Виктор Вучетич - Поединок. Выпуск 3

• Название: Поединок. Выпуск 3
• Автор: Виктор Вучетич
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1977

В третьем выпуске ежегодника «Поединок» публикуются приключенческие повести и рассказы московских писателей. Теме революции и гражданской войны посвящены повести и рассказы Ю. Авдеенко, В. Вучетича. О мужестве и героизме советских людей в наши дни рассказывают А. Ромов, Н. Коротеев и др.

Сборник посвящается 60-летию Великого Октября.

---

— Это случилось в том месте, где вас нашли? В парке? — спросил я Свиридова.

Раненый открыл и закрыл глаза.

— Когда это случилось? Я начну с одиннадцати часов. Итак, одиннадцать, одиннадцать пять, десять, пятнадцать, — считаю дальше, дохожу до двенадцати и снова прибавляю по пять минут.

— ...Двенадцать пятнадцать...

Стоп. Глаза открыты. Время установлено.

— Хорошо. Пойдем дальше... Вы его заметили в момент нападения или раньше? Раньше?

«Да».

— Намного раньше? Минута? — Я хотел считать дальше, но он открыл глаза.

— Он нападал на кого-нибудь?

«Нет».

— Нарушал порядок.

Молчание.

— Вы вышли на него?

Молчание.

— Он вышел на вас?

Глаза открылись.

— Почему же он стал стрелять?! — вырвалось невольно. Но врач осадила меня строгим взглядом. — Когда вы увидели его, у него был в руках наган?

«Нет».

— Но он сразу же его достал?

«Да».

— И сразу выстрелил?

«Да».

— Его лицо было спокойным?.. Испуганным?

«Да».

— Вы успели ему что-нибудь сказать?

«Нет».

— Он достал наган из кармана брюк?

«Да».

— Вокруг вас или чуть в отдалении были люди?

Молчание.

— Вы видели людей в тот момент?

«Нет».

— Вы его раньше видели?

«Нет».

— Может, задерживали? Доставляли куда-либо? Припомните.

Молчание.

— Когда вас нашли, кобура была расстегнута...

Глаза Свиридова стали вдруг большими. Словно увидел что-то ужасное. Он весь напрягся. Я понял свою оплошность. Черт бы меня побрал! Этого и опасался врач.

Свиридов силился что-то сказать. Но лишь свистящие звуки вырывались из его горла, из воспаленного, казалось, обугленного рта.

— Нет, Алеша! Пистолет цел! Цел пистолет! — кричал я, бросая слова, как спасательные круги.

«Вот и узнал приметы! Будь проклята та сволочь со своими приметами!»

Женщина хлестнула взглядом. Не синим, совсем темным. Черным взглядом. Проворно достала из металлической коробки шприц и ампулы. Надрезала две, хрустнула, и, насадив на шприц иглу, втянула жидкость. Сменив иглу на тоненькую, подняла кверху и выжала две капли.

Я считал эти капли; казалось, что сейчас все зависит от них.

— Вам позже, — сказала врач иронически, угадав мое состояние. И сделала инъекцию Свиридову.

«Накрылся допрос», — невольно сработала мысль, от которой стало неловко.

Врач села около раненого. А я переводил беспомощный взгляд с лица Свиридова на ее лицо и чувствовал, как на меня шла волна страха. Вдруг Алексей улыбнулся. Слабо. Видно, собрал для этой улыбки все силы. Точно, улыбнулся. И что-то шепнул.

— Что он хочет сказать? — спросил я нетерпеливо.

— Он хочет сказать: «Успокойте следователя». — И она подмигнула ему заговорщицки, погладив его плечо.

— Ты, Свиридов, брось перемаргиваться с врачом. Рано еще, — сказал я с деланной суровостью и облегченно засмеялся. И так захотелось обнять, стиснуть, расцеловать этого парня.

— Пистолет твой цел, Алеша. Остался в кобуре. Ты успел только расстегнуть, видно, хотел предупредить выстрел...

«Точно», — ответили глаза Алеши.

— Значит, его выстрел был неожиданным? Беспричинным? — спросил я, продолжая допрос.

«Да».

«Что ж, задержим — выясним, что у него было на уме. Может, хотел украсть пистолет? Но тогда бы сзади напал... Ладно».

— Теперь приметы... Начнем с роста. Высокий? Среднего? Ниже среднего?

«Да», — ответили глаза.

— Толстый? Худощавый? Среднего телосложения?

«Да».

— Возраст. Я буду считать от семнадцати...

Остановились на двадцати четырех.

Вырисовывался портрет преступника. Глаза темные, карие, с узким разрезом. Под черными густыми бровями. Такие же черные, коротко остриженные волосы. Прическа модная по тому времени. Низкий лоб. Прямой нос. Толстые губы. Вот это наблюдательность! Срисован за мгновенье.

— Перечислим одежду. Пиджак был?

«Да».

— Цвет. Серый? Черный? Синий?

