Патрик Санчес - Привет, красотка!

• Название: Привет, красотка!
• Автор: Патрик Санчес
• Издательство: АСТ, АСТ Москва, Транзиткнига, Харвест
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034278-0, 5-9713-2390-3, 5-9578-3863-2, 985-13-7762-7

О, проклятый стандарт 90-60-90!

НОЧНОЙ КОШМАР каждой женщины, желающей ПРЕУСПЕТЬ В ЖИЗНИ!

Его НАВЯЗЫВАЮТ нам родители, журналы, телеэкран, модельеры…

И вот Руби ОТКАЗЫВАЕТ СЕБЕ в элементарных «маленьких вкусных радостях»«. Симона ИЗВОДИТ СЕБЯ диетами и подсчетом калорий ради славы…

Так ПОЧЕМУ же им успехи даются с таким трудом, а их подружка — СИМПАТИЧНАЯ толстушка Ванда — с легкостью делает карьеру и не знает, как ОТБИТЬСЯ ОТ ПОКЛОННИКОВ?

Может, дело совсем не в стройности?

---

— У меня нет друзей-парикмахеров, — отозвалась Руби.

— Как бишь его… Джимми!

— Джереми? — уточнила Руби. — Но он не парикмахер, мама, я тебе говорила — он бухгалтер, работает в офисе в центре города.

— Все равно ты проводишь с ним слишком много времени, — раздалось из спальни. — Если будешь продолжать в том же духе, люди подумают, что ты…

— Что я — кто?

— Сама знаешь, — сказала Дорис, появляясь на пороге спальни. — Одна из этих… Ну, ты понимаешь, о ком я… Лиссабоном.

Руби и бровью не повела, применив испытанный способ избавиться от нотаций по поводу Джереми, лишних килограммов или дома в маргинальном районе: сменила тему.

— Куда поедем? На Триста первой улице открылся новый итальянский ресторанчик.

— Сколько раз повторять, Руби? — театрально вопросила Дорис, идя к выходу. — Я не ем экзотическую муру.

— Да почему экзотическую, я же не предлагаю пойти к афганцам или эфиопам! Господи, всего лишь лазанья и спагетти!

— «Международный дом блинов», — твердо сказала Дорис. Количество ресторанов, которые она соглашалась почтить своим присутствием, было весьма ограниченно. Как правило, Дорис выбирала «Международный дом блинов», но время от времени ее удавалось уломать на посещение закусочных «Деннис», «Перкинс» или «Боб Эванс»[14]. Иногда Дорис заглядывала в «Макдоналдс», который называла не иначе как «магазином гамбургеров», как правило, это случалось после визита к доктору или шопинга в «Сире» или «Джей-Си Пенни»[15]. Дорис обедала в фаст-фудах всю жизнь: покойный отец Руби, говоря словами Элейн из «Сенфилда», «чрезвычайно трепетно относился к деньгам». Кроме товаров на распродажах в «Сире» или «Монтгомери-уорд», он принципиально ничего не покупал. Руби было уже лёт семнадцать, когда она узнала о существовании ресторанов, где в меню напечатаны не картинки, а названия блюд и нет скидок для пожилых. Одним из детских воспоминаний были долгие часы «выгодного» шопинга, когда сперва приходилось тащиться в «Великан», где по дешевке дают ветчину, затем в «Гранд юнион» на распродажу консервов и в «Ай-джи-эй»[16] за недорогими фруктами и овощами — все за один заход.

Узнай Дорис, сколько денег тратит дочь, ее наверняка хватил бы удар. Каждый раз, когда Дорис интересовалась, сколько стоили туфли, билеты на концерт или поход в кафе, Руби уменьшала цену вдвое. Купив туфли За сто долларов, она признавалась матери в пятидесяти баксах, и все равно Дорис качала головой: «Ух ты, такую обувь только богачкам носить!» И начиналась длинная нотация: дескать, экономь деньги, дочка, как жаль, что ты не похожа на хорошеньких тоненьких девушек, вокруг которых так и вьются мужчины, оплачивающие их счета. Придется тебе самой себя содержать…

Однажды Руби проговорилась, что оставила тридцать долларов на чай в одном из центральных ресторанов. Дорис до сих пор припоминает дочери тот случай, повторяя: «Женщина, оставляющая тридцатник чаевых, должна сходить провериться. В следующий раз оставь доллар и иди восвояси. Тридцать долларов официантке! Слыханное ли дело?»

— Прекрасно, — отозвалась Руби в ответ на заявление о «Международном доме блинов», придерживая дверь для Дорис, которая двигалась медленнее обычного. Руби подавила инстинктивное желание спросить мать о самочувствии, не желая подвергнуться залповому обстрелу жалобами на недомогания — от остеопороза до болей в груди. Жаловаться Дорис обожала, хотя врачи в один голос утверждали, что старушка здоровее их самих. Руби считала, что так у матери проявляется горе. Когда умер муж Руби, Дорис не плакала и не впала в депрессию. Наоборот, она твердила дочери, что не следует рыдать так много, ведь папа теперь в лучшем мире. Единственными переменами в Дорис стали бесчисленные жалобы на всевозможные боли и колики, а кроме того, раздражительность, усугублявшаяся с каждым годом.

