Бернардо Ачага - Сын аккордеониста

• Название: Сын аккордеониста
• Автор: Бернардо Ачага
• Издательство: Издательский Дом «Азбука-классика»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-91181-098-0

Бернардо Ачага (наст, имя – Хосеба Ирасу Гармендия) – это самый сильный голос современной баскской литературы.

Его роман «Сын аккордеониста» был встречен с огромным вниманием, причем не только на родине писателя, – за три года он был переведен на 18 языков. Здесь вновь, как и в его рассказах и в книге Ачаги «Жители страны Обаба» (1988), звучит тема исчезающего мира. Подобно легендарному Макондо из «Ста лет одиночества» Гарсиа Маркеса, для юноши, главного героя романа, деревня Обаба – это малая родина, средоточие всего светлого и романтичного. Но, как всякий рай, этот для него потерян. Он больше никогда не увидит порхающих бабочек с нежными баскскими названиями. Случайно найденный список казненных, дневник времен гражданской войны и генерала Франко, предательский поступок отца – и обычной жизни приходит конец. Музыку, лекции, свидания сменяют листовки и взрывы. Юноша становится на сторону тех, кто ратует за баскскую автономию, будущих участников ЭТА.

---

На столе перед лейтенантом лежала какая-то бумага. Прежде чем вновь заговорить, он бросил на нее взгляд. «Как бы то ни было, есть один пункт, который я хотел бы прояснить, – сказал он. Мы все смотрели на него. – Похоже, Давид был замешан в деле с порнографическими журналами, и его за это исключили из колледжа». Я заметил, что рядом с бумагой лежала листовка вроде той, что мне показывал Лубис. Священник рассмеялся. Он даже захлопал в ладоши, а потом воскликнул: «Вот этого только и не хватало!» И далее на таком же правильном испанском, как у лейтенанта, сначала он изложил то, что произошло с тем самым журналом, а затем перешел к перечислению моих многочисленных достоинств. «Скажу вам со всей определенностью, лейтенант. Давид просто образцовый юноша», – заключил он.

Лейтенант сдержанно улыбнулся. «Но есть и другое дело. Дядя этого парня, Хуан Имас». В руке у него теперь была другая бумага. «Похоже, когда он живет здесь, то часто ездит во Францию. Практически каждую неделю. И есть сведения, что он встречается с людьми, которые пытаются выступать против государства». Священник резко встал: «Боже мой! Какой вздор! Позвольте мне сказать вам, что вы плохо информированы. Хуан ездит в Биарриц совсем не по этой причине. Вы не возражаете, если мы поговорим наедине?»

Пару минут они о чем-то говорили в углу кабинета. Когда они вернулись, лейтенант улыбался несколько натянутой улыбкой. «Вы хорошо сделали, что женились молодым», – сказал ему священник. «Благодарю вас за сотрудничество. Можете идти», – положил конец разборкам лейтенант.

Я отправился в обратный путь на своем новом «гуцци», и всю дорогу у меня в голове вертелась одна мысль: кто мог на меня донести. Я был удивлен, убедившись в том, каким длинным оказался список подозреваемых. Берлино, без сомнения, был одним из них. Тереза тоже; особенно Тереза. Человек, способный вложить мне в руки тетрадь с гориллой, прекрасно мог бы сделать это, поняв, что остался в дураках. Но был там еще и Грегорио, который, вне всякого сомнения, ненавидел меня с того самого момента, как узнал о моих отношениях с Терезой, и хотел отомстить. И почему бы там не быть Мартину, которого я однажды подвел в очень важной для него ситуации? Я пришел в отчаяние: колесо времени ставило меня перед лицом все более печальной реальности. Списки расстрелянных и стукачей вместо списков любимых людей.

Я подъезжал к Обабе. Шум мотора мотоцикла не помешал мне услышать взрыв ракеты. И сразу же за первым – второй. А через несколько секунд – третий. Впервые за долгое время эти три выстрела порадовали меня. Я сказал себе, что не должен позволять мрачным мыслям овладевать мною. Что колесо времени сумеет доставить мне и счастливые дни. В небе разорвались еще несколько ракет, я поехал быстрее.

«Я говорила с доном Ипполитом, – сказала мне мама дома. Я принял душ и надел чистую одежду. – У тебя было очень. трудное время, и перед началом занятий в университете тебе пошла бы на пользу помощь психолога. Если хочешь, я могу позвонить тому, который был у вас в колледже». – «Как ты меня находишь?» – спросил я, глядя на себя в зеркало мастерской. «Очень красивым», – ответила она. «Не хватает только шляпы. Завтра же привезу ее из Ируайна», – «Какую шляпу? Хуана? Ковбойскую?» – «Завтра увидишь». Мама направилась к двери. «Так что ты скажешь мне по поводу психолога? Пойдешь к нему?» – «Даже не думай. Я чувствую себя лучше, чем когда-либо». Я произнес это с полной убежденностью. «Как хочешь, – согласилась она. – А по поводу отца не волнуйся. Я говорила с ним по телефону. Он больше не будет тебя беспокоить из-за аккордеона». – «Мама, я хочу уехать, – сказал я ей. – Поищу студенческую квартиру в Сан-Себастьяне и останусь там, пока буду учиться на ВТКЭ. Часто буду приезжать домой. Ты тоже будешь меня навещать». Мама помолчала. «Как хочешь, Давид», – повторила она наконец.

