Александра Ленель-Лавастин - Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

• Название: Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран
• Автор: Александра Ленель-Лавастин
• Издательство: Прогресс-Традиция
• Жанр: История
• Год: 2007
• ISBN: 5-89826-270-9

Национальный вопрос особенно болезнен для стран, претерпевших национальное унижение. Таким унижением было поражение фашистской Румынии во Второй мировой войне. Одним из способов восстановления национального престижа является воздвижение на пьедестал исторических героев нации. Для Румынии ими стали выдающийся ученый М. Элиаде, известный публицист Э. Чоран и драматург с мировым именем Э. Ионеско.

Автор книги, не умаляя их профессиональных заслуг, сосредоточивает внимание на социально-политических взглядах, гражданской позиции в трагичные для страны годы фашизма. Доказывая на огромном фактическом материале их профашистские настроения, А. Ленель-Лавастин предостерегает современные поколения от некритической эйфории в отношении «великих румын», способной объективно привести к поддержке обретающего силу неофашизма.

Книга написана живым, ярким, нередко полемичным языком и предназначена для широкого круга читателей.

---

В чем же источник этого апломба, переходящего порой в манию величия? Дело в том, что наш герой, которому есть что скрывать, и даже больше, чем Чорану, живет под постоянной угрозой обнародования его совсем недавней приверженности Легионерскому движению и фашизму. Элиаде, которому уже 41 год, испытывает непрерывное психологическое напряжение, и оно неоднократно прорывается. Например, в тревожных посланиях, которые он направляет Марселю Бриону в 1950—1951 годах. В те годы Брион ведет в газете «Ле Монд» колонку «Зарубежное литературное обозрение»; Элиаде предлагает ему включить в один из обзоров рассказ о недавно написанных или переведенных им книгах. Однако этого не происходит. «Не отказались ли Вы от нашего проекта?» — спрашивает Элиаде Бриона 4 октября 1950 г. Год спустя, 17 августа 1951 г., в ответе Элиаде на послание Бриона сквозит явная тревога. Историк религий пишет: «Мне показалось, что в Вашем письме проскользнул намек, глубоко меня смутивший, поскольку он касается моих прежних опасений: Вы спрашиваете себя, не выйдет ли так, что эта газета «начнет писать исключительно на политические темы»... на мой взгляд, эта фраза касается меня лично: для руководства «Ле Монд» я, видимо, политически нечист... Я знаю, что г-н Реми Рур общается с некоторыми из моих соотечественников. Мне нетрудно вообразить, что он мог услышать от них обо мне: фашист, нацист, военный преступник и т. п.». Элиаде добавляет, что на него возводят клевету «особенно легко, потому что всем известно — я никогда не защищаюсь от клеветы»[847]. По понятным причинам... На самом деле никакие из опасений, выраженных здесь Элиаде, не были реализованы. Марселю Бриону явно было неизвестно его боевое прошлое, и он поспешил успокоить историка религий. Он, видимо, просто был занят другими делами и задержался со сдачей рукописи своего обзора в редакцию. Элиаде остался уверенным в обратном. Он так беспокоился, что это даже отразилось в его дневнике. «Наверняка что-то произошло, я уверен, но что именно?»[848]. Что это, оправданные опасения или чистой воды паранойя? По всей видимости, следует отдать предпочтение второй гипотезе. Но все же у Элиаде есть и веские причины для беспокойства.

Первые трудности Элиаде в Сорбонне и в НЦНИ[849]

В 1946 г. возникли первые затруднения в Сорбонне. 20 октября Элиаде пишет в дневнике, что встречался с Альфонсом Дюпроном, что тот разговаривал с ним «очень сердечно» и Элиаде просил его «выступить свидетелем в его пользу» в Сорбонне, дабы «расстроить козни С. и ему подобных»[850]. Кто был этот таинственный С., не известно. В 1947 г. возник еще один «заговор»: Элиаде дважды подавал заявление о вступлении в НЦНИ, и дважды ему было отказано из-за его политических взглядов 1930—1940-х годов. Он сам рассказал о своих злоключениях в дневнике и в воспоминаниях. Первое заявление рассматривалось в ходе сессии НЦНИ в июне 1947 г. и было отклонено «по причинам политического характера»[851]. Второй отказ последовал несколько месяцев спустя. «Еще одна новость, которая меня убивает», — писал он с возмущением[852]. Он, однако, заручился самыми весомыми рекомендациями — Луи Рену, Жоржа Дюмезиля, Поля Массон-Урселя, а докладчиком по его кандидатуре был назначен Анри-Шарль Пюш[853]. Все эти крупные профессора разделяли его негодование. По мнению Дюмезиля, за этим непременно кроется «политическая интрига». Люсьен Фебвр и Габриэль Ле Бра намереваются опротестовать в дирекции НЦНИ принятое решение. Неизменный Альфонс Дюпрон — он информирован все-таки немного больше других, — в свою очередь, предлагает предпринять все возможное, чтобы предупредить гневную реакцию со стороны румынского дипломатического представительства[854]. Однако этому почетному караулу ничего не удалось сделать. «Клевета», «оскорбление» «я попал в западню» — строки элиадевского дневника клокочут яростью. Но что же на самом деле произошло? Историк, корчащий из себя жертву сталинистов, предлагает версию, которую его французские защитники потом охотно принимают на. веру. На этот раз главным вдохновителем ужасного «заговора» был не кто иной, как профессор Симион Стоилов, известный математик, новый посол Румынии во Франции. По убеждениям он был левым, но не коммунистом. Он, конечно, запрашивал в Бухаресте, какие действия предпринять по отношению к Элиаде, и получил соответствующие рекомендации. «Он повел себя как полицейский осведомитель», — негодовала «жертва», уверенная во «вмешательстве» в это дело румынской полиции[855].

