Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

• Название: Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран
• Автор: Александра Ленель-Лавастин
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-89826-270-9

Национальный вопрос особенно болезнен для стран, претерпевших национальное унижение. Таким унижением было поражение фашистской Румынии во Второй мировой войне. Одним из способов восстановления национального престижа является воздвижение на пьедестал исторических героев нации. Для Румынии ими стали выдающийся ученый М. Элиаде, известный публицист Э. Чоран и драматург с мировым именем Э. Ионеско.

Автор книги, не умаляя их профессиональных заслуг, сосредоточивает внимание на социально-политических взглядах, гражданской позиции в трагичные для страны годы фашизма. Доказывая на огромном фактическом материале их профашистские настроения, А. Ленель-Лавастин предостерегает современные поколения от некритической эйфории в отношении «великих румын», способной объективно привести к поддержке обретающего силу неофашизма.

Книга написана живым, ярким, нередко полемичным языком и предназначена для широкого круга читателей.

---

Чоран тоже принимает участие в деятельности эмигрантов — хотя и не особенно охотно. Об этом свидетельствуют многие, в частности Моника Ловинеску и Виржил Иерунка, это следует из писем, адресованных им родителям (хотя он и не живет таким затворником, как утверждает в переписке с ними). «С румынами стараюсь встречаться как можно реже, — пишет он 13 сентября 1947 г. — Они все интриганы, склонные распускать ложные слухи. Кроме того, они для меня бесполезны во всех отношениях». Еще через несколько месяцев он констатирует, что в Париже полным-полно румын: «От них можно ждать только неприятностей; непрерывно ходят друг к другу с утра до вечера, разносят всякие слухи и тешат себя иллюзиями»[808]. С тех пор как летом 1947 г. он принял решение писать только по-французски, он полностью погружен в работу над «Кратким курсом по расчленению»; рабочее название рукописи — «Отрицательные упражнения». «Рассказ о кошмаре» — так признается он несколько лет спустя Константину Нойке, «далекому другу», описывая, какое фантастическое количество кофе и сигарет ему приходилось потребить и сколько ему требовалось словарей, чтобы «написать хотя бы одну мало-мальски правильную фразу на этом недоступном языке»[809].

Неприятные встречи

Что же можно сказать относительно встречи Ионеско с его вчерашними врагами Элиаде и Чораном? В письме Тудору Вяну, написанном в конце 1945 г., он клянется никогда больше не видеть этих отвратительных фашистов, которых он считает ответственными за фашизацию части румынской молодежи; в письме к Петру Комарнеску в начале 1946 г. — подтверждает свое отношение к ним, уверяя, что ничто не в силах стереть их прежних легионерских убеждений и что друг для друга они окончательно стали гиенами. Возникает искушение прийти к выводу, что Ионеско вновь, как и в вишистский период, гораздо более категоричен и тверд за кулисами (в личной переписке), чем на сцене. В этом отношении о многом говорит сопоставление дат. В дневниковой записи от 4 октября 1945 г. Элиаде пишет, что провел послеобеденные часы в компании Эжена Ионеско, с которым у него состоялся длинный разговор[810]. Между тем за две недели до этого Ионеско писал Вяну, что считает Элиаде «самым виновным из всех». На этот раз, как представляется, правду говорит Элиаде. Венгерский историк и политолог Франсуа Фейто, со своей стороны, рассказывает, что встретил Чорана вскоре после окончания войны... у Ионеско — того самого Ионеско, который в 1939 г. в Париже наотрез отказывался с ним общаться. Фейто добавляет: «Ионеско представил мне его как своего самого дорогого друга, своего брата — и это послужило для меня свидетельством высокого нравственного облика Чорана»[811].

Таким образом, ситуация складывалась парадоксальная. Но происходили еще и иные удивительные вещи. Другие свидетели того времени в один голос утверждают, что Ионеско вплоть до 1950 г. непрестанно колебался между раздражением, которое вызывали у него политические взгляды румынской эмиграции, зачастую националистически настроенной и пригревшей в своей среде многих подпольных легионеров, — и стремлением не оказаться в мучительной изоляции. В этом плане особую ценность представляет дневник Виржила Иерунки. Благодаря изложенным в нем событиям, происходившим в конце 1949 — весной 1950 годов, мы становимся свидетелями метаний драматурга, его сближения с эмигрантскими кругами, затем отдаления от них и нового сближения. В конце ноября 1949 г., посетив первое заседание румынского Центра научных исследований, Ионеско поведал Иерунке, что он отправился туда только для того, чтобы «справиться с грызущим чувством одиночества». В январе 1950 г. выяснилось, что он делает усилия, «чтобы помириться с Элиаде (а Элиаде с ним)». Что совершенно не мешает ему в тот же день с гневом высказываться о Центре, который он продолжает считать «гнездом нераскаявшихся легионеров». Отсюда и крайнее удивление Иерунки, встретившего Ионеско в этом учреждении в феврале, через месяц после этого разговора. Но 25 апреля первоначальное мнение Иерунки подтверждается: Ионеско, рассказывает он, с каждым днем проявляет все меньший интерес к усилиям эмиграции, цель которых — рассказать о судьбе Румынии, оказавшейся под сталинским игом[812].

