка.

Надя сопровождать клиентов не пошла. Прекрасно ее понимаю: десять дней дочку не видела, и отрываться от деточки ради кольца из трех простых перевалов совершенно не хочется. Мне тоже. Но дело есть дело. А раз жена сачканула, я ее дрын прихватизировал.

— Да брось, Потап, — вступает в разговор Жора, белобрысый двухметрового роста мужик с грацией медведя. Не того неповоротливого добродушного увальня, каким рисуют мишку в детских сказках, а настоящего, серьезного и очень опасного хищника. Причем весной, когда тот без жира. Да у них вся группа, если между нами, похожа на стаю медведей. Хоть те стаями и не ходят. — Любой навык пригодится.

— Разве против? — удивляется Володя. — И вообще, я за любой кипеш, кроме голодовки!

Допиваем чай и двигаем дальше. Вымоченная на тренировке одежда потихоньку приходит в порядок. У меня, всё высохло еще на привале, а горки ребят еще немного влажноваты, но горное солнышко выпаривает воду буквально на глазах. К концу первого перехода последствий снежных занятий уже не ощущаются. Поэтому и гонял их не утром, а в обед, когда солнце самое жаркое...

Таджикистан, Фанские горы, Мутные озера Санечка

— Санечка, одевайся, вниз пойдем.

— Кто падет?

— Мама пойдет, деда пойдет. И бабушка.

— Папа падет?

— Папа клиентов проведет через перевал и тоже придет.

— Када?

— Через несколько дней.

Всегда так. Кого-нибудь нет рядом. То мама уйдет, то папа, то оба. А я хочу, чтобы все были. Но не спорить же с мамой!

— Пусть он яньше пидет!

— Он постарается.

— Холосо.

Я согласная. Папа всегда старается. Папа хороший. Папа меня любит. И мама тоже. И деда с бабой. И я их люблю. Они хорошие. Сейчас домой пойдем. В лагерь. В лагере хорошо. У меня там камешки красивые есть. И игрушки. Но камешки лучше...

Окрестности Новосибирска, расположение N-ской десантной бригады — Новосибирск Андрей Урусов (Седьмой)

«Шишига» завелась на удивление легко. Чихнула пару раз двигателем, и радостно заурчала, в предвкушении дороги. Водитель, ефрейтор Ванька Герман хотел было заикнуться о путевом листе и карточке старшего машины, но не рискнул связываться с «чокнутым хохлом», как за глаза, а нередко и в глаза, звали Урусова. Обижаться Андрей и не думал, как можно на правду обижаться? Если родился в Донбассе, и жил да служил там почти двадцать семь лет...

— Поехали! — скомандовал Урусов, и уткнулся в телефон.

— Едем куда? — Герман решил хотя бы маршрут уточнить.

— К комбату сперва, потом ко мне. Там грузимся, потом опять на Петухова, и в часть. Цигель-цигель ай-лю-лю, Вано, управимся за три часа — с меня бакшиш. Вкусная и полезная. В большой и красивой.

— А по-русски никак? — буркнул водитель, разворачиваясь по парку. — Понаехали, понимаешь!

— Понаоставались! — парировал ворчание ефрейтора Урусов и снова начал терзать многострадальный телефон.

— А если гаишники пристанут?

— Лесом пойдут. — Не отрывая телефон от уха, ответил старший сержант. — Есть! — и быстро-быстро, глотая слова и окончания начал кричать в трубку: — Влада, начинай собираться буду минут через сорок! Вещи, бумагу, карабин не забудь!

— ...или ВАИшники встретятся. — Продолжал нудить Герман. — Какие там сорок минут, за полдня бы управиться...

— Я тебе сейчас щелбанов полную голову настучу, и из кабины выкину! Чтобы не каркал!– обернулся к нему Урусов. — Нет, Кошка, не тебе, зольд тут страх потерял! Да, Ванька, кто же еще? Все поняла? Умница! Скоро буду.

Спрятав телефон в карман, Андрей уже всем корпусом развернулся в тесной кабине и прошипел Герману в ухо:

— Мы сейчас гоним очень быстро. А потом еще быстрее. А если гавкнешь под руку — сделаю, что обещал. И даже больше. Осознал, военный? — уже нормальным голосом спросил Урусов у водителя.

— Осознал. — Только и ответил тот, и с каменным выражением лица вцепился в руль.

— Вот и отлично, вот и молодец. Педальку в пол, и полетели, сахарный мой.

Им очень повезло. Толмачевское шоссе было практически пустым. А оба стационарных гаишных поста проводили «шишигу» скучающим взглядом. Катят куда-то военные, да пусть катят. Денег у них нет, а возни много.

Возле дома Пчелинцева мест не было. Все занимали машины жильцов.

— Нафиг. Стой на дороге. — Оборвал все попытки припарковаться Урусов. — Скоро буду. Если что — всех на хер. — И выпрыгнул из кабины.

Так, подъезд закрыт, но это мелочи. Подходящая проволочка в кармане лежит уже лет пятнадцать. Шшшш, клац! И трех секунд не прошло. Практика большая, а опыт не пропьешь. На Украине магнитными замками баловаться начали только в двухтысячных, а до этого, хочешь в подъезд войти — изволь с механизмом разбираться. Так что, когда Пчелинцев друзьям-сослуживцам ключи от подъезда раздавал, Андрей свой экземпляр Кошке вручил.