После смерти отца Руби прошло почти семь лет. При жизни папа Джек служил своеобразным буфером между женой и дочерью. Будучи чрезвычайно тучным, он ни разу в жизни слова не сказал насчет полноты дочери и виртуозно менял тему, когда этот вопрос поднимала жена. Впервые увидев новорожденную дочку с морковно-красными кудряшками, ставшими впоследствии пышной вьющейся огненно-рыжей шевелюрой, Джек пришел в восторг и настоял, чтобы малышка получила имя Руби вместо задуманной Кимберли. Позже Джек прозвал ее Рыжулькой. «Как дела у моей прелестной Рыжульки?» — спрашивал он каждый вечер, приходя с работы. Раз в неделю папа Джек обязательно организовывал срочное дело с участием дочери. Под предлогом визита Руби к парикмахеру или похода в хозяйственный магазин Джек всякий раз заезжал в «Твинкис» за вафельным рожком мягкого мороженого или в «Макдоналдс» за коробкой фирменных пирожков. Папа с дочкой пировали в машине, а коробки и крошки предусмотрительно выбрасывали в урну. Джек никогда не учил Руби помалкивать о маленьком подкреплении сил, но с самого раннего детства у них сложилась безмолвная договоренность: Дорис не обязательно знать подробности поездок. Руби дорожила временем, проведенным с папой. Джек охотно уступил Дорис роль требовательного родителя, став для дочери не только отцом, но и надежной опорой и верным другом. Диагноз «рак легких» у Джека стал тяжелым ударом для двадцатипятилетней Руби. Отец много месяцев неважно себя чувствовал, но с визитом к врачу тянул до последнего, когда уже стало невозможно игнорировать симптомы. Руби часто думала, почему отец не пошел к доктору вовремя — может, тоже стыдился собственной полноты? Когда поставили диагноз, оказалось, что уже поздно что-либо предпринимать, оставалось обеспечить больному максимальный комфорт и ждать неизбежного. Джек прожил всего два месяца. На смертном одре он просил Руби позаботиться о Дорис и быть с ней терпеливой. Напоследок он сказал дочери: «Ты красавица, Рыжулька. Не позволяй никому убедить себя в обратном».

Со смертью отца для Руби буквально рухнул мир. Она очень тосковала, а перспектива жить с Дорис ее откровенно пугала. Как, черт побери, прикажете общаться с матерью без переводчика? Конечно, жизнь продолжалась, но Руби мучительно не хватало отцовских слов «Рыжулька, ты красавица» и его умения сдерживать характер жены.

В «Международный дом блинов» Руби ехала медленно и ровно, надеясь избежать комментариев по поводу вождения.

— Впереди перекресток с четырехполосным шоссе, — сообщила Дорис. — Нужно пропустить все машины, прежде чем ехать. Ты знаешь, как это делается?

— Нет, мама, я вожу всего-то около двадцати лет и на перекрестке первый раз.

— Не умничай со мной, Руби Уотерс.

— Не разговаривай со мной как с идиоткой, я и не буду умничать.

— Ты на всех так огрызаешься?

— Тот же вопрос могу задать и тебе, — отозвалась Руби.

В этот момент внимание Дорис привлекла проезжающая машина.

— Чего только не вытворяют цветные, — кивнула мать на навороченную «хонду-сивик» с длинным спойлером сзади.

— Мама, ты даже не знаешь, есть ли в «хонде» темнокожие.

— Возможно, там мексиканцы — они тоже обожают превращать автомобили эконом-класса в пародию на «мерседес». Как, по-твоему, там мексиканцы или черные?

На глупые вопросы Руби не отвечала.

— Держу пари, что мексиканцы, — продолжила Дорис, когда Руби догнала подозрительный автомобиль. — Знаешь, в округе Чарлз появились мексиканцы. Чинят крыши, прочищают сантехнику… А в машине-то пол-Китая? — вырвалось у Дорис, разглядевшей в «хонде» троих корейцев.

— А вот наказание за глупые разговоры! — не выдержала Руби, погромче включая радио.

— Нельзя ли потише? — немедленно осведомилась Дорис.

— Ты же любишь Селин Дион.

— Это француженку с шеей, как у жирафа?

— Селин Дион — канадка.

— Я видела ее по телевизору. Ты знаешь, у нее муж огромный, как слон, да еще с девчачьим именем… Как там… А, Рене!

— Ну вообще-то знаю.

— Сама видишь, Руби, что можно джентльменам, недопустимо для леди. Мужчины могут иметь и лишний вес, и красивых жен, а вот…

— Красивых? Ты же только что сказала, что у нее шея, как у газели.

— Как у жирафа. Совершенно жирафья шея. Однако это вовсе не портит стройных девушек.

Излюбленной темой Дорис были союзы толстяков с привлекательными умными женщинами. Руби подозревала, что мать намекает на собственный брак: в свое время Дорис была очень красива, а замуж вышла за толстяка: Джек был тучным уже в то время, когда встретил Дорис, и неуклонно рос вширь за время брака. С раннего детства Руби узнала, что такое двойные стандарты: Дорис никогда не шпыняла мужа за обжорство или нелюбовь к физическим упражнениям, но стоило Руби попросить добавки, в ответ раздавалось: «Леди должна следить за фигурой». Дорис искренне считала, что мужчине позволительно быть толстым, но для женщины это «хуже смерти».