Тимофей Синицын (Пэля Пунух) - Стрела восстания

• Название: Стрела восстания
• Автор: Тимофей Синицын (Пэля Пунух)
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1969

Печатается по книге: Пэля Пунух. Новоземельские будни. Советский писатель. М., 1969.

---

— Хорошо, однако, придумано!..

Снял шкуру с оленьей туши. Отрезал переднюю лопатку — съел.

— Маловато, — говорит.

Съел почки, печень.

— Хватит наперво!.. Голову пусть зверье гложет. Разрезал остальную часть туши на большие куски,

завернул в только что снятую шкуру, привязал к сиденью с правой стороны, чтобы самому было где сидеть, — и в путь.

Увидел чум — остановил оленей. Встал на санки, поглядел во все стороны.

— Один чум в глазах. То опять хорошо. Дело сделано — тогда уж к чуму.

Сел на санки, вытащил стрелу из пазухи, нож из пожен.

Вслух соображает:

— На колене вырезать — нет, неудобно. А вот как сделаю: сам — на коленки, стрелу — на санки... Вот так вот!.. Вовсе ладно получается... Вот так!.. Вот так!.. Ох-хо-хо — один дьявол вырезан! Ай да Туля!

Резьба Тули походила на ту, что была на древней стреле восстания, не больше, пожалуй, чем чум на колокольню. Но Тулю это не смущало: [- 142 -]

— Хорошо и так!.. Кто видел настоящую стрелу?! Терпение, находчивость, даже изобретательность —

все проявил Туля, чтобы сделать стрелу такой, какая, по его мнению, будет выглядеть древней, залоснившейся, с темными фигурками семи дьяволов. И пяток оленей, выменянных у Нега, он действительно сделал своими хорошими помощниками: в оленьей крови он купал стрелу столько раз, сколько и было у него запасных оленей. Когда свежая кровь на стреле засыхала, он начинал натирать стрелу снегом. После этого снова окунал стрелу в кровь... Растолченный в пыль уголь да пепел из-под костра, смешанные с оленьей кровью, помогли Туле сделать фигуры дьяволят заметными на стреле.

— Трое суток, пяток оленей — только всего, чтобы сделать стрелу! — восхищался Туля делом рук своих.— Вот тебе, Сундей, старый дурак! Не ты нынче, Туля будет брать клятву на стреле. Туля поведет тиманских да канинских ненцев на Мезенский острог! Туле — не тебе достанется все добро воеводы мезенского.

Приезжая в очередной чум, Туля вел теперь с хозяином чума такой разговор:

— Пустозерского воеводу большеземельские ненцы резали. Не слыхал?.. Всех стрельцов перебили — не слыхал?.. Острог спалили — не слыхал?.. То и хорошо, что ты ничего не слыхал. То и надо мне. Потому надо...

Туля придвигался к хозяину чума и приглушенным голосом, но так, чтобы все, кто был в чуме, слышали, говорил:

— Поменьше бы в чуме ушей — лучше бы было. Да уж ладно!

На то и рассчитывал, разумеется, Туля, что после такого откровенного желания гостя в чуме останется только две пары ушей: пара самого Тули да пара — хозяина чума.

И вот что услышала пара хозяйских ушей:

— Про Сундея Тайбарея — старшину карачейского рода — ты, знамо дело, слыхивал?.. Еще бы не слыхивать!.. Один, пожалуй, на все тундры такой старшина: сам ясака не платит, всех карачеев к тому же склоняет. А в минувшую осень по самому что ни есть первопутку ко мне сына своего — Ичберея — прислал. «Зови Тулю, — наказывает сыну, — в наш чум погостить». С боль- [- 143 -] шим почетом на свою упряжку Ичберей меня посадил — п-пых!.. Часу, надо быть, не прошло — я уж на почетном месте в чуме старшины Сундея сижу. Угостил меня мясом того самого оленя, на которого я сам указал в его многотысячном стаде, про русского божка Миколу-чу-десника (в пазухе у меня еще был в ту пору тот божок) спрашивал, а после того у меня спрашивает: «Хочешь набольшим старшиной над всеми старшинами ненецких родов стать?» — «Как же так?» — «А пустозерского да мезенского воеводу свалишь — сами старшины тебя набольшим меж собой поставят». — «То бы, говорю, шибко хотелось, да... воевод-то свалить потруднее, пожалуй, будет, чем русского шамана на обман взять». А как сказал он мне, что сотен пять-шесть избылых в помощники мне даст — чего же бояться?.. После этого разговора еще сутки не истекли, а ненцы-воины весь острог уж в кольцо взяли... Вот в кольцо острог взяли — всех я опередил, первым до стены острожной добежал, тынзей на остряк набросил, на тынзее подтянулся, за стену перевернулся, мимоходом стрельца оглушил, в воеводские хоромы заскочил — тут уж сам воевода в мои руки попался... А внутри острожных стен в ту пору ой что делалось! Пищали стрелецкие гакают, ненецкие хореи с копьями лязгают, люди кричат, стонут...

