Элен Фисэль - Жизнь Марии Медичи

• Название: Жизнь Марии Медичи
• Автор: Элен Фисэль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-51430-4

Судьба Марии Медичи (1573–1642) полна удивительных взлетов и падений. Стремление к власти боролось в ней с материнским долгом и честью королевы. Ей пришлось пережить бурные времена: будучи женой Генриха IV и королевой-регентшей при своем малолетнем сыне Людовике XIII, она закончила свою жизнь в одиночестве и бедности, переезжая из одной страны в другую, став заложницей собственного сына…

Насколько справедливо то, что ее образ стоит особняком по сравнению с другими выдающимися женщинами Истории, судить читателю. Но не следует забывать, что именно Марии Медичи Франция обязана Люксембургским дворцом, собранием картин Рубенса в Лувре и, наконец, качественным водопроводом в Париже…

Книга будет интересна широкому кругу читателей.

---

Убийца достиг своей цели только благодаря узости улицы. Если бы ему пришлось пройти еще несколько шагов, то сопровождавшая короля свита смогла бы помешать нападению, как это бывало раньше. Правление Генриха IV сопровождалось многочисленными заговорами. Например, 27 декабря 1595 года к нему подбежал юноша и попытался ударить кинжалом в грудь. Генрих в этот момент наклонился, чтобы поднять с колен одного из придворных. Это спасло ему жизнь, а покушавшегося, некоего Жана Шателя, действовавшего при подстрекательстве иезуитов, схватили гвардейцы. После этого, кстати, иезуиты были изгнаны из Франции, но ненадолго. В 1603 году Генрих разрешил им вернуться и даже взял себе духовника-иезуита.

Однако на сей раз все, по-видимому, было предопределено…

* * *

На допросе убийцу короля так и не смогли заставить заговорить. Все, что удалось узнать, – его имя: Франсуа Равальяк…

Как потом выяснилось, этот человек был школьным учителем из Ангулема и несколько раз безуспешно пытался вступить в католический монашеский орден. Якобы было видение, после которого он счел, что его миссия – убедить короля обратить всех гугенотов в католицизм. Как известно, Генрих IV сам был гугенотом, но, чтобы получить французскую корону, перешел в католичество. О том, что насильственное обращение гугенотов в иную веру никак не входило в его планы, свидетельствует Нантский эдикт 1598 года, завершивший религиозные войны. Согласно этому документу католицизм объявлялся во Франции господствующей религией, но гугеноты получили свободу вероисповедания и могли свободно вести богослужение почти во всех городах королевства (Париж в их число не входил). Вероятно, Франсуа Равальяка не устраивала такая лояльность, и он решил убить «недостойного» короля, «терпевшего в государстве две религии и хотевшего воевать с папой». При этом он был уверен, что совершает богоугодное дело.

Как писал потом верный советник и министр финансов Генриха IV герцог де Сюлли, «природа наградила государя всеми дарами, только не дала благополучной смерти»69.

Простые французы, узнав о смерти своего правителя, были ошеломлены. Торговцы позакрывали свои лавки, многие плакали прямо на улицах.

Полтора месяца гроб с забальзамированным телом Генриха IV стоял в Лувре. В этом нет ничего удивительного – многие хотели проститься с королем, и его бывшие подданные добирались в Париж пешком либо на лошадях из самых отдаленных провинций.

Похороны состоялись в королевской усыпальнице аббатства Сен-Дени лишь 1 июля. В день похорон весь Париж высыпал на улицы. Толпа была так велика, что началась давка, – каждый желал пролезть вперед и взглянуть на траурный кортеж.

Присутствующих в соборе растрогал поступок юного дофина. Мальчик опустился на колени и поцеловал пол у гроба своего отца. Пол был грязен от множества ног, но Людовика это нисколько не смутило.

Придворные дамы в черных одеяниях плакали. Мария Медичи, одетая в темно-фиолетовый бархат, сказала своим детям:

– Молитесь вместе со мной. Здесь покоится наше счастье и слава Франции. Попросим же Бога, чтобы наши надежды не умерли вместе с ним. Если несчастье один раз переступило порог дворца, оно редко останавливается в прихожей… Огромное дерево упало, а его побеги еще так слабы… Дети мои, молитесь за вашего августейшего отца…

Чуть позже она почти шепотом, обратилась к дофину:

– Видишь, сын мой, эту огромную толпу? Они все плачут, потому что мы плачем… Но большинство из них только и мечтают, чтобы отодвинуть нас и захватить корону… Но ты должен знать: твоя мать – лучшая поддержка и опора. Поклянись же на могиле отца, что никогда не предашь ее и позволишь ей заботиться о том, что принадлежит нам по праву!

Девятилетний мальчик положил руку на могильную плиту и твердо сказал:

– Клянусь, мама!

* * *

Франсуа Равальяк был казнен 27 мая 1610 года на глазах у разъяренной толпы. Он не отрицал своей вины, но даже под пытками не назвал ни одного имени, утверждая, что к покушению на жизнь короля его никто не подстрекал, что убийство было совершено им по личному усмотрению, без чьего-либо наущения или приказания.

