Анатолий Степанов - Поединок. Выпуск 13

• Название: Поединок. Выпуск 13
• Автор: Анатолий Степанов
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения

В тринадцатый выпуск сборника «Поединок» вошли повести и рассказы московских писателей С. Высоцкого, А. Степанова, Г. Долгова, В. Веденеева и А. Комова и других. Их произведения познакомят читателя с будничной работой советской милиции и ее рядовыми сотрудниками, перенесут читателя в героическую эпоху первых лет революции и расскажут о борьбе МЧК с бандитизмом, об установлении и укреплении Советской власти в Казахстане, расскажут о преступной деятельности агентов и руководителей ЦРУ в одной из стран Центральной Америки.

В антологию «Поединка» включены рассказы А. Н. Толстого «Рукопись, найденная под кроватью» и «В снегах», а также незаконченная повесть «Записки Мосолова», написанная А. Толстым совместно с П. Сухотиным.

---

— Что ты, смеешься? — говорит Франк. — По-моему, со стороны Колчака это похоже на предательство.

— Но, но, но, милый мой, о верховных правителях так не говорят.

— Красильникова под суд? Вероломство!

— Успокойся, уж заготовлен приказ: полковника Волкова за боевые отличия — в генерал-майоры, а Красильникова из войсковых старшин — в полковники.

Тогда и Франк начинает смеяться. Мы курим, подходим к телефонам. Настроение приподнятое. Если бы не заставы, должно быть, половина города приперла бы к адмиралу на поклон.

Вопрос о верховном командовании засел у него гвоздем. Вчера в форме полного адмирала ездил с визитами, но Жанену визита не нанес. Знаменательно! Тут, по-моему, дело еще серьезнее. Адмирал начинает понимать, что настоящими хозяевами в Сибири будут уж никак не французы, но англичане, а Жанен, несмотря на пятьдесят тысяч чехословаков и звание верховного, слабее Уорда с его двумя батальонами мидльсекских стрелков.

Адмирал озабочен, как ему приличнее развязаться с японцами. До Байкала весь Восток под японским влиянием. Японцы выдумали атамана Семенова — человека весьма серого, но большого охотника до грабежа и резни мирного населения. Японцы его поддерживают деньгами и оружием и, покуда он безобразничает, прибирают к рукам земли и предприятия... Все же такая форма интервенции даже и японцам не совсем кажется приличной и солидной.

Еще до появления англичан и французов японцы были в Омске монопольными «друзьями России». Правда, среди военных и беженцев из России особой горячности не наблюдалось к маленьким, улыбающимся, кланяющимся человечкам, но омское купечество мирилось и с этими спасителями. Савватий Мироныч Холодных кормил пельменями японских торговых агентов, катал на тройках, накачивал шампанским и даже, рассказывают, ревел медведем для их потехи. А когда дела на фронтах пошли плохо, чехословаки отдали Казань, пала Самара и красные уже подступили к Уфе, в Омске начала заседать (совершенно секретно) русско-японская военная комиссия. Японцы предлагали двинуть войска к Уралу, но требовали за это предоставить в их исключительное распоряжение всю сибирскую железнодорожную магистраль и телеграф... Условия тяжелые, но директория пошла на них.

Если отбросить «верховный», то «правитель» звучит совсем шикарно. Была же правительница — Софья. Особенно довольно купечество: в Омске — хозяин, Омск — столица, — иностранные миссии, автомобили с флажками, войсковые парады, грандиозный спрос на шампанское. На днях открывается выставка золотого запаса и драгоценностей. Министр финансов Иван Андрианович Михайлов озабочен устройством банкета на четыреста персон. В министерстве финансов не протолкаться, — поставщики, рыбники, мясники, бакалейщики и какие-то терпеливые люди с чемоданами, — эти предлагают что угодно: кокаин, шелковые чулки, ликеры, опиум, уральские акции, царские деньги и даже весьма модный почему-то в Омске сыр горгонзола.

Адмирал придает чрезвычайное значение выставке. Он уже перевел на имя Сазонова в Париж политическому совещанию триста миллионов франков. Впечатление, произведенное на Париж этим жестом, нам еще неизвестно. Выставка должна, во всяком случае, его усилить: Жанен и Уорд своими глазами увидят золотой фонд адмирала.

У входа пулеметы. В вестибюле пулеметы. У всех дверей — чехословаки (виновники появления в Омске золотого запаса) с примкнутыми штыками.

Приглашенных не так много, — особая комиссия здорово отсеивала публику. Входим в колонный зал. Витрины, и под стеклами — золотые слитки, империалы, платиновый порошок в кожаных мешках, драгоценные эфесы сабель, оклады, золотая посуда, опять столбики десятирублевиков, и в центре выставки драгоценные камни, — они насыпаны в хрустальных вазах, на блюдах, разложены по бархату. Гвоздь выставки — огромный, чистейшей воды, бесценный изумруд Потемкина.

