Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

• Название: Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача
• Автор: Автор неизвестен - Медицина
• Издательство: ИнтелТек
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-98157-020-2

Автор книги честно, без прикрас описывает хирургию такой, какая она есть на самом деле, показывая всю жестокость и опасность хирургической специальности как для того, кто лежит на операционном столе, так и для того, кто стоит за ним. Несмотря на то, что текст насыщен медицинскими терминами, книга будет интересна не только представителям мира медицины, но и широкому кругу читателей.

---

— В чем дело. Пав? — ободряюще улыбнулся я, забыв, что мое лицо закрыто маской.

— Через две недели я должен буду представлять на М&М конференции[4] неудачную операцию доктора Манцура…

Спасибо небесам, что это не имеет никакого отношения к предстоящей операции! Речь шла о М&М конференции, где мы регулярно обсуждаем осложнения после операций, ведущие к смерти пациента. Павел боялся Манцура, для резидента нелегко выступать на таких собраниях и разбирать случаи с вовлечением важных шишек, подобных Манцуру.

— Я просмотрел литературу, которую вы предложили, и должен сказать, что это довольно щекотливый случай.

Надо было перевести разговор, чтобы сосредоточить его внимание на предстоящей операции.

— Не волнуйся заранее, Пав. Сомневаюсь, придет ли туда Манцур, да если он и будет, никто не выдоит из него ни слова. Надеюсь, что Вайнстоун позволит тебе представить этот случай. Он просил нас не разоблачать манцуровы провалы, но мы это делаем. Я буду там и поддержу тебя. Не забудь, что первый на очереди Мошеш, приди в следующий вторник, он будет представлять другой провал Манцура, на сонной артерии. Помнишь?

С поднятыми руками Радецки повернулся, открывая плечом дверь в операционную, его глаза улыбались поверх маски, он успокоился.

— Сила пока есть, а?

Я пожал плечами и поднял брови. Радецки спасался шуткой, каждый хирург так делает. Глупый механизм защиты, но помогает. Я ополоснул руки и последовал за ним в операционную. Радецки был в нетерпении, я чувствовал это, он был готов показать все, на что только способен. Не каждый в этом госпитале так старался, некоторые мои коллеги больше развлекались, чем лечили.

Пять минут спустя я наблюдал, как Радецки делает разрез, его рука твердо держала скальпель, открывающий живот. В операционную рану выглянул толстый слой желтого жира, обрамленный темно-зеленой тканью. Всегда требуется немного времени для остановки кровотечения из мелких подкожных кровеносных сосудов…

— Поправьте этот чертов свет! — попросил я.

Меня охватило нетерпение, первоначальный настрой начал истощаться. Случай, казалось, был довольно стандартным. Я видел проблему и знал, как ее устранить. Радецки уставился на меня поверх маски, его синие глаза были увеличены парой толстых стекол. Я знал, что он устал, что за ночь он не спал ни минуты, но кто сказал, что хирургические резиденты должны спать? Разве я спал, дежуря каждую вторую ночь? Разве кто-нибудь жалел меня? Стоп! Успокойся и позволь ему продолжать.

— Да, да! Светите сюда! Мы работаем здесь! — пальцем я нарисовал круг в верхней части живота.

— Здесь, под диафрагмой, а не в чертовом тазу! Пав, неужели ты не видишь?

Еще много работы, два часа, не меньше… Я был раздражен: сколько лет еще терпеть ночные операции с двумя неуклюжими резидентами, полукоматозными медсестрами и невежественными анестезиологами? С годами мое внутреннее раздражение росло. Я бы закончил операцию через час или около того, только позвольте мне переместиться направо от больного, и мы выберемся отсюда к завтраку. Прооперировав сотни кровоточащих желудков, я мог действовать с закрытыми глазами. Но здесь готовят хирургов, и Радецки должен учиться. В следующем году он должен будет самостоятельно разрезать какого-нибудь забулдыгу где-нибудь в маленьком городке. Он хороший парень, этот старина Радецки, мне он нравится. Пусть продолжает, успокойся и учи его, за это тебе платят.

— Джон, пожалуйста, открой глаза и потяни этот ретрактор…

Младший резидент, кажется, заснул, повиснув на крючковом металлическом инструменте, которым он должен был оттянуть реберную дугу вверх и вперед. Это позволило бы нам обнажить печень и двенадцатиперстную кишку, скрытую внизу, если он проснется, конечно.

— Да, сэр! — ответил сонный резидент.

Я испытывал нежные чувства к Джону. Он был дисциплинированным и блестящим молодым человеком, присоединившимся к нашей программе хирургической резидентуры после окончания престижного медицинского университета в Калифорнии. По всем статьям он пригоден для башен из слоновой кости и ведущих академических программ, и если не для госпиталей Джона Гопкинса или Массачусетс Дженерал, то уж точно для какого-нибудь солидного университетского госпиталя. С какой стати он выбрал нашу хирургическую программу для общества каторжников?

