Рене Депестр - Аллилуйя женщине-цветку

• Название: Аллилуйя женщине-цветку
• Автор: Рене Депестр
• Издательство: Панорама
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-7024-0548-Х

Эта книга вся — до каждого слова, до каждого знака препинания — пронизана Любовью-Страстью — жаркой, солнечной, экваториальной. Вот какой должна быть настоящая любовь, подумает читательница, вот что я хочу от жизни. Вот как надо любить женщину, подумает читатель, а значит, надо уметь видеть в ней женщину-мечту, женщину-цветок!..

Смело утверждаем: никто из прочитавших книгу Рене Депестра не останется равнодушным и не сможет смотреть на любовь как на несбыточную выдумку поэтов или как на докучную обыденную обязанность.

---

Вот эта последняя деталь из моих признаний побудила отца Маллигена спросить меня насчет моего сексуального опыта. Вкусил ли я уже грех плоти? Я рассказал ему все, что знал. Я жил в среде, где люди не стыдятся своих интимных частей тела и пользуются ими наилучшим образом, то есть и говорят обо всем этом и соответственно поступают с чувством полной свободы. Мальчики и девочки гордятся своими пипочками, когда узнают, что эти вещи служат источником блага для их уравновешенности и здоровья. Каждый очень рано постигает значение месячных у девушек, округлости их ягодиц и грудей, линии поясницы и бедер; у юношей — значение детородного органа и его принадлежностей, эрекции, оргазма и спермы. Такое открытие совершенно не вызывает чувства какой-то виновности, а наоборот, вселяет радостную уверенность в себе представителям обоих полов. Вхождение в мир плотских отношений совершается самым естественным образом, при случайных встречах и после предварительных ласканий в сумеречных закоулках квартала.

Но правда, истинная, хотя и невероятная правда заключалась в том, что я еще ни разу не целовался, вернее — не делал того, что условно называют поцелуем. О половом акте я знал все, что можно было знать. Я застигал парочки, занимающиеся любовью. Это зрелище представлялось мне вполне нормальным и очень красивым, и всякий раз у меня дух перехватывало. Иногда я занимался мастурбацией, один или в группе, не испытывая ни страха, ни отвращения, а, скорее, радуясь. Иногда, как и большинство моих товарищей по играм, я смазывал себе член маслом какао в надежде, что он станет толще и длиннее. Один или два раза — за городом — я пытался совокупиться с козой или телкой, но никакого энтузиазма не выказал. Если не считать этого половинчатого и преждевременного опыта, я еще не совершал ничего настоящего — ни единого подлинного и полновесного акта с девушкой. И если акт любви есть грех, то у меня не было никакой заслуги в том, что я пока не согрешил; если целомудрие есть добродетель, я был целомудрен невольно, а не по умыслу.

Отец Маллиген сказал, что хотя я целыми годами погрязал в язычестве, я не утратил невинности, и это служит свидетельством того, что ростки моего призвания восходят на благодатной почве. Когда Господь хочет облечь высокой миссией какого-нибудь из своих избранников, он часто преднамеренно и долго испытывает его душу и тело в миазмах греха. История церкви изобилует примерами людей, которые прошли длинный путь по болотам, не оставив на себе ни единого пятна. Так случилось и со мной. Теперь мне надо решительно отвернуться от языческих беснований вуду и превратить мою невинность в один из краеугольных камней моей будущей судьбы.

Затем мы поговорили о практических сторонах моего призвания. Я был первоклассником в лицее Песьон и должен был проучиться еще два года в этом светском колледже, прежде чем приступить к богословским занятиям. Силен ли я в латыни? Отец Маллиген взял томик Сенеки и попросил меня перевести отрывок, выбранный наугад. Текст оказался трудным, и в общем я провалился. А ведь я был одним из лучших учеников класса. Меня это крайне смутило. Отец Маллиген закрыл книгу и сказал, что не надо расстраиваться. Ни для кого не секрет, что учащиеся лицея Песьон не блещут знанием латыни и греческого. Преподаватели этого безбожного заведения, наверное, занимаются какими-нибудь другими делишками. Но он готов помочь мне восполнить пробел. Он охотно будет давать мне по три урока латыни в неделю. Больше того: каждый год он проводит жаркие летние месяцы в приюте, устроенном братством Святого Духа в горах. Мне просто надо поехать туда с ним на будущее лето. Тогда я быстро преуспею в латыни, а также буду помогать ему в его церковных делах. Когда я ушел и оказался на улице, радость моя не знала границ. У меня призвание, я призван, вокатус! Гаитянским вечером это латинское словечко просто переполняло меня.

2

В тот день, о котором теперь пойдет речь, мы все трое сидели на веранде домика, утопающего в зелени, в сотне шагов от часовни Ламарка. Около месяца тому назад мы покинули Порто-Пренс. Отец Маллиген молча курил специальную сигару, помогающую пищеварению. Я помогал Розене провеивать рис к обеду. Старик попросил мать одного из своих учеников подыскать ему прислужницу на каникулы. Ему и нашли Розену Розель.