Михайлов встречает гостей. На нем новый сюртук, но плечи обсыпаны перхотью, руки почему-то в черных лайковых перчатках. У гостей захватывает дух. Некоторые впадают в болезненное возбуждение. Некоторые плачут. Со мной горячо здороваются Курлина и Аполлон Аполлонович Бенгальский. Михайлов берет у них пропуска, жмет руки и с широким жестом:

— Не правда ли, импозантно?

Курлина:

— Да уж, батюшка, не нищие.

Аполлон Аполлонович:

— Так мы чертовски богаты, оказывается?

И вдруг у Курлиной слезы:

— Боже ты мой, что у нас было, что у нас было!

У Бенгальского дрожат ноги в светлых брючках, трясутся мешочки под глазами:

— А знаете, господа, больше всего мне все-таки жалко мою оранжерею в Отрадном. Представьте, в январе — клубника.

Гости медленно двигаются вдоль витрин и расстраиваются окончательно: «Ах, Россия, Россия! Не ценили, господа, даже и не знали, чем владели». Особенно бьет по нервам изумруд Потемкина. В столбняке глядят на него Имен и Магдалина.

Имен:

— Ты можешь представить, какая ему цена? Говорят, пять миллионов... С ума сойти...

Магдалина:

— В этом камне спит на пять миллионов счастья.

Имен вдруг шепотом:

— Ну да, сунула в сумочку или еще куда-нибудь.

Магдалина:

— Постой, постой, сколько же это будет на франки?

Имен:

— Не знаю, чудовищно много... Ах, не была бы я дура в жизни!

Магдалина:

— Только взять в руку, и жизнь волшебно изменится.

У наших дам явно катастрофическое падение морального чувства. Мне приходит в голову неплохая мысль. С Имен кто-то заговорил, — я подхожу к Магдалине:

— Что с вами, Магдалина, у вас сумасшедшие глаза!

Она молча глядит на меня. Понемногу слова доходят до ее сознания.

— Мстислав Юрьевич, образованная, воспитанная женщина может быть воровкой?

— Ангел мой, в этом мире все условно... А у нас в Омске и того проще: не пойман — не вор.

— Мне жутко. Должны же быть какие-то остатки порядочности.

— А зачем они?

— Вы будто нарочно толкаете меня.

— Сознавайтесь, в чем дело?

Я смеюсь. Она поворачивается к витрине и с тихой страстностью:

— Вот он! Я могу его украсть... Я могу убить из-за него человека... Протянуть руку — и взять головокружительное счастье... Пылает зеленым огнем... Я ослепну, сойду с ума... Я разобью стекло.

Тогда я сжимаю ее холодную руку и на ухо:

— Мы с вами могли бы заключить договор. Изумруд будет ваш. Хотите? (У нее дрожит все лицо.) Как я достану изумруд, это мое дело, — вы его получите... От вас потребую только одного — послушания.

— Что я должна делать? — едва выговаривают ее губы.

— Полковник Уорд должен действовать так, как я вам буду указывать. Поняли?..

— Зачем это?

— Не ваше дело.

— Это опасно?

— Не знаю.

Быстрее, чем я думал, она ответила, впиваясь мне в руку ногтями:

— Я согласна.

Большие двери открываются. Чехи лихо берут на караул. Входят верховный правитель, Жанен и Уорд. Михайлов кидается навстречу. Колчак холодными глазами обводит присутствующих. Правая рука его за бортом морского сюртука, левая (пока еще не совсем Наполеон) опущена вдоль бедра.

— Здравствуйте, граждане, — говорит он негромко, раздельно, с глухотой в голосе; и союзникам: — Вот, господа, вы можете удостовериться, мы платим золотом за снабжение, золотом за услуги.

Жанен идет прямо к драгоценным камням. Он поднимает плечи, восхищенно и повышенно:

— Божественная красота, бесподобно, бесценно!

Колчак:

— Что вас так заинтересовало, генерал?

— Изумруд.

— Иван Андрианович, что это за изумруд, хочу я знать?

Михайлов подлетает:

— Так сказать, знаменитейший изумруд екатерининского вельможи Потемкина.

Полковник Уорд также заинтересовался камнем. На минуту его даже покидает важность. Жанен с пафосом:

— Адмирал, такой камень может быть лишь талисманом вашей славы. Я глубоко верю — России вернется ее величие... И вернете его вы.

Колчак благодарит наклоном головы. К верховному правителю осторожно приближается маленький человек с большой головой, шафранно-желтым лицом и длинными, веером, зубами — директор японского осведомительного агентства Зумотто. Чем шире он улыбается, кланяясь и будто подкрадываясь, тем суровее адмирал надвигает брови. Не подавая ему руки, говорит громко:

— Господин Зумотто, мне стало известно, что амуниция, доставленная японским командованием атаману Семенову, продана им большевикам.

Японец, приседая задом:

— Амирара, японский команда нисего неизвецна...

— Я имею точные сведения... Я должен наконец решительно прекратить анархические выступления атамана Семенова.

Он говорит о добрососедских отношениях, об открытой политике взаимного благородства, о высших принципах...