Игорь Смолич - История Русской Церкви. 1700–1917 гг.

• Название: История Русской Церкви. 1700–1917 гг.
• Автор: Игорь Смолич
• Издательство: Издательство Спасо–Преображенского Валаамского монастыря
• Жанр: Религия
• ISBN: ISBN 5–7302–0794–8

---

В Москве богословие Феофана возобладало благодаря курсу Феофилакта Горского, читанному в 1769–1774 гг., который, кроме того, опирался на протестантских теологов Буддея (Buddeus) и Шуберта (Schubert). В 1784 г. были опубликованы лекции Горского «Orthodoxae Orientalis Ecclesiae dogmata, seu Doctrina christiana de credendis et agendis» [«Догматы православной Восточной Церкви, или Христианское учение о том, во что верить и как поступать» (лат.)], которые оставались классическим учебником по богословию как для Московской Академии вплоть до начала XIX в., так и долгое время — для духовных семинарий [1418].

Протестантствующее богословие Феофана Прокоповича и его последователей царило не только в академии, но и в семинариях. С ним началось, по замечанию Г. Флоровского, «господство школьно–протестантской схоластики» [1419]. В Коломенской семинарии оно было введено Иакинфом Карпинским, в Казанской семинарии, а позднее и в Казанской Академии — Сильвестром Лебединским. В начале 90–х гг. систему Феофана изучали в Полтавской семинарии, по трехтомному изданию Самуила Миславского, а также в Харьковской, где ее внедрил сам Миславский. Ректор же Александро–Невской семинарии Иннокентий в 1797–1798 гг. в своих лекциях по догматике предпочитал протестантского теолога Турретини (Turretini) [1420].

Само собой разумеется, что в Московской Академии наряду с учебником Феофилакта Горского в то время, когда там преподавал Платон Левшин, пользовались также и его книгой. В своей истории академии С. К. Смирнов особо подчеркивает обстоятельство, что Платон порвал со схоластической традицией в преподавании: «Его «Христианская богословия», хотя по цели, с которою написана, походит более на катехизические беседы, нежели на систему богословскую, тем не менее была отрадным явлением для школы, поколику способствовала окончательному падению схоластики. У него богословие отказывается от своих старых форм и вместо беспорядочного сбора вопросов, тезисов, доказательств, определений и разделений представляет стройное, удобопонятное для всякого изложение учения откровенного. Новостию было и то, что богословие Платона написано было на русском языке» [1421]. Впрочем, начиная с 1802 г. классическим руководством была признана книга ректора Киевской Академии (1803–1804) Иринея Фальковского «Theologiae christianae compendium» [«Христианское богословие в кратком изложении» (лат.)], которая представляла собой сокращенное изложение протестантствующей системы Феофана Прокоповича, что до некоторой степени отодвинуло в тень труд Платона Левшина [1422].

Преподавание философии, наиболее важной после богословия дисциплины, в Киевской Академии до 1752 г. строилось в форме схоластического толкования Аристотеля с использованием старых записок Иоасафа Кроковского. Позднее, в инструкции Самуила Миславского от 1764 г., в качестве обязательной основы философских курсов объявлялись уже упомянутые сочинения протестанта Баумайстера, которые, между прочим, в 1777 г. были переизданы и в Москве. Баумайстер был вольфианцем, и киевский генерал–губернатор Глебов верно доносил императрице, что философии «в сей академии обучают по системе вольфиянской». Это направление удержалось в Киеве вплоть до реформы 1808–1814 гг. [1423]

Из конспектов, сохранившихся в архиве Московской Академии, видно, что в течение всего периода, начиная с курса Феофилакта Лопатинского 1704 г. и вплоть до лекций префекта архимандрита Владимира Каллиграфа в 1757 г., философия также читалась в духе Аристотеля. О Феофилакте Лопатинском историк академии пишет, что в своей характеристике «философских сект» он дошел до Декарта, назвав его «vir illustris ingenii» [мужем блестящих дарований (лат.)], при этом, «однако, не давал его исследованиям руководственного значения». Хотя он и упоминал тех или иных отцов Церкви, но «Аристотель у него всегда на первом плане», как по содержанию, так и по методу. Схоластика Лопатинского поначалу поддерживалась его преемниками, но в середине столетия, по словам того же историка, «новая философия Бэкона, Декарта, Лейбница и Вольфа начала нечувствительно для схоластиков оказывать свое влияние и мало–помалу вытеснять пустые школьные утонченности». Аристотеликом был также Владимир Каллиграф, крещеный еврей, выпускник Киевской Духовной Академии. В своих проповедях он якобы критиковал почитание Божией Матери и святых, в наказание за что был отправлен настоятелем в Спасский монастырь в Ярославле, где и умер в 1760 г. Его лекции в Московской Академии полны ссылок на Лейбница [1424]. С. К. Смирнов усматривает в лекциях Лопатинского и Каллиграфа «почти последний опыт схоластического учебника по философии в Московской Академии — опыт, в котором можно видеть признаки перехода от схоластики к ясному учению вольфианской философии, вскоре после того принятой в школы в лице Баумейстера» [1425]. Отрицательное отношение к Аристотелю и схоластике со стороны руководителя академии, впоследствии митрополита, Платона недвусмысленно отразилось уже в одном из писем 27–летнего иеромонаха к своему ученику цесаревичу Павлу Петровичу от 1764 г.: «Несказанно расширилось и возросло учение светское с тех времен, как ревнующий по правде поборник Картезий, отложась от порабощения аристотельского, любопытствующий разум на путь явственного и бодрствующего исследования поставил. Взошло новое светило; представилися науки в новом прекрасном виде и привлекли к себе множество любителей, коих до того распростертая по ученому владычеству темнота от них удаляла» [1426]. Возможно, эти взгляды юного Платона Левшина (он родился 29 июня 1737 г.) сложились под влиянием лекций Каллиграфа, которые он слушал в академии. Углублению и расширению изучения философии в Московской Академии много способствовал ее префект (1775–1778), а затем и ректор (1778–1782) Дамаскин Семенов–Руднев, основательно освоивший философию Х. Вольфа в Геттингенском университете. Он дополнил руководство Баумайстера, в котором недоставало одной части логики и всей физики, на основании трудов других вольфианцев и первым использовал в своих лекциях «Geschichte der philosophischen Systeme» [«Историю философских систем» (лат.)] Брукнера (Bruckner). С 80–х гг. был особенно расширен курс той части философии, которая носила традиционное наименование «физики» [1427]. Все эти принципы преподавания философии продолжали действовать вплоть до реформы 1814 г. [1428]