На площади заиграл оркестр. «Что ты собираешься делать, хочешь поужинать или предпочитаешь отправиться на праздник?» – немного грустно спросила меня мама. Ей не так-то просто было принять мое решение. «Сегодня я одна, – продолжала она. – Анхель останется в гостинице. Ты же знаешь, утром с Ускудуном, днем с Ускудуном и вечером с Ускудуном». Я сказал, что поужинаю с ней и потом мы вместе пойдем на праздник.

У меня было впечатление, что теперь я люблю ее как-то иначе. В какой-то степени я сочувствовал ей, потому что в определенный момент, в молодости, ее сердце обмануло ее, толкнув в объятия человека, способного убить или предать ближнего; но в то же время я восхищался ею за то, что она не позволила сломить себя. Она продолжала оставаться сама себе хозяйкой.

Мы начали накрывать стол к ужину. «Это правда – то, что рассказал дон Ипполит лейтенанту?» – спросил я ее. «А что он ему рассказал?» – «Думаю, ты знаешь». Она сказала, что не знает. «Зачем дядя так часто ездит в Биарриц? Танцевать с туристками из Парижа?» – «Хуан никогда не любил танцевать», – очень серьезно ответила она мне. «Ты уверена?» – «Спроси у него сам. Я должна позвонить ему, сказать, что ты дома». – «Что ж, так и сделаю! Спрошу у него прямо сейчас!»

Но я не смог спросить его об этом. Едва я услышал по телефону его голос, счастливый оттого, что меня оставили на свободе, как разволновался настолько что был не в состоянии произнести ни одного слова.

Первый американец Обабы

В те времена, когда дон Педро вернулся с Аляски и построил гостиницу, он был очень полным мужчин ной, и поговаривали, что он каждый день взвешивается на новомодных весах, которые привез из Франции! «Это, похоже, первое, что он делает каждое утро, – рассказывали жители Обабы, не слишком привычные к таким манерам. – А взвесившись, берет карандаш и записывает на стене, что показывают весы». Эти рассказы были недалеки от истины. Когда в 1936 году разразилась гражданская война, солдаты, обыскивая гостиницу, обнаружили, что ванная комната полна чисел, близких к ста двадцати: 121; 119,4; 122,7… В некоторых местах цифр было так много, что они образовывали на стене серые пятна.

Дон Педро следил за своим весом не из соображений здоровья, хотя он и знал, что, сбросив десять-пятнадцать килограммов, он избавится от одышки, которой он иногда страдал. И не для того, чтобы улучшить свой физический облик, поскольку в предшествовавшие войне годы – 1933-й, 1934-й – угроза чахотки вовсе не вдохновляла на то, чтобы испытывать зависть к худобе. В действительности это было его развлечением. На вечеринках, которые каждую неделю устраивались в кафе или на смотровой площадке отеля, он имел обыкновение уже в самом начале беседы упомянуть о том, насколько он похудел или пополнел, что в немалой степени оживляло атмосферу вечеринки. «За последнюю неделю я уже потерял двести сорок граммов» или «я поправился на кило четыреста», уточнял дон Педро, и друзья, особенно три учителя из Обабы, вволю смеялись и подшучивали над ним.

Иногда, дабы повторение не оказалось слишком утомительным, он забывал о весе и избирал в качестве темы шляпу от Дж. Б. Хотсона, серого цвета, которую он привез из Америки. Осью повествования в этом случае становилась удивительная способность шляпы ускользать от своего хозяина и исчезать. «Знаете, где я ее нашел сегодня утром? – восклицал дон Педро. – Представьте себе, в печи для хлеба. Как это шляпа, произведенная в Канаде, может быть такой мерзлячкой?» Он был человеком с чувством юмора, что очень нравилось его друзьям.

Почти все в Обабе, да и в округе, говоря о нем, обычно называли его дон Педро или «американец»; но были люди, не слишком хорошо к нему расположенные, которые предпочитали давать ему третье имя: медведь. Не из-за его тучности и не потому, что это прозвище имело какое-то отношение к его физическому облику – он был кругленький, с мягкими формами, похожий на Оливера Харди, комического актера, – а из-за слуха, давшего пищу для сплетен по поводу одной из версий смерти его брата, самой подлой из всех. Дело в том, что его брат, который непременно повсюду следовал за ним в поисках серебра, погиб в лесах Аляски, став жертвой медведя, «напавшего на него, когда он охотился», как сообщил сам дон Педро немногим своим родственникам, которые были у него в то время в Обабе; а эти злопыхатели постарались всячески исказить произошедшее, заявив: «В том лесу не было никакого другого медведя кроме него самого. Он и убил своего брата, чтобы не пришлось ни с кем делить серебряные копи, которые они разрабатывали вдвоем. Потому-то теперь он и владеет гостиницей и разъезжает в таком огромном автомобиле». Автомобиль, бежево-коричневый «шевроле», был в то время в Обабе единственным. Он производил даже больше впечатления, чем сам отель.

Нельзя было придумать более грубую клевету, чем это вымышленное убийство. Во-первых, потому что в день, когда произошло несчастье, дон Педро находился в Ванкувере, занимаясь бумагами, имевшими отношение к руднику; но прежде всего потому, что, даже если оставить в стороне все детали расследования? братья очень любили друг друга: это были Авель и Авель, никоим образом не Каин и Авель. К сожалению, как справедливо утверждает Библия, клевета – это лакомство для ушей, и слух, который пустили злопыхатели из Обабы, очень скоро стал всеобщим достоянием.