Александр Афанасьев - Мятеж

• Название: Мятеж
• Автор: Александр Афанасьев
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2012

Начало двухтысячных годов…

По миру прокатилась волна громких политических убийств. И если президент САСШ чудом избежал смерти, спасенный русским разведчиком и дипломатом князем Воронцовым, то русскому императору, афганскому королю, польскому царю и персидскому шахиншаху повезло меньше. Вслед за терактами в царстве Польском начался бессмысленный и беспощадный бунт. И во всех этих событиях так или иначе замешаны британские агенты. Казалось бы убийства первых лиц государств и мятеж в Польше — это звенья одной цепи, но не все так просто. Польский граф Ежи Комаровский, потерявший во время этих кровавых событий отца, решает разоблачить предателя, чтобы отомстить за гибель родного человека и… предотвратить политический кризис мирового масштаба!

---

Ну и казаки… а что, казаки не люди? Всем тридцати нету, только отслужили, выехали, многие неженатые… да нешто ль казак своего упустит, чтобы на чужбине — на стороне не урвать. Да и у женатых была своя традиция — они как отъехали, собрались, взяли банку с крышкой, налили туда водки и все туда кольца обручальные свои побросали, а банку запечатали. Чтобы не испортились, значит. Так что когда они к пункту сбора прибыли — женатых там не было. Совсем.

Первый день прошел в привычных заботах и хлопотах. Прибыли под вечер, войсковой старшина нашел командование части, которое уже изволило отходить ко сну, и бесцеремонно разбудил его для представления. Умудрился даже сдать аттестаты на все виды довольствия, чему местный начфин был крайне не рад. Оно и понятно — казаки прибыли одиннадцатого, а если бы он принял у них аттестаты двенадцатого — можно было бы довольствие по всем видам за один день прикарманить. Начфины… они такие, честного днем с огнем не сыщешь. Просто кто-то ворует в меру, а кто-то и без.

Стояли они буквально у самой железнодорожной станции, заняли чистое поле, отгородились контейнерами и боевой техникой, поставив внутри периметра палатки и сборные модули. Стреляли в местном карьере, до ближайшего стрельбища было далече. Технику сняли с платформ, потому что была самая граница — дальше они уже пойдут боевым порядком. О том, что в двадцати километрах отсюда рокош — особо ничего не говорило, если не считать сильного движения по дорогам — беженцы, да повышенных мер безопасности. Цены местные торговцы подняли, кто процентов на десять а кто и вдвое — у кого на что ума и совести хватило. Кому война, а кому…

С утра сдали тест. Пробежать десять километров кроссом с рюкзаком весом тридцать килограммов за плечами, двадцать раз подтянуться и пятьдесят — отжаться. Казаки хоть и молодые были — но некоторые сдали с трудом. Естественно — не без шуток, разжирел мол, на бабских то харчах.

Потом проверка оружия и заодно проверка самих казаков на предмет обращения с ним. Надо сказать, что казаки оружие покупали сами, и обязателен был только "казенный" патрон, во всем остальном — полная свобода, лишь бы стреляло да в цель попадало. Оружие молодому казаку покупали в двадцать лет, в день призыва на действительную военную службу, многие так с ним потом и жили всю жизнь, у стариков в загашниках и федоровки и токаревки хранятся. Оружие для призывных казаков особого значения не имело, брали самое дешевое и прочное — потому то почти у всех были автоматы Калашникова той или иной модели. Выделялся Петр Ткачев с того берега Дона — ему старший брат из Африки прислал автоматическую винтовку Эрма русского заказа с оптическим прицелом, да Мишка Головнин — у него был автомат Коробова с оптическим прицелом. Несколько казаков вместо автоматов — согласно военно-учетной специальности — имели снайперские винтовки. Тут — тоже единообразие, две старые, но ухоженные винтовки Токарева с новомодным ложем с пистолетной рукояткой, да Степка Котов привез с собой старую СВС-115, даже не снайперскую винтовку, а штурмкарабин, считай. По этому поводу даже с офицером цапнулись… но отстрел винтовки все вопросы снял, то ли стрелок хорош, то ли винтовка — но десять из десяти в черный круг с трехсот метров — положил. Еще у некоторых казаков, в том числе и у него, казака первого призыва Тихона Лучкова были ручные пулеметы разных систем, для огневой поддержки мелких подразделений.

Цапнулись несколько раз с офицерами, не без этого. С офицерами всегда напряги, казаки люди вольные, это тебе не действительная, где "разрешите бегом!". Но все конфликты худо-бедно уладили с помощью старшин да наказного, да и до мордобоя нигде не дошло.

Кормили хорошо, полевую кухню уже развернули и питались не сухпаем, а кашей с мясом. По традиции первым пробу снял наказной атаман, выехавший "в мобилизацию" с казаками. Ели наскоро, не так как дома, под крики офицеров — здесь тебе не дом, здесь — армия.