Неприятие коммунизма стало одним из важных факторов, сплотивших трех наших персонажей, — это доказывает следующий эпизод, рассказанный Моникой Ловинеску. Дело происходило в декабре 1950 г. Многих интеллектуалов волновало тогда развитие войны в Корее. Среди них был и Манес Спербер, которого Моника встретила в издательстве «Кальманн-Леви». Он пребывал в сильнейшей панике и даже посоветовал молодой женщине бежать в Северную Африку. В этих обстоятельствах румынские эмигранты непрерывно посещали друг друга — занимались тем, что автор «Краткого курса по расчленению» считал излюбленным времяпрепровождением своих соотечественников. Сам он в этом отношении оказался не лучше других. По рассказу Моники Ловинеску, за неделю до встречи со Спербером она зашла повидать Мирчу Элиаде в гостиницу «Швеция». Элиаде сказал ей: «Чоран ушел минуту назад. Он считает, что нужно срочно уезжать из Франции — здесь нас скоро схватят Советы! Не сегодня-завтра разразится война, и мы, беженцы, попадем им в лапы первыми. Но куда ехать?» Примерно через час Моника Ловинеску оказалась у Ионеско, на другом конце Парижа, на улице Клод-Террас. И там услышала то же самое. «Чоран ушел минуту назад...» — немедленно сообщил ей Эжен...[813]

Не исключено, наконец, что примирение, о котором идет речь, было вызвано не только стремлением противостоять противнику единым фронтом, но и одной присущей Ионеско чертой характера. Речь идет о его вечно неспокойной совести, вызывавшей постоянную неуверенность в своей правоте. Об этом качестве он часто писал в своих биографических заметках, утверждая, что оно часто делает его безоружным в спорах[814].

ПРИГОВОР: 11 ЛЕТ ТЮРЕМНОГО ЗАКЛЮЧЕНИЯ «НЕКОЕМУ ЭЖЕНУ ИОНЕСКО, НЕУДАВШЕМУСЯ ПОЭТУ И НЕУРАВНОВЕШЕННОМУ ЧЕЛОВЕКУ»

Чем же занимается Ионеско? До конца 1940-х годов и он неизменно остается румыном. Основную часть своего времени он посвящает переводам на французский самых разнообразных авторов, в том числе поэта Урмуза, одного из предшественников сюрреализма. В 1948 г. он пытается добиться публикации произведений Урмуза издательством «Галлимар», но безуспешно. Жан Паулан и Раймон Кено, видимо, не возражают; проект проваливает, видимо, Тристан Тсара, опасающийся конкурента. Некоторые работы ради заработка, которые он пишет в то время, например длинная статья по истории румынской литературы для «Энциклопедии «Клартэ», рисуют Ионеско с совершенно неожиданной стороны. С большим прилежанием, свойственным разве что школяру, он излагает французским читателям историю румынской литературы с момента ее возникновения до наших дней, при этом чуть-чуть растягивая текст[815].

Из длинного письма Ионеско к Тудору Вяну от 19 сентября 1945 г. нам становится известно, что он очень бы хотел продолжить службу в румынской дипломатической миссии в Париже, откуда он официально отозван 1 октября. Ионеско, в то время гораздо менее яростный противник коммунистов, чем Чоран и Элиаде, обращается к своему корреспонденту с просьбой ходатайствовать за него в румынском МИДе. «Через 2—3 года, — доказывает он, — мы могли бы представить на суд французских читателей не менее дюжины репрезентативных книг. И если их примут плохо — значит, румынская литература ни гроша не стоит и нам следует отправляться ко всем чертям»[816]. Тогда, в конце 1945 г., он еще не принял окончательного решения: иногда его «хватают демоны честолюбия», пишет он, и тогда хочется вернуться домой. Но порой верх берет скептицизм, «и пропадает всякое желание уезжать отсюда». Во всяком случае, он бы вполне довольствовался прежней скромной должностью советника по культуре — лишь бы обладать некоторой независимостью и дипломатическим паспортом. И он добавляет: «Здесь меня ценят в левых кругах. Я уверен, что они меня поддерживают»[817].

Созданную им картину французской интеллектуальной жизни конца 1945 г. мог нарисовать только интеллигент, продолжающий вести себя как сторонний наблюдатель, как чужак. Ионеско замечает, что экзистенциализм «покоряет всех», и сообщает Тудору Вяну свои впечатления об Альбере Камю, Жюльене Бенда и драматургических произведениях Ануйля, «отчаявшегося, но здравомыслящего», о поэзии Франсиса Понжа, по его мнению, «лучшего среди них», о стихах изумительного Поля Элюара и Анри Мишо, «поразительно простого и конкретного — восхитительного». Прежний безоговорочный почитатель Эмманюэля Мунье, он теперь дистанцируется от журнала «Эспри», который, как он считает, теперь должен «прояснить свою позицию». Французскому читателю последующих десятилетий Ионеско известен, в частности, яростным антикоммунизмом, постоянно высказываемым со страниц газеты «Фигаро». Но тогда, в 1945 г., он пишет: «Марксисты и рационалисты из журнала «Ла Пансе» пытаются внести хоть какой-то порядок в этот хаос». Среди газет его предпочтением пользуется коммунистический еженедельник «Аксьон». Наконец, драматург признается своему корреспонденту, насколько он разочарован в де Голле: «Это реакционер»[818]. По некоторым данным, в коммунистических кругах считалось, что Ионеско в достаточной мере разделяет их позицию и потому заслуживает, чтобы его приблизили. Алэн Парюи, автор французских переводов Элиаде, Чорана и многих других румынских писателей, рассказывал, что его отец Андрэ Эрсковитц, член компартии с юных лет, проводил с Ионеско долгие часы, убеждая его также вступить в нее. Разумеется, он потерпел неудачу, поскольку не учел непереносимость для драматурга групповой дисциплины. Поэтому их беседы, как правило, заканчивались в бистро, где за стаканчиком вина они обсуждали самые разные проблемы[819].