Александр Панченко - Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистических сект

• Название: Христовщина и скопчество: Фольклор и традиционная культура русских мистических сект
• Автор: Александр Панченко
• Издательство: ОГИ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2004
• ISBN: 5-94282-263-8

Монография представляет собой первое систематическое исследование культурной традиции двух массовых религиозных движений XVIII — начала XX в.: христовщины (известной также как «секта хлыстов», «люди божьи» и т. п.) и скопчества («секта скопцов»), Фольклор, ритуалы и идеология христовщины и скопчества рассматриваются в широком контексте простонародной религиозной культуры XVII — XX вв.

---

Пославши же Александра Ивановича на первую беседу к матушке моей Акулине Ивановне, велел поклониться с крестом, а тогда еще с крестом не кланялись[1153], и сказал ему «Что мы теперь с тобой беседовали, то и пророки тебе на сей беседе пропоют, и как скоро взойдешь в собор, так и обратится к тебе пророк и встретит тебя». Он поклонился мне и пошел. И как скоро переступил порог, так и обернулся к нему пророк. А он, взошедши в собор, помолился образам и поклонился три раза с крестом матушке моей Акулине Ивановне, а потом и всем на четыре стороны. Тут все удивились и говорили: «Никак он давно уж приведен? Да кто же его научил с крестом кланяться?» И сказали про меня: «Этот научил его, молчанка», — и с того времени стали все друг другу с крестом кланяться. А пророк ему и запел: «Поди-ко, братец-молодец, я давно тебя дожидался: ты мне Богу и Духу Святому надобен. Благословляю тебя крестом, ты виделся с самим Христом. Вот тебе от самого Сына Божьего меч, и много будешь грехов сечь, только изволь Сына Божьего беречь. И дается тебе книга Голубина от Божьего Сына: ты сам об оном знаешь и с ним беседовал. От вас много народу народится, знать опять старинка хочет явиться». Тут матушка Акулина Ивановна взяла его к себе и изволила спрашивать: «Кто тебя сюда прислал и кем ты приведен?» А он отвечал: «Ты, матушка, сама знаешь, что от одно‹го› все приведены — от Сына Божьего да от Владычицы». — «Знаю, знаю, поди же к нему — поклонись от меня». И он пришел ко м‹н›е, поклонился и говорил: «Ну, государь-батюшка, что ты мне изволил говорить, то и пророки пели, а матушка Акулина Ивановна тебе кланяется и разговаривала со мною: чтой-то, сынок, все пророки поют, что от меня Сын Божий народился?» А я ему сказал: «Ну, любезный сыночек, как она с тобой разговорилась! Даром, что в первый раз видит тебя, и про какой секрет говорила! Все равно, как со мной, так и с тобой разговаривала!»

И много я с Александром Ивановичем беседовал, и ни с кем так много не беседовал, как с ним. И говорил он мне: «Государь-батюшка, в Москве расчищаются пни, а у верных детушек засвещаются огни, дороги разметаются, и во всяком доме пища постоновится. Теперь ты маленек и ловишь малявок, а когда вырастешь и по земле пойдешь, то и ‹в› явный дворец взойдешь, и тогда будешь осетров ловить и там хлебушка покушаешь, а львы все застонут, и тогда волки завоют по всей вселенной, а волки — пророки, и не одни пророки, а и те, которые лепостью занялись — благодать у них чистая, да плоти коварныя, — но ты со всеми управиш‹ь›ся, и учители не будут безвременно овец стричь, а будут одну пору, Петровки, знать». А я ему говорил: «Ну, любезный мой сыночек, дает тебе Отец и Сын[1154] и Святой Дух и отец искупитель много сил, и порубишь много осин, когда ты Сына Божьего упросил. Жалует тебя Бог ригою да тюрьмой, и благодарит тебя Отец и Сын и Святой Дух за ревность твою и за верное неизмен‹н›ое обещание головушку свою за меня сложить. Ты хочешь живот и сердце надсадить, да сады мне насадить. Так я благословляю тебя итить в ночь, а я пойду на восток, и будет у нас между собою истекать один живой исток. Дух мой будет в тебе вовеки пребывать и обо мне возвещать, и мы с тобою хотя будем плотями врозь, но духом пребудем неразлучно вместе. Кому будет ночь, а тебе день и не воз‹ь›мет тебя никогда лень. Послужим ради Бога и не пощадим своих плотей, так и Бог послушает нас — а то всех лепость поест. О любезный мой сыночек, помоги мне лепость изогнать! Ходил я по всем кораблям и поглядел: все лепостью перевязаны. Братья и сестры только и норовят — где бы брат с сестрой в одном месте посидеть. Уж змею бить, так бей поскорее до смерти, покуда на шею не вспрыгнула и не укусила!» Он мне был верный друг и вели‹к›ий помощник и непобедимой воин. От начала до конца жизни своей ревностно воевал противу греха и много мне помогал, и нет мне ныне такого помощника, и нигде не могу избрать — ни в Питере, ни в Москве, и ни в других городах. Много есть у меня добрых людей, но все нет такого, каков был он. Он не желал себе явной чести, равно и не собирал тленного богатства и не занимался видимою суетою, не щадил своей плоти и жизни и истощал все ради отца своего искупителя и был верный подражатель Христу, имел чистый и непорочный сосуд Духу Святому. Он по благословению моему пошел в ночь озарить тьму проповедыванием, темничным заключением и страданием, а я по благословению Отца своего Небесного пошел на восток осветить всю вселен‹н›ую и истребить в божьих людях всю лепость и победить змея лютого, поедающего всех по пути идущих моих детушек. Аминь.