После обеда — выгнали в поле несколько тяжелых бронетранспортеров и несколько раз прогнали весь личный состав в посадке-высадке на них, обычной и экстренной. Взаимодействие с авиацией и артиллерией никто не отрабатывал — для этого в части были специальные корректировщики огня из кадровых.

Ждали приказа…

Края брезента, прикрывавшего вход лениво трепал ветер, то и дело доносился перестук колес и гудки тепловозов. Станция жила собственной, почти мирной жизнью — и пассажиры скорых поездов, на коротких остановках с удивлением и тревогой вглядывались в выросший по правую руку от станции лагерь временного размещения. Настроение у людей, связанное с частичной мобилизацией казаков и предстоящей силовой операцией по ликвидации бунта было далеко не мажорным — кто-то встречал безрадостные новости о происходящем в Польше со злорадством, кто-то с тревогой, все — с озабоченностью, но никто — с равнодушием. Как то так получалось, что очередной мятеж и жуткие картины с улиц польских городов, с расправами над людьми, с беженцами — затрагивали всех людей Империи. Происходящее было диким — оно не вызывало злобы, желания расправиться, оно было именно диким, не укладывающимся в голове. Никто не мог понять и осознать — чего хотят те, кто подняли этот рокош, почему они ведут себя именно так и не иначе. Показательно — что в стране не произошло ни одного польского погрома, хотя поляки компактно жили во многих местах Империи. Люди воспринимали бунтующих не как поляков — а как сумасшедших, причем опасных сумасшедших, льющих кровь. Был создан и постоянно пополнялся фонд помощи беженцам, которых с каждым днем становилось все больше и больше.

Казаки же просто лежали на кроватях, отдыхая после напряженного дня, и лениво обменивались впечатлениями…

— Да… зараз врезали сегодня…

— Я думал, кишки выплюну там, на дистанции…

— Да еще жара, мы то бегали…

— По такой же жаре и бегали. Просто за бабской юбкой отвыкли…

— Гы…

— Ты за себя говори. Я так пробежал — и добре.

— Ты бирюк еще тот… Один и помрешь.

— Не, не один… Он с Наташкой Балакиревой…

— Язык укороти… Если не лишний.

Один из казаков — невысокий, резкий, весь как будто на шарнирах, протянул руку к тумбочке, пошарил там, нащупал привезенный из дома соленый и перченый сухарь. Закусил…

— Нет, а все таки браты казаки — не могу я в толк взять. Вот этим полякам что надо? Чего им не живется?

— С баб — на поляков…

— И правильно. А то до драки…

— Батя гутарил, как прошлый раз замиряли — стояли они в одном селе. Так гутарит там курени — не чета нашим, хоть и мы не бедствуем. По два по три этажа, все кирпич, гаражи для машин. У кого и забор из кирпича…

— Это сколько же стоит то… Забор из кирпича.

— Там не бедуют…

— Там спиртягу гонят. А потом продают. Спиртяга сама, если без акциза — знаешь, сколько стоит?

— Ну…

— Вот те и ну… В монопольку[42] зайди — так и выйдешь. У нас батя в монопольку — только по праздникам, кусается. Только если событие какое… отметить чинно. А там гонят… целые заводы там стоят.

— Это они спьяну что ли такое…

— Тю… башка дурья. Это они думаешь для себя что ли гонят? Если для себя так гнать — тут утонуть можно. На продажу гонят. Продают так, что на рубль десять делают. А разница — только что срок за это если за руку схватят.

— И обратно не понимаю. Что же им тогда надо?

— Мабуть думают, что граница голой останется, так они и будут гнать, только ловить их никто не будет.

— Граница голая, дали…

— Поди, перекрой…

— Гутарят, царя Польского мятежники вбили…

— Мятежники… А сынок — не хочешь?

— Отца что ли?

— Его. Сам на трон и сел.

— Вот гад — отца… Погоди, доберемся…

— До него доберешься. Он поди дрыснул уже…

— Офицеры гутарили — Австро-Венгрия независимость Польши признала. Как бы не брухнуться с ними.

Австро-Венгрия независимость Польши и в самом деле признала. В западной Польше уже стояли части австро-венгров, переодетые в новоиспеченных "польских жолнеров" — нашлась и форма и знаки различия и все остальное.

— А и брухнемся[43]. Видал, какую силищу к границе подтягивают. Я бы и зараз заполонил так кого, мабуть Георгия выслужим.

— Как бы тебя не заполонили. У Австро-венгров армия.

— Да какая там армия… Смех. Ты эту Австро-Венгрию на карте видел? Плюнуть и растереть.

— А если Германия?

— Вот тогда братцы… попали, в распыл пойдем.

— А германцам то зачем? Что им эта Польша?

— Да бес их знает…

— Не будет войны. Германия нашей нефтью правдается.

— А Австро-Венгрия? Тоже правдается.

— Ну так вот — кран перекроем и поглядим как жить будут.

— А что, гутарят в Польше силы много?

— Да какая там сила… Ну эти жолнеры — они что? Казаков выручим, они сейчас в осаде. А дальше — сами замирятся. Гутарят, мы на Варшаву пойдем.