Риторику в Киевской Академии с начала XVIII в. изучали по конспектам, написанным преподавателями. В 1762 г. ректор академии Георгий Конисский составил для учеников всех классов (кроме философского и богословского) подробную инструкцию, которая предписывала «риторам» чтение и перевод речей и писем Цицерона, а также од Горация. Эта программа сохранялась до 1775 г., когда в употребление были введены учебники по латинской риторике Бургия (Burgius) и русской — Ломоносова. В синтаксическом и грамматическом классах занимались главным образом латинской грамматикой. Замечательные лекции по математике, всегда собиравшие большую аудиторию, читал в 80–х гг. Ириней Фальковский. Кафедру греческого языка в продолжение почти 50 лет занимали также превосходные знатоки предмета Симон Тодорский и Варлаам Лящевский, которые в то же время обучали и древнееврейскому языку. Греческая грамматика Лящевского долгое время оставалась самым популярным учебником не только в Киевской, но и в Московской Академии и в семинариях. Церковная история с 1798 г. преподавалась по Рехенбергу (Rechenberg), а герменевтика — по «Institutiones hermeneuticae sacrae» [«Основы герменевтики священных текстов» (лат.)] (1724) Иоганна Якоба Рамбаха (Rambach) (1693–1735), также протестанта [1429].

Самые старые из сохранившихся учебников для риторского класса Московской Академии написаны в 1741–1742 гг. Во 2–й половине XVIII и в начале XIX в. (до реформы 1814 г.) в употреблении был учебник риторики Бургия. Наряду с проповедями митрополита Платона читались речи Ломоносова, а также Цицерон, Лактанций и Иероним. Преподавание «пиитики» в Москве велось по той же программе, что и в Киеве, разве что во второй половине столетия к произведениям Ломоносова добавилось чтение Кантемира, Сумарокова и Державина. В младших классах интенсивно изучали латинскую грамматику и переводили Цицерона, Горация и других авторов. Во 2–й половине XVIII в. студенты Московской Академии занимались также переводом «De imitatione Christi» [«О подражании Христу» (лат.)] Фомы Кемпийского и писем Эразма. В греческом классе, преподавание в котором стало вестись более энергично с 1784 г. (а с 1798 г., согласно указу Святейшего Синода, изучение греческого, и древнееврейского языков стало обязательным для всех студентов), обучение шло по грамматике Лящевского; в классе занимались прежде всего переводами из Нового Завета. Митрополит Платон особое внимание уделял преподаванию древнееврейского языка. В риторском классе с 1786 г. в качестве дополнительного предмета была введена история древней Церкви, именовавшаяся Священной историей, излагавшаяся (как и в последующем столетии) по И. М. Шреку (Schröckh) (1733–1808). В Москве и Киеве изучались немецкий и французский языки, а в Киеве — еще и польский. Прочие дисциплины были представлены географией, математикой и медициной. Церковный устав (Типик) в Московской Академии стали изучать лишь с 1798 г. Преподаватели Московской Академии выступали в городских церквах с поучениями и проповедями на темы, которые по большей части назначал лично митрополит Платон; чаще всего они касались этики Нового Завета [1430]. В 1806 г. в Московской Академии появился еще один предмет — история Русской Церкви, который читался по только что вышедшей «Краткой российской церковной истории» митрополита Платона. Весьма любопытна изданная по этому поводу инструкция самого митрополита: «Не худо б было, ежели б учеников еще испытывать, все ли они одобряют, или в чем не сумневаются ли, или не делают ли на что разумную критику. В таком случае сумнения объяснять, а разумную критику похвалять, неблагоразумную же поправлять» [1431].