Он должен стать нормальным резидентом даже при том, что сейчас он наполовину спит. Младшие резиденты спят на ходу, спят сидя, спят стоя, в любое время. Это часть тренировок, упражнения для воспитания характера. Я не против работать с сонной командой, но пока они выполняют мои указания. Много лет назад, помню, я оперировал разрыв аневризмы брюшной аорты, тогда помощники мои спали на ходу, и медсестры, и анестезиолог. Я пытался разбудить анестезиолога в конце операции, чтобы он вывел пациента из наркоза. Всегда забавно вспоминать, если все прошло гладко…

— Павел, что ты хочешь делать дальше?

Радецки закончил мобилизацию двенадцатиперстной, кишки в месте ее прикрепления на задней стенке живота.

— Я хочу открыть двенадцатиперстную кишку и прошить кровоточащий сосуд, разрезом для пилоропластики.

— Если показатели пациента устойчивы, мы могли бы начать с ваготомии. Доктор Коэн, как дела у пациента? Кровяное давление?

Никакого ответа.

— Что выходит из желудочного зонда? Есть ли свидетельства продолжающегося кровотечения?

Я посмотрел через занавеску, разделяющую стерильное операционное поле от головного конца стола. Наш резидент по анестезиологии сидел, даже скорее спал, явно загипнотизированный монотонным щебетанием мониторов. Маска сползла с его бородатого лица. Черт возьми! Старший анестезиолог завалился в кровать, как только пациент был заинтубирован, а это пресмыкающееся спит так же глубоко, как пациент.

— Доктор Ко-о-о-о-оэн! — прорычал я на него. — Эй, проснитесь! Это не вросший ноготь на пальце ноги, а серьезная операция.

Ответа не было, я невольно выругался про себя.

Только Радецки смотрел на меня, он был моим единственным союзником в нашей вечной борьбе против природы, смерти, администрации, небрежности и этих клоунов. Я посмотрел вокруг, операционный техник тоже была сонной, ее полузакрытые глаза уставились на зеленую плитку. Когда в последний раз я оперировал с настоящей операционной сестрой? С такой, которая бы знала ход операции, распознавала ее этапы лучше, чем шеф-резидент, и вручала вам правильные инструменты еще до того, как вы их попросите. Это было много лет назад, в другой стране.

В этом госпитале всех интересуют только деньги, экономят на всем. Операционного техника можно обучить за год, это вам не несколько лет для обучения зарегистрированной медсестры. Техникам платят гроши по сравнению с зарплатой настоящей операционной медсестры. Кого волнует, что они ничего не знают об операции? Техники дешевы — только передают инструменты, но они и этого не могут сделать как следует в перчатках не по размеру, чтобы сохранить искусственные ногти.

— Давай начнем с ваготомии, Павел, у тебя пятнадцать минут, потом я возьму операцию на себя.

Я посмотрел на часы на стене, было семь утра, скоро придут хирурги на дневные операции, будут ворчать на нас и торопить.

— Теперь потяните ретрактор, — сказал я Джону, показывая рукой, как надо. Радецки мобилизовал левую долю печени и обнажил пищевод, там скрыты два блуждающих нерва, соединяющие мозг с желудком. Вы пересекаете их для прекращения продукции желудочной кислоты и таким образом излечиваете язву. Радецки сделал это отлично: он продвинул указательный палец позади пищевода и поднял правый нерв. Его лицо было рядом с моим, оно дышало теплом. Какой парень! Напрасно я ругал его.

— Хорошо, доктор Радецки. Отличная работа! Ваша мама в Польше гордилась бы вами. Мы сделали ваготомию, теперь, давай, оставим большую салфетку здесь и разберемся с язвой.

— Доброе утро, господа!

Не поворачиваясь, я узнал громкий голос Махмуда Сорки. Что он делает здесь, в моей операционной, так рано?

— Доброе утро, доктор Сорки. Что вы хотели? — Я повернул голову, в то время как мои руки все еще находились в животе пациента.

— А! Радецки, — начал Сорки, — это вы здесь забавляетесь! Большая операция, а? Но вы знаете, что делаете ее не с тем хирургом? Это больной не Зохара, а мой.

Сорки продолжал обращаться к Павлу.

— Господин Пеллегрино — пациент доктора Сусмана, потом он был передан мне. В приемном напортачили, и никто не поставил меня в известность. Я помогу вам закончить эту небольшую операцию, с моей помощью вы выйдете отсюда через тридцать минут.

Сорки смеялся, некоторые в операционной тоже засмеялись, но так и не поняли, в чем дело. Я растерянно молчал, пытаясь осознать, что же случилось. Он ни под каким бы соусом не показался здесь, не будь у пациента хорошей страховки.