Ей исполнилось девятнадцать лет, кожа ее по цвету и запаху напоминала гвоздику и корицу. Она кончила школу, и в более благоприятной обстановке ее королевская осанка, красота, способности нашли бы лучшее применение. В то лето все видевшие ее произносили не иначе как медленно и по слогам: о-сле-пи-тель-на! А если вы преподаватель философии в религиозном заведении или будущий монах братства Святого Духа, вам пришлось бы много раз повторять «Аве Мария», чтобы остудить пыл.

— Я думал, пришлют простую хозяюшку в летах, — говорил отец Маллиген, — а нам дали юную львицу. Биологический скандал! Горе тем, кто его хочет подстроить!

Скандал действительно уже незримо присутствовал. Он витал в воздухе днем и ночью под одной крышей с нами. Он дышал одним воздухом с нами, готовил нам пищу, стирал и гладил белье, убирал постели, накрывал на стол, и очень часто Розена-скандал бывала единственной коленопреклоненной прихожанкой в часовне, когда я помогал отцу Маллигену служить утреннюю мессу. И вот сейчас, на веранде, скандал с глазами львицы провеивает рис, подрагивая плечами и грудями над нашими душами, которые бдительно и таинственно оберегаются Спасителем.

— Завтра базарный день, — заметил старик.

— Да, завтра четверг, — откликнулась Розена. — Кто на этот раз пойдет со мной, вы, батюшка, или Ален?

— У Алена задание по латыни. Пойду я, как и в прошлый раз, — повелительным тоном произнес старик.

— Возьмем мула? — предложила Розена.

— Хорошая мысль, Розанчик. Можно будет купить связку бананов с мускусом.

— А может, еще и козленка, — добавила Розена.

— О, будут отменные кусочки на рашпере! — в предвкушении воскликнул старик.

— С иньямом, луковичками, соусом року, перчиком! — подхватила Розена.

Рынок находился примерно в часе хорошей, непрогулочной ходьбы, начиная от отрога, на котором возвышалась часовня. Я сопровождал Розену в первый четверг по нашем прибытии сюда. Мы отправились сразу после мессы. На еще незнакомом пути мы ориентировались на крестьянок, которые со всех горных троп стекались к рынку. Одни шли пешком, другие ехали на ослах, шерстистых, с копытами, блестящими от росы. По дороге мы то и дело вспугивали овсянок, диких голубей и даже несколько пар цесарок, которые взлетали, шумя крыльями и сминая траву. Там и сям за холмами выступали хижины, откуда доходил до нас приятный аромат разливаемого кофе. Мы шли широким шагом и молча. Розена смело шагала впереди меня своей неподражаемой поступью, не обращая никакого внимания на колючки, которые время от времени царапали ее длинные голые ноги. Ее гибкая походка чувственно волновала весь ее стан, но утром я вкусил церковную облатку, и поэтому все ее изгибы и вибрации лишь умиляли меня как невинного агнца Божия.

На рынке она проявила свой талант мгновенно находить самые лучшие арбузы, самые свежие яйца, самые подходящие для отменных салатов баклажаны, помидоры, огурцы. Я заметил также, что ни одна торговка в мире не заставила бы ее заплатить слишком дорого за курицу или четверть связки инжира и бананов. Возвращались мы нагруженные, как ослы, и делали передышки после каждого подъема в гору, а день сиял, как львиные глаза Розены Розель.

— Ты правда хочешь быть священником? — спросила она, когда мы присели отдохнуть.

— Да, у меня такое призвание.

— А что люди чувствуют, когда у них при-зва-ни-е?

— Ну, это такая пелена, как бы изнутри застилающая глаза на все лишнее и ненужное. Нравится все скромное и нежное.

— Как это?

— Надо сохранить на всю жизнь то, что в тебе от детства и что почти все взрослые быстро теряют. Надо днем и ночью исполнять невидимые и неслышимые веления Господа и подавлять в себе суетные желания плоти.

— Ты уже научился говорить, как кюре с кафедры. Значит, Господь запрещает тебе иметь дело с женщинами?

— Да, обет целомудрия берут на всю жизнь.

— А наши вуду, они ведь тоже боги, почему они свободно занимаются любовью? Ты же знаешь, что у Дамбаллы-Уэдо есть жена. И вообще он же мужчина-негр, разве он так сделан не для чего, зазря? А взять Агуэ-Таройо. Он знаменит не только своими морскими подвигами, но и тем, что погружал свое не деревянное весло в пучину живой плоти Эрзули-Фредды.

— У наших богов только земные заботы, и наша вера в них — практическая. Наши боги честолюбивы, а к тому же пьянствуют, обманывают, развратничают. Они очень любят поесть, попить, поплясать, поблудить. Такие они разгульные! А ведь надо душу спасать.

— Да-да. Набил тебе голову папаша Маллиген всякими глупостями. Но это его дело, если он хочет держать самый нужный кусочек своего собственного мяса в холодильнике Святого Духа. А я считаю, что наши боги правы, раздвигая ножки у жизни, когда того хотят.