Игорь Смолич - История Русской Церкви. 1700–1917 гг.

• Название: История Русской Церкви. 1700–1917 гг.
• Автор: Игорь Смолич
• Издательство: Издательство Спасо–Преображенского Валаамского монастыря
• Жанр: Религия
• ISBN: ISBN 5–7302–0794–8

---

В семинариях время от времени устраивались торжественные акты в форме публичных экзаменов, которые назывались диспутами. При этом зачитывались самые удачные сочинения учащихся, и наряду с кантами семинарского хора здесь иногда можно было услышать и сольные выступления. Ректор или один из преподавателей говорили о значении богословия и философии как научных дисциплин. Лучшие ученики выступали на «латинском диалекте» с докладами на ту или иную богословскую или философскую тему, после чего следовали критические замечания содокладчиков. Ученики низших классов декламировали. В мае устраивались «рекреации»: на каком–нибудь зеленом лугу или в семинарском саду ученики играли, пели, а иногда давались и театральные представления: комедии, драмы и трагедии, как правило, классического содержания.

ж) Внешне организация преподавания в академиях мало чем отличалась от таковой в семинариях. Здесь также имелось 8 классов, которые можно было закончить в течение 12 лет. Тем же был и метод преподавания. Особое внимание уделялось латыни, на которой, как то было издревле заведено, и велось обучение. Дело не ограничивалось переводом античных авторов — от учащихся непременно требовали употребления латинского языка в разговорной речи [1408]. В истории Московской Духовной Академии историк С. К. Смирнов различает три периода. Первый — от ученых греческих монахов братьев Софрония и Иоанникия Лихудов до Палладия Роговского, т. е. приблизительно до 1700 г. Это был период преобладания греческого языка, да и сама академия носила название Эллино–греческой. Второй период (1700–1775) открывался Палладием Роговским и достигал времени митрополита Платона. В этот период первенство было отдано латинскому языку, и академия стала именоваться Латинской или Славяно–латинской. Третий период, когда академия называлась Славяно–греко–латинской, охватывает время от митрополита Платона до реформы академии и ее перемещения в Троице–Сергиеву лавру (1775–1814) [1409].

Латинизация академии началась с назначением в 1701 г. ее протектором Стефана Яворского. Стефан Яворский был выпускником Киевской Духовной Академии, где преподавание велось на латинском языке и в богословском отношении не было свободно от римско–католического влияния. Однако эта латинизация вовсе не означала принципиальной враждебности Яворского к греческому языку или к греко–православным дисциплинам; по–видимому, ему просто было удобнее, чтобы во вверенной ему академии преподавание велось по привычной для него схоластической методе. Нельзя забывать и того, что научный уровень академии братьев Лихудов был гораздо ниже уровня Киевской Академии, служившей для Стефана Яворского образцом. Начало латинизации положил указ Петра I от 1701 г. о введении в академии преподавания латыни. Во время только что завершившейся поездки за границу царь убедился в большой значимости латинского языка в Европе как для системы образования, так и для государственной службы и пожелал использовать этот язык в качестве одного из средств европеизации России. Таким образом, личные взгляды царя по этому вопросу вполне совпадали с намерениями Стефана Яворского. Единственным местом, где Стефан Яворский как протектор Московской Академии мог найти поддержку своим усилиям поднять ее научный уровень, была Киевская Академия, которая имела возможность предоставить в его распоряжение подготовленные научные кадры для пополнения преподавательского состава. Преподаватели из Киевской Академии прибыли в Москву в 1704 г., они учили по киевским учебникам и «ввели в жизнь академии порядки, исстари заведенные в Киеве, словом, сообщили ей свой дух, свое направление» [1410]. С появлением этих преподавателей в академии воцарилась схоластика. Латынь надолго стала главным предметом духовного образования, и было поистине удивительно, какого совершенства достигали в ней студенты: «При такой настойчивой дрессировке в латинском языке ученики доходили до изумительной свободы в его употреблении, о какой мы с трудом можем теперь составить себе понятие. У лучших учеников он делался чем–то вроде природного, так что они, кажется, и мыслили по–латыне; по крайней мере, когда им случалось что–нибудь записывать по–русски или, например, после, в высших классах, составлять про себя на бумаге план какого–нибудь русского сочинения, они невольно пересыпали свою русскую речь латинскими фразами, а некоторые знатоки так и все сочинения писали первоначально на языке латинском, а потом уже переводили с него на русский» [1411]. Влияние латыни сказывалось и в дальнейшей деятельности выпускников академии. Достаточно указать на своеобразный язык церковных проповедей XVIII и начала XIX в. с его латинизмами и длинными периодами, явно построенными по правилам латинского синтаксиса. Это искажало стиль даже лучших проповедников того времени.

