Сет Грэм-Смит - Авраам Линкольн Охотник на вампиров

• Название: Авраам Линкольн Охотник на вампиров
• Автор: Сет Грэм-Смит
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тайная жизнь самого уважаемого и честного президента в истории США. Его страсть, его сила, его война…

---

Наступила ночь. Я последовал за девочкой (не знаю, каким образом) в просторный ангар — освещенный изнутри факелами и масляными лампами. Из темноты я смотрел, как ее и тех, что были с нею, выстроили по линии в центре ангара, их головы опущены, взгляды устремлены в землю. Я видел, как вампиры заняли свои места позади рабов. Когда к ее плечу опустилась пара клыков, а когтистые пальцы охватили шею, ее глаза встретились с моими.

— Справедливость… — сказала она, глядя мне в лицо.

Клыки погрузились в ее плоть.

Она закричала, ее крик слился с моим, и я проснулся.

xxxxxxx

На следующее утро Эйб собрал заседание.

— Джентльмены, — начал я. — Мы много говорили об истинной природе этой войны; о настоящем лице врага. Мы много спорили — не выходя за рамки приличий — о способах борьбы с этим врагом, и о том, как убить страх, который поселился в сердцах наших людей. Осмелюсь сказать, этот страх проник даже сюда. Это не может так продолжаться.

Джентльмены… нужно, чтобы враг сам боялся нас.

Нужно лишить его рук, которые возделывают поля и кормят его; строят казармы и подносят боеприпасы. Нужно лишить его тех несчастных, что он выращивает и употребляет, как кукурузу, под покровом темноты. Джентльмены, да придет голод нежити, потому что мы объявим всех рабов Юга свободными.

Сразу последовал гул одобрения. Даже Салмон Чейз (который до сих пор сомневался в реальности вампиров) увидел стратегическую мудрость такой атаки на интересы южан. Сьюард присоединился к восторженной поддержке и внес небольшое дополнение:

[Он] предложил пообещать свободу только в случае нашей победы, вот что действительно сомнет их.

— Хорошо, — сказал я. — И тогда нам останется только победить.

III

17 сентября 1862, Федеральная и Конфедеративная армии сошлись у Антиетам-Крик, неподалеку от города Шарпсбурга, штат Мэриленд. Конфедератами командовал генерал Роберт Е. Ли, у которого с президентом в довоенное время сложились довольно теплые отношения. Федеральные силы возглавлял генерал Джордж Б. МакКлеллан, демократ, ненавидевший Авраама Линкольна всей душой. Эйб писал:

[МакКлеллан] считает меня клоуном — неспособным командовать такими образованными интеллектуалами, как он. И кому это было бы интересно, если бы он выигрывал сражения! Но он предпочитает сидеть у себя в палатке, воспринимая Армию Потомака как группу личных телохранителей! Он страдает от избытка предосторожности: осматривается, когда пора идти в атаку, отступает, когда необходимо обороняться. Недопустимо для генерала.

Армии Ли и МакКлеллана молча стояли друг против друга в предрассветные часы 17 сентября, не подозревая, что начинается самый кровавый день в американской военной истории. С первыми лучами солнца началась артподготовка. Около часа с обеих сторон летали снаряды, многие из них были специально отстроены так, что взрывались, не долетая до земли, осыпая шрапнелью тех, кому не повезло оказаться внизу, под ними. Из дневника солдата федеральной армии Кристофа Нидерера{55}, 20-й нью-йоркский пехотный, 6-й корпус:

Когда я полностью успокоился, заряд взорвался прямо надо мной. Я почувствовал удар в правое плечо, а моя куртка покрылась белым веществом. Я непроизвольно посмотрел — на месте ли рука, и, хвала небесам, она оказалась целой. В то же время я почувствовал что-то влажное на своем лице; я вытер его. И только тогда заметил, что у человека, стоявшего рядом со мной, Кесслера, не хватает головы, а его мозги — на лице стоявшего рядом с ним Меркеля, покрыли его так густо, что он едва мог видеть. Поскольку с каждым из нас в любой момент могло случиться то же самое, никто не придал этому большого значения.

Когда пушки замолчали, федеральные войска получили приказ примкнуть штыки и атаковать укрепления Конфедерации, расположенные на противоположном конце кукурузного поля. Но среди высоких стеблей их ждала укрытая там артиллерийская батарея, и, стоило им приблизиться, пушки переметов разразились серией картечных выстрелов{56}, разбрасывая головы и куски тел по всему полю. Из письма лейтенанта Себастьяна Дункана-мл{57}., 13-й нью-джерсийский пехотный, 12-й корпус:

Шальные ядра и пули свистели над головами и рвались среди нас… укладывая нас рядами убитых и раненных. Один несчастный лежал рядом со мной, одна нога оторвана; другая покалечена и иссечена; неистово кричал от боли.