Конечно, учитывая, что Элиаде скомпрометировал себя тесными связями с легионерами, а затем, при режиме Антонеску, в 1940—1944 годах находился на ответственных дипломатических должностях, не исключено, что румынское посольство дало о нем в НЦНИ неблагоприятный отзыв. Однако истинные причины отказа НЦНИ нельзя свести к некоей интриге «коммунистов» против особы Элиаде. Наоборот, по всей вероятности, решающую роль в этом деле сыграл профессор Константин Маринеску (1891—1982), известнейший историк-медиевист, закончивший в начале 1920-х годов Высшую школу практических исследований. К сталинизму он не имел абсолютно никакого отношения, зато тесно сотрудничал с крупным румынским историком-националистом Николае Йоргой, убитым Железной гвардией в ноябре 1940 г. В отличие от Йорги, профессор Маринеску был известным консерватором-западником. Во Франции он до 1948 г. возглавлял румынскую школу в Фонтене-ан-Роз. Узнав о ходатайстве Элиаде по поводу приема в НЦНИ, где Маринеску сам работал в это время, он направил руководству этого учреждения длинное письмо с подробным изложением яро антисемитских, ксенофобских и легионерских взглядов Элиаде в 1930-е годы[856].

В 1944—1945 годах Мирча Элиаде, чувствовавший себя победителем, был совершенно уверен в грядущих успехах: ему, конечно, удастся провести всех этих европейских ученых и, как он объяснял в своем португальском дневнике, «проникнуть» в западные академические учреждения, как Одиссею в Трою в чреве придуманного им деревянного коня. После войны он даже пытался — предосторожность никогда не бывает излишней. — немного привести в порядок свои связи. Так, он нанес короткий визит Юулиусу Эволе, будучи проездом в Италии в конце 1940-х годов. Однако из сносок в его книгах этот специалист по оккультизму, скомпрометировавший себя при фашизме, исчез полностью и окончательно. Эвола, человек более честный, напротив, продолжал ссылаться на своего румынского коллегу. Это заставило много смеяться Виржила Иерунку и самого Элиаде: в 1949 г., получив новую книгу Эволы, они очень позабавились тем обстоятельством, что Элиаде там цитировался гораздо чаще Гераклита![857] Эволу несколько огорчило подобное отсутствие солидарности, о чем он не преминул поведать своему другу 15 декабря 1951 г.: «Я был поражен, обнаружив, что Вы прилагаете максимальные усилия, чтобы в Ваши работы не просочилась ни одна цитата из тех авторов, которые не относятся к самой официальной научной литературе... Конечно, речь идет о том, что касается только Вас; но все же следует задать себе вопрос, стоит ли в конечном итоге овчинка выделки»[858]. Спустя два десятилетия Эвола будет объяснять главному редактору журнала «Vie della tradizione», что «г-н Элиаде по вполне понятным причинам не любит напоминаний о своем прошлом»[859]. Овчинка стоит выделки; Элиаде, полным ходом осуществляющий смену убеждений, в этом абсолютно уверен. В этом плане необходимо отметить, что в его распоряжении, помимо парижских научных кругов, имеется еще один трамплин: это Встречи Эраноса в Асконе, в которых он принимает участие с 1950 года. Именно там Элиаде, сразу очарованный царящей на этом международном форуме атмосферой, познакомился с Карлом Юнгом, Цви Вербловски и Гершомом Шолемом. «Я польщен, что он прочел все мои работы, даже «Йогу», написанную в 1936 г. У него довольно приятное лицо, большие оттопыренные уши. Говорим мы с ним по-английски», — писал он в дневнике (запись сделана в Асконе 20.8.1950). Впоследствии Элиаде вошел в узкий круг руководителей Эраноса.

Вернемся, однако, к неудачным попыткам прорыва в НЦНИ 1947 года. Поразительно, но Эжен Ионеско также обращался к понятию «троянский конь» — в письме к Тудору Вяну от февраля 1944 г. Кратко остановившись на идеолого-герменевтических концепциях Элиаде касательно протоистории и о его патологической ненависти к Западу, Ионеско писал затем: «Мне все-таки с трудом верится, что ученые (Запада. — Авт.) окажутся столь глупы, что установят в собственных стенах троянского коня перманентной первобытной истории и откроют ворота тем. кто покушается на самые основы «цивилизации», вне зависимости от сомнительной ценности их научных познаний»[860]. Уважаемый профессор Маринеску, по всей вероятности, придерживался того же мнения. Однако, в противоположность предсказаниям Ионеско, ворота университетского мира открывались одни за другими. Неприятности еще имели место в конце 1940-х годов; но уже в 1950 г. Элиаде стал читать лекции в Сорбонне (хотя прочел их и немного). Жан Валь, сыгравший в 1946 г. значительную роль в приглашении во Францию Хайдеггера[861], пригласил румынского историка читать лекции по мифологии в Коллеж философии. Начали пользоваться успехом его книги.