«Синий».

— Головной убор?

«Не было».

— Сорочка. Белая?

«Да».

— Чистая?

«Нет».

— Очень грязная?

«Нет».

«Понятно. Видно, москвич, но мог не ночевать дома», — подумал я.

— Брюки. Черные?

«Да».

— Галстук был?

«Был».

Одежда известна. Даже указан модный галстук.

— Достаточно, Алеша, вполне достаточно. Спасибо, друг... Доктор, заверьте, пожалуйста, своей подписью его показания.

Она подписалась. Не так, как вначале, с кажущейся непричастностью. Ее захватил допрос. С каждым вопросом и ответом, чувствуя, как нарастало его напряжение, она невольно становилась активным участником допроса, хотя и сидела молча.

— Поправляйся, Алеша. Обязательно поправляйся. Это приказ.

Свиридов открыл и закрыл глаза. Было видно, как он утомлен. И может, сказал последнее «да».

Я нащупал его руку под простыней, ту, в которой не было иглы. И слегка пожал. Если бы можно было, как по этим трубкам, через пожатие передать часть своего тепла,энергии!

Глаза у доктора стали, как зимний рассвет, синие-синие. Хотя в щелях зашторенных окон палаты уже голубел летний. От подъезда больницы рванула «Волга». Заждалась. Скорее, скорее.

Несколько минут гонки по еще спящему городу, и протокол с описанием преступника лег перед генералом. Примет ждали, как ждут в пургу летную погоду. Генерал включил селектор. И они пошли во все подразделения, службы, на все посты московской милиции.

В первой половине наступившего дня на станции метро «Динамо» преступник был задержан инспектором уголовного розыска. Вместе с наганом.

Кроме той, что лежала в пакете на моем столе, все пули были в барабане.

Когда задержанного привели в мой кабинет, я узнал его сразу. Я узнал бы его и на станции «Динамо», попадись на глаза, или, скажем, на «Таганской», какая разница.

Многие считали, что инспектору повезло. Но преступник не вынырнул из туннеля. До «Динамо» добирался среди людей. Наверное, попадался и нашим: в штатском и в форме. «Повезло» — не то понятие. Скорее, тренированная память, зрительное воображение и острая наблюдательность инспектора. Могло повезти и другому и пораньше.

Инспектор брал преступника в толпе, когда она поредела. Медлить было нельзя.

Со стороны глядеть: один гражданин напал на другого. Кто сыщик, кто преступник? А у преступника наготове наган с боевыми патронами. На предельной готовности. И рука за пазухой. Потому что чует погоню, хотя и не видит ее. Откройся, промедли — сразу начнет стрелять. Кругом люди, хотя и не впритык. А ему, кроме своей шкуры, спасать нечего.

Инспектор умел ориентироваться в обстановке и хорошо владел самбо.

2

Я увидел щенка, злобного и трусливого. Его только что вынули из ледяной, грязной лужи. И он дрожал. Насквозь промок страхом. Позже его малость отпустит. Пообвыкнув, хотя нет-нет да задрожит, как неотрегулированный холодильник, попытается вернуть хоть видимость самомнения. Второй стакан воды выпьет, уже не лязгая зубами. Но до конца так и не обсохнет.

Не скажу, чтобы он не был мне любопытен. Но интерес к нему не рос, как скорость нашей машины: кончилась погоня. Конечно, я был благодарен генералу, что его доставили без задержки. Обошлось без предварительных встреч и переговоров. И он задал мне первому вопрос, который донимал его больше всего:

— Меня расстреляют?

Я отложил изъятые у него фотографии и перевел взгляд на натуру. Как мало походил он на лихого парня с этих фотографий! Тот стоял твердо. Широко расставив ноги, руки в брюки. Рубашка расстегнута, воротник пиджака торчком. Стоял на фоне людей и машин; презирая этот фон. Губа прикушена, глаза прищурены. Эдакий супермен.

На другой фотографии он был в щегольском пиджачке, с галстуком, похожим на длиннокрылую стрекозу, и, запрокинув голову, прямо из бутылки пил коньяк, а может, лимонад. На этот раз фоном служил плюшевый занавес фотостудии.

Сейчас он сидел без яркой «стрекозы», бутафорской бутылки и презрительного прищура. Не было нагана. А вместо белых манжет на опущенных руках розовели следы от наручников.

Дозрел.

Дозрел ли? Не слишком ли быстро и легко проскочил в мыслях своих неблизкий и трудный путь к исполнению приговора? Приговора исключительного. Минуя все следственные и судебные процедуры. Хотя промахнись он, и милиционер Свиридов свел бы эти процедуры к нулю.

Нет, до самого смертного часа никто не верит в скорый конец. Пусть сам ищет ответа. Пусть укрепится в справедливости этой страшной меры наказания. Ее неотвратимости. Меры, определенной им самим.

Да и что ответишь, когда такой приговор реален?

— Почему вы это сделали? — спросил я вместо ответа.