Когда боезапас был исчерпан, кукурузное поле стало голым, покрытым черными дымящимися бадылями, от края до края заваленным мертвыми и умирающими. Раненные страдали каждый себе в одиночку, в то время, как снаряды продолжали падать — только что или уже оторванные конечности взлетали вверх. Битва продолжалась два часа. За это время у Антиетама погибло более шести тысяч человек, еще двадцать тысяч были ранены, большинство смертельно.

В конечном итоге Ли был вынужден отступить. До этого использовавший в битве лишь две трети своих сил (и этот факт до сих пор сбивает с толку военных историков), генерал Джордж Б. МакКлеллан просто наблюдал, как потрепанная армия Конфедерации отходит в Вирджинию для перегруппировки. Если бы он начал преследование, то нанес бы Югу роковой удар, и война вскоре была бы закончена.

Эйб был в ярости.

— Проклятье! — кричал он Стэнтону, когда узнал, что МакКлеллан отказался преследовать врага. — Он принес нам больше потерь, чем любой из конфедератов!

И он тут же отправился к Шарпсбургу, в лагерь МакКлеллана.

xxxxxxx

Существует известная фотография, где Авраам Линкольн и Джордж Б. МакКлеллан сидят друг напротив друга в генеральской палатке у Шарпсбурга. Оба напряжены и выглядят недовольными. Истории известно, что Эйб, как бы между делом, сказал МакКлеллану:

— Если вы не умеете пользоваться армией, я бы хотел забрать ее обратно.

История не сохранила, какая неприятная сцена произошла незадолго до того, как была сделана фотография.

После приветствия [МакКлеллана] в его штабной палатке и рукопожатий с офицерами, я сразу попросил несколько минут наедине. Когда за нами запахнули тент, я положил шляпу на маленький столик, поправил пальто и встал перед ним.

— Генерал, — сказал я. — Я должен задать вам вопрос.

— Какой именно? — сказал он.

Я схватил его за ворот и притянул к себе — так близко, что наши лица оказались в дюйме друг от друга.

— Могу я их увидеть?

— О чем, во имя Господа, вы говорите?

Рис. 8-47. Эйб с не находящим себе места генералом Джорджем МакКлелланом сразу после неприятной сцены объяснения между ними. Особого внимания заслуживает топор у стула президента — взят с собой на случай, если его догадки о МакКлеллане оказались бы верны.

Я схватил его сильнее.

— Ваши клыки, генерал! Дайте посмотреть на них! — МакКлеллан попытался отстраниться от меня, но его пятки не касались земли. — Уверен, они должны быть там, — сказал я, разжимая его рот одной рукой. — Кому еще могло понадобиться продолжать муки войны? Давай! Покажи свой черный глаз! Покажи когти, давай разберемся по-настоящему! — я жестко тряхнул его. — Покажи!

— Я… я не понимаю, — сказал он, наконец.

Непонимание казалось искренним. Я чувствовал его страх.

Отпустив его, я внезапно ощутил прилив стыда за то, что позволил себе такую дикость.

— Нет, — сказал я. — Теперь я вижу, что нет.

Я вновь поправил пальто и откинул тент палатки.

— Что ж, — сказал я. — Пусть Гарднер{58}несет свой аппарат, и на том раскланяемся.

Через месяц Эйб отстранил МакКлеллана от командования.

xxxxxxx

Покинув лагерь у Шарпсбурга, Эйб решил осмотреть поле, где недавно гремела битва. Вид покалеченных, изуродованных тел, покрывших собой все пространство возле Антиетам-Крик, вывел из равновесия эмоционально опустошенного президента, и у него выступили слезы.

Я плакал, потому что каждый из этих парней был для меня как Вилли. После каждого остался злой на весь мир отец, такой же злой, как я; и мать, безутешная, как Мэри.

Возле тела одного из солдат Федерации Эйб просидел около часа. Ему сказали, что парню попал в голову осколок от снаряда.

Его голова была раскрыта в затылочной части, большая часть черепа и мозга валялась на земле — от этого лицо с оставшейся частью головы выглядели как пустой кувшин. Зрелище приворожило меня, я не мог отвести глаз. Парень — безымянный парень — проснулся сентябрьским утром, не подозревая, что больше ему не придется просыпаться. Он оделся, он поел. Он смело ринулся в бой. И в тот момент, когда его не стало — в тот момент вся его жизнь свелась к самому простому, на секунду, невезению. Все что он пережил, что переживал или мог пережить, осталось здесь, в чужом краю, далеко от дома.