А что ты трясешься? — круто поворачивает Туля разговор. — Я рассказываю — ты трясешься. Успокойся! Кончилось — лучше не надо! Стрельцов разбили, все добро из воеводских кладовых забрали, дома в остроге и острожные стены запалили, после того пустозер-по-садских ловить принялись, дома поджигать... Пустое место — вот что от Пустозерского острога осталось!

Понятно, что и при дележе награбленной добычи Туля, как храбрейший из всех воинов, получил одной мягкой рухляди столько, что она и в чум не уместилась. А после дележа сам старшина карачейского рода так сказал Туле:

«Ты самый храбрый, самый сильный, самый богатый, самый умный. Тебе одному доверяю с Мезенью сделать то же, что с Пустозерском сделано. Иди, Туля, в Тиманскую да Канинскую земли, подымай ненцев на большую войну с воеводами — наш бог войны да будет [- 144 -] твоим ясовеем! И даю я тебе, Туля, вот эту стрелу (Туля вытащил стрелу из-за левой голяшки). Кто даст клятву на этой стреле, из битвы с воеводами целехонек выйдет! Сам ты видел, храбрый Туля, ни один из наших в битве с пустозерами даже царапины не получил. Так будет и с теми, кто с тобой на Мезень пойдет».

И снова Туля круто поворачивал разговор.

— Хочешь, — говорил равнодушно, — на Мезень с другими ненцами вместе идти — к тому времени, когда первые проталины покажутся, на левый берег Несь-реки приходи. Там я буду около той поры. А сейчас так давай сделаем: упряжку моих оленей себе возьми, мне — своих выимай в стаде. Сам понимаешь: нельзя мне подолго-то в каждом чуме рассиживаться. Тебе все рассказал — в другие чумы лететь надо: рассказывать о том же, о чем тебе рассказал.

И Туля, меняя усталых оленей на свежих, за одни сутки проделывал огромные расстояния. При встрече с каждым новым кочевником по-новому рассказывал о своих доблестях, о разгроме и сожжении Пустозерского острога.

Среди избылых и объясаченных ненцев нашлись, разумеется, и такие, кто верил каждому слову Тули. Да и как же не верить, если Туля показывал стрелу, сделанную самим богом войны и отданную Туле — своему избраннику?!

Нашлись и доброхоты — усердные помощники Туле в подыскании храбрейших, готовых хоть сию же минуту к большой войне с воеводами.

Чем больше становилось людей, веривших выдумкам Тули, тем шире разрасталась в нем самонадеянность. А когда появились еще и добровольные помощники в распространении выдумок его по тундрам, Туля, спавший урывками, в минуты перепряжки усталых оленей на свежих, вообразил себя посыльным от самого Великого Нума 1. Солнце, луна, звезды — какие они маленькие по сравнению с объемом видимого неба! Конечно, самый могучий бог — Нум, потому что и по размерам он больше всех других богов! [- 145 -]

Когда невидимые крылья теплых ветров распластались над тундрами и на левобережье реки Несь съехалось до сотни вооруженных луками и ножами и «почти таких же умных людей, как сам Туля», он так и сказал им:

— Доскажу вам то, о чем раньше про себя утаивал. Потому утаивал — сомнение брало меня: найду ли умных да храбрых людей, которые любому моему слову веру дадут. Вижу теперь, что довольно-таки умных да храбрых людей встретилось мне. Знаю, что сегодня все вы поверите тому, что скажу. А скажу вам вот что... Подает мне Сундей — старшина карачейский — стрелу, самим богом войны сделанную, и вдруг — голос!.. Такой сильный голос, что все ненцы уши пальцами заткнули, чтобы не оглохнуть. Уши заткнули — все равно слышим такие слова: «Я... великий Нум... посылаю тебя, Туля, на разорение Мезенского острога»... Мог ли я ослушаться голоса Великого Нума?! Все ли готовы идти вместе со мной и сделать то, что велел Великий Нум?

— Все!..

— Все!..

— Клянусь, Великий Нум, — кричит тогда Туля, задрав лицо свое к небу, — столько оленей принесем тебе в жертву, сколько здесь воинов!

От речки Несь до Мезенской слободы олени добежали бы и без подкормки, но Туля распорядился:

— Недалеко от Мезени стоянку устроим. Оленей подкормим, сами хорошенько выспимся. В Мезенскую слободу завтра с утра подходить начнем. Не все вдруг, а по пятку, по десятку человек. Будто бы с ясаком. С большим возом мягкой рухляди мой старший брат ждет уж нас около Мезени. Всю рухлядишку с братниного воза по рукам разберем. Луки в его чуме оставим. А ножи — видал ли кто ненца без ножа на поясе?

Очень хитрая придумка в голове Тули зародилась: «Партия за партией будут подходить к воротам острога с ясаком, и ворота почти весь день будут открыты!.. Кто ясак сдаст — тот в посад пусть идет, сухарями будто бы запасаться на лето. Увижу, что в посаде много воинов собралось, — знак подам, что пришла пора через ворота острога силой прорваться...» [- 146 -]