Неужели он не лгал?

Судьи терялись в догадках. Но в конце концов их мысль пошла по привычному пути: Равальяка подстрекал к злодеянию сам дьявол, известный враг рода человеческого. Нашелся и свидетель, некий Дюбуа; некоторое время он ночевал в одной комнате с Равальяком и утверждал, что видел однажды сатану, приходившего к его соседу в виде «огромного и страшного пса».

Убийцу четвертовали в центре Парижа, на Гревской площади.

В те времена с приговоренными к казни не церемонились. «В глаза преступника можно бросать все – «грязь и другие нечистоты без камней и других вещей, которые могли бы ранить»70, – гласил Королевский ордонанс 1347 года.

Естественно, всевозможным оскорблениям со стороны толпы подвергся и Равальяк – чтобы довести его до места казни целым и невредимым, потребовалась военная сила.

Даже стоя на эшафоте, под угрозой отказа в отпущении грехов, он «снова и снова повторял, что действовал в одиночку. Он был искренне убежден, что от этих слов, сказанных им за минуту до начала варварской казни, зависело спасение его души»71.

Равальяка положили на спину и крепко привязали цепями. Затем «ему отрезали руку, терзали калеными щипцами… лили на него раскаленный свинец»72. Наконец конечности Равайяка привязали к четырем сильным лошадям. Палачи подрезали осужденному сухожилия и кнутами заставили лошадей двигаться в разные стороны.

По окончании четвертования парижане стали глумиться над останками. Окровавленные части тела таскали по улицам, и это не только не было запрещено, но даже поощрялось властями.

Затем, когда народ натешился в своем кровавом остервенении, то, что удалось собрать, бросили в костер, а прах развеяли по ветру.

Ужасная картина…

Что касается родителей убийцы, то их изгнали из Франции, а всем прочим его родственникам было велено сменить фамилию.

* * *

Сразу скажем, что в 1610 году судьи Равальяка явно не имели особого желания докапываться до истины, да и Мария Медичи не настаивала на проведении всестороннего расследования. Но уже тогда многие стали задавать себе вопрос: а не приложили ли руку к устранению короля те, кому это было особенно выгодно?

Через некоторое время вдруг начала давать показания некая Жаклин д’Экоман, служившая у маркизы де Верней, фаворитки короля. Эта женщина утверждала, что она пыталась сообщить королю о готовившемся на него покушении. Рассказывая об этом, она уточнила, что, помимо маркизы де Верней, в готовившемся заговоре принимал участие влиятельный герцог д ’ Эпернон, интриговавший против Генриха IV и мечтавший о главной роли в государстве.

В подтверждение своих слов Жаклин представила во Дворец правосудия документ, в котором было написано:

«Я поступила на службу к маркизе… и заметила, что кроме короля она принимает и других лиц, внешне похожих на французов, но по духу не французов. В 1608 году маркиза стала часто присутствовать на проповедях патера Гонтье. Однажды, войдя вместе со мной в церковь Сен-Жан-ан-Грев, она направилась к скамье, на которой сидел герцог д’Эпернон, села рядом с ним, и они долго говорили на протяжении всей службы»73.

Жаклин стала подслушивать разговор и быстро поняла, что речь идет о подготовке убийства короля.

Далее она пишет:

«Через несколько дней маркиза де Верней прислала ко мне Равальяка, приехавшего из Маркусси с запиской: "Мадам д’Экоман, посылаю вам этого человека от Этьенна, слуги моего отца; рекомендую Вам его и прошу о нем позаботиться”. Я приняла Равальяка и, не задавая никаких вопросов, накормила его и отправила на ночлег в город, к некоему Ларивьеру, доверенному лицу моей госпожи. Однажды, когда он обедал у нас, я поинтересовалась, что связывает его с маркизой. На мой вопрос он ответил, что его и маркизу связывает общее с герцогом д’Эперноном дело. Видя, что человек он грамотный, я отлучилась, чтобы принести бумаги одного интересующего меня дела, в котором он пообещал мне помочь, но, когда вернулась, его уже и след простыл. Удивившись его странному поведению, я решила войти к ним в доверие, чтобы разузнать побольше о том, что они замышляют»74.

Она утверждала также, что попыталась доложить обо всем этом королю через Марию Медичи, но та, как назло, уехала из Парижа в замок Фонтенбло. Духовника погибшего короля – отца Коттона, к которому она решила обратиться после этого, также не оказалось в Париже, а другой священник, имени которого она не знала, прогнал ее, посоветовав не вмешиваться в дела, которые ее не касаются.

Вскоре Жаклин д’Экоман вдруг арестовали по какому-то весьма странному обвинению и насильно отправили в монастырь.

В январе 1611 года Жаклин удалось выйти из монастыря, и она вновь предприняла попытку разоблачения заговорщиков. Только теперь она стала утверждать, что они поддерживали связь с людьми испанского короля.