2е Страды Начал страдание

возлюбленного государя батюшки искупителя нашего, который пришел во вторые — души на спасения изобрать и грех весь изодрать. Он волею пришел, и кроме его некому эту чашу было пить — уж этому делу так и быть.

А я не сам пришел, а прислал меня сам Отец Небесный и матушка Акулина Ивановна пречистою утробою, которая греха тяжкого недоточная, чистая девица непорочная и была великая миллионишница: приказчики у ней были по всей вселенной, и нетленными они товарами торговали, а жили — ни о чем не горевали, а только грех весь из себя выгоняли, и на крест своих людей в руки иудеям не отдавали.

А меня на крест отдали свои люди. Жил я в Туле у жены грешницы у Федосьи Иевлевни у мирской[1155]: она меня приняла, а свои не приняли, но еще доказали. Привели солдат команду к ней в дом, однако она не обробела, хотя я был тогда в подполье — там и жил. А божьи люди стали говорить и указывать: «Ломайте пол, он там в подполье!» И разломали, а меня не нашли: так два раза команда приходила, и не нашли, но я был тогда в подполье. После того и говорят: «Пойдемте в трети‹й› раз». Пришли, стали искать и говорят: «Ломайте пол в трети‹й› раз — он там, в подполье. Найдемте его и отдадимте в руки на муки!» И вытащили меня за святыя волоса, и Бога не страшась, и били кто чем попало без всякой пощады. Поясок и кре‹с›т с меня сняли, а руки назад связали и назад гири привязали. И повели с великим конвоем, оружие обнаживши, и со всех сторон меня ружьями примкнувши: одним ружьем в грудь, а другим — ‹с›зади, и по моим обеим бокам — только что меня не закололи. И привели меня в Тулу и посадили в Туле на крепком стуле: перепоясали шелковым поясом железным фунтов в пятнадцать и приковали к стенам за шею, за руки и за ноги, и хотели меня тут уморить. На часах было четверо драгунов, а в другой комнате сидели мои детушки трое, которые на меня доказали, и сказано было поутру бить их плетьми. Но мне их стало жаль, чего ради и возжелал сойти со кре‹с›та и сказать, что им ничего не будет, и только что сие подумал, как все железы с меня свалились, а драгуны в это время все задремали и меня не видали. И я со креста сошел, мимо драгунов прошел, своих детушек нашел и им говорил: «Детушки, я вас прощаю, и Отец Небесный прощает. Вы не бойтесь, ничего вам не будет. Вас не будут держать, а отпустят домой. А я уж один пойду на страды за всех своих детушек, дабы прославить имя Христово и победить змея злова, чтобы он на пути не стоял и моих людей не поедал». Сказавши им это, пошел вон, ходил по двору и думал: «Из желез я ушел, а со двора не пошел — Отец Небесный не приказал мне итить, а велел сию чашу пить, и мимо меня оной нейтить». Тут меня хватилися, и все злые удивилися, а иные устрашилися и по всем местам искать бросилися и нашли меня на дворе, а я по двору гуляю и сам с собою рассуждаю: «Знать пришло время сию чашу пить — видно делу тому так и быть».

И тут меня взяли и великий допрос чинили — и рот мне драли, в ушах моих смотрели и под носом глядели и говорили: «Глядите везде — у него есть где-нибудь отрава!» Потом в лицо мне плевали, все меня били, кто чем попало, делали великия пытки и терзание и голову мою сургучом горящим обливали и крепче прежнего к стенам меня приковали, и отдан был строгой приказ, чтобы близко к нему не подходить, чтобы на кого не дунул или не взглянул; ведь он великий прелестник — так чтобы не прельстил. И великим называли волфою[1156]: «Он всякого может прельстить, он и царя прельстит, не довольно что нас. Его бы надо до смерти убить, да указ не велить. Смотрите, кормите его, да бойтесь: подавайте, а сами отворачивайтесь прочь». И подавали мне хлеб на шестике, а хлебова в бол‹ь›шей и длинной аршина в полтора ложке.

Из Тулы повезли меня в Тамбов. Народу было несчетное число: кто бранит, кто плюет, а Господь это и любит, да и Отец Небесный все велел с радостью принять не для себя, а за всех детушек, и для искупления их чрез чистоту от греховного паденья. А мои детушки неподалеку стояли: провожали и плакали. Привезли меня в Тамбов и посадили в тюр‹ь›му, и тут я содержался два месяца, потом получили повеление наказывать меня жестоко без всякой пощады.