Изучение греческого языка в Москве велось сначала в основанной по возвращении братьев Лихудов Греческой школе, которая в 1722–1724 гг. существовала при Синодальной типографии, в 1724–1740 гг. — при Московской Академии, а с 1740 г. снова при Синодальной типографии [1412]. В связи с «греческим проектом» Екатерины II Святейший Синод отдал в 1784 г. распоряжение об углубленном изучении греческого языка в академиях и семинариях. В Харьковской коллегии, кроме того, преподавался и разговорный новогреческий язык [1413]. В Московской Академии греческий язык вместе с древнееврейским учили уже с 1738 г., но академическое начальство не проявляло к этому предмету особого интереса. В учебном плане на 1768 г. греческий язык даже не упомянут [1414], и только митрополит Платон выдвинул его изучение на передний план, организовав с этой целью в 1777 г. в академии два класса — для начинающих и для продолжающих. Когда в 1798 г. Святейший Синод занялся переработкой учебных программ духовных школ, то сделал изучение греческого языка обязательным для всех студентов академий [1415].

Преподавание богословия было обязанностью ректора, но в виде исключения это мог делать и префект. Из пяти руководств по богословию, употреблявшихся в Московской Академии до митрополита Платона, самыми значительными являлись «Scientia sacra» [«Священная наука с позиций богословия» (лат.)] Феофилакта Лопатинского (по курсу лекций 1706–1710 гг.) и «Theologia positiva et polemica» [«Положительное и полемическое богословие» (лат.)] Кирилла Флоринского (по лекциям 1737–1740 гг.). Упомянутые лекции были читаны, естественно, на латинском языке. Богословская система Феофилакта Лопатинского опирается на Фому Аквинского и есть не что иное, как схоластически усовершенствованная и в равной мере томистская киевская система в редакции 1697 и 1701–1703 гг. По поводу Кирилла Флоринского С. К. Смирнов замечает, что у него уже чувствуются слабые попытки более ясного изложения богословия; «сколько, однако, ни старался Флоринский освободить изложение учения богословского от оков схоластики, не мог он совершенно выйти из–под давнего ее влияния». В «Курсе богословия» 1762 г., автором которого, по–видимому, был ректор академии Гавриил Петров (1761–1763), ощущается уже влияние Феофана Прокоповича, «однако остается все же место и для схоластики» [1416]. С появлением учебника, составленного архимандритом Платоном Левшиным на русском языке, начался отход от схоластики и новая эпоха в преподавании богословия.

В Киевской Академии в начале XVIII в. тон задавала схоластико–богословская система Иоасафа Кроковского, которая, как отметил Макарий Булгаков, собственно говоря, представляет собой не систему, а ряд трактатов. Богословская система Феофана Прокоповича, которую он, хотя и не до конца, изложил в своих лекциях 1711–1715 гг. в Киевской Академии, также состояла из семи трактатов, но в противоположность курсам его предшественников носила явные признаки сильного воздействия протестантизма [1417]. Наиболее значительным из преемников Феофана был ректор академии архимандрит Сильвестр Кулябка. Курс лекций, прочитанный им в 1741–1745 гг. и опубликованный также в форме трактатов в 1786 г. под названием «Compendium orthodoxae theologiae doctrinae» [«Краткое изложение православного богословского учения» (лат.)], был, с одной стороны, не свободен от схоластики, но с другой — опирался, как и у Феофана, на сочинения протестантских теологов. Сильное влияние Феофана несомненно в лекциях Георгия Конисского, ректора академии в 1751–1755 гг. Киевский митрополит Арсений Могилянский желал, чтобы богословие преподавали по единому учебнику и рекомендовал в качестве такового сперва (1759) книгу Платона Левшина «Православное учение, или Краткая христианская богословия». Но в 1763 г. он все–таки предпочел систему Феофана Прокоповича, которая с тех пор и стала господствовать в Киевской Академии. Хотя в инструкции ректора академии Самуила Миславского (1761–1768) вместо единого обязательного учебника сделан упор на Библию, патристику, деяния Вселенских и Поместных Соборов, а также «Православное исповедание» Петра Могилы, в то же время Самуил озаботился изданием системы Феофана Прокоповича, которая и вышла в свет в 1782–1784 гг. с дополнениями самого Самуила; в 1804 г. эта книга была переиздана Иринеем Фальковским в сокращенном виде, предназначенном для преподавания в школах.