Яков Киселев - Чекисты рассказывают. Книга 7-я

• Название: Чекисты рассказывают. Книга 7-я
• Автор: Яков Киселев
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1987

Сборник посвящен работе советских органов государственной безопасности, отмечающих в 1987 году свое 70-летие.

В этих документально-художественных произведениях правдиво рассказывается о героической борьбе чекистов с контрреволюцией в первые годы Советской власти, разоблачении шпионов в период Великой Отечественной войны, борьбе с происками империалистических разведок в послевоенное время.

Среди авторов книги В. Востоков, Д. Корбов, А. Марченко, Г. Василенко, В. Листов и другие.

---

Бумажка была мелко исписана острым карандашом. Ему удалось разобрать и понять основной смысл записки.

Загремел запор двери. Узник вздрогнул, быстро скомкал бумажку. Взгляд его тревожно метнулся по камере: куда спрятать?! Он сунул бумажный шарик в рот, давясь, проглотил его. А дверь уже открылась, и рядом с ним что-то тяжелое рухнуло на бетонный пол.

— Эй, хозяин! Принимай гостя! А то, видать, совсем заскучал тута один-то! — крикнул тот же пожилой тюремщик, считая, видимо, своим служебным долгом каждый раз обязательно поиздеваться над заключенным. Однако, видя, что тот не отзывается на его слова, пробурчал какое-то ругательство, подхватил с пола кастрюлю и захромал к выходу. Дверь с оглушающим грохотом и скрипом захлопнулась.

Полежав еще некоторое время, узник медленно поднял голову. В метре от него, скорчившись в три погибели, лежал человек в грязной, прожженной солдатской шинели, старой красноармейской ушанке, плотно завязанной под заросшим подбородком. Незнакомец тихо застонал, пошевелился, но глаза не открывал. Узник пристально всмотрелся в гостя: «Кто он? Друг? Враг? Не подсада ли?» — и решил первым не заговаривать. Он свернулся в комок и попытался заснуть... Но ему мешало уснуть письмо с воли.

Все же он заснул и спал долго. Пришел в себя от пинков и ругани тюремщика.

— Эй ты, барин! Разлегся! Не у тещи в гостях!

Он приподнялся с пола, но встать сразу не мог, а тюремщик злобно орал:

— Сколько тебе говорить, зараза? А ну встань!

Он напрягся и медленно поднялся во весь рост. Ноги дрожали, подгибались: он едва держался, его шатало. Яркий луч фонаря слепил воспаленные и отвыкшие от света глаза. «Держись, брат, держись, — подбадривал он себя. — Надо выстоять. Непременно выстоять!» В камеру вошли еще двое: надзиратель с повязкой полицая на рукаве и второй — помоложе, в немецкой форме, с автоматом. Немец молча, пристально смотрел на узника, мотнул головой: «Ведите!» А узник вдруг обрел силы: в его памяти всплыло письмо с воли. У него сразу полегчало на душе, даже будто потеплело в камере-холодильнике и боль в избитом теле стала меньше. Улыбка мелькнула на его измученном лице.

— Ну, ты чего скалишься? — завопил полицай. — Не радуйся, не на гулянку повезут... Марш в коридор!

— Форвертс! Шнеллер! — крикнул немец.

Шаркая ногами по бетонному полу, узник медленно вышел в коридор. Держась руками за ледяные железные перила, спустился по крутой каменной лестнице, а в голове все яснее складывалась новая линия поведения на предстоящем допросе. «Спасибо, товарищи. Вовремя подсказали. Посмотрим теперь, кто кого!» — подумал он и даже прибавил шаг.

Пока шли к воротам через тюремный двор, узник жадно вдыхал морозный воздух, размахивал руками, старался размять избитое тело. Ветер бросал в лицо крупные хлопья снега.

Он ловил ртом снежинки, жадно слизывал с губ капельки воды.

За воротами стоял автофургон. Арестант усмехнулся: «Каждый раз в новом экипаже возят. Видать, боятся, чтобы партизаны меня не отбили». Полицай тихо свистнул. Одна половинка двери распахнулась. На землю тяжело соскочили три пожилых полицая с белыми повязками на рукавах. У каждого — карабин, подсумок на поясе.

— Ну как, орлы, готовы?

— Как штыки! — отозвался тот, что был в полушубке и новой черной каракулевой шапке. Он хрипло загоготал...

— Да-а, чую аромат! А не перебрали?

— Как всегда, по погоде, не больше.

— Ну-ну! Вот вам пассажир. Принимайте и трогайте. Запомните и зарубите на носу, штоб с головы этого арестанта, промежду прочим политического, ни один волос не упал, покеда вы его доставите. Я тебя, Ноздрюк, как старшего спрашиваю: ясно?!

Полицейский приосанился.

— Ясно.

В плотно закрытой машине было холодно и темно. Острый запах гнилых овощей вызывал тошноту. На поворотах машина со скрипом кренилась.

Конвоиры время от времени включали фонарь. Освещали узника, сидевшего на скамье у окна кабинки, забранного железной решеткой, а с другой стороны задернутого занавеской. Хотели убедиться, не сбежал ли, часом. Полицаи, получившие строгий приказ от тюремного начальства охранять узника, были недовольны. Им хотелось показать арестанту, что они кое-что значат. И они начали задирать его.

— Сидишь? Молчишь? Правильно делаешь! Песенка твоя уже спетая. Полная хана тебе обеспечена.

— Чудно как-то получается, черт бы вас задрал, партизан да подпольщиков! Ну чего добиваетесь? Через вас, паразитов, и нам никакой жизни нету. Сидели бы мы в тепле и сытости, а тут ночами гоняют, как собак! Угомонились бы уж... Сила у них ого какая! Да и мы люди не маленькие!

Партизан усмехнулся и спросил:

— А чего это вы, господа хорошие, тогда такие злые, коль люди «не маленькие», а? Или хозяева мало платят за верную службу? Или страшновато по ночам разъезжать?

— Что-о-о?! — взвыли они хором. — А кого ж это нам страшиться? Таких вот доходяг, как ты? Ха-ха!

Тут же включили фонари. Свет направили на партизана, но и он разглядел их плохо выбритые рожи бывших уголовников.

С каким бы удовольствием они прикончили его, посмевшего так смело и прямо сказать им, кто они такие, но не имели на это права. И ему вдруг стало смешно. Ах письмо, сколько ты придало сил!

Автофургон остановился у подъезда городской комендатуры и длинно просигналил. Конвоиры вывели узника из машины и с рук на руки передали немецким солдатам. Те привели его в просторный кабинет с двумя широкими окнами, задернутыми плотными шторами. В кабинете все было так же, как вчера и позавчера: до блеска натертый паркетный пол, огромный стол, портрет Гитлера на стене, за столом здоровенный немецкий майор, следователь Шранке. Только сам узник чувствовал себя по-другому.

Один из солдат грубо толкнул его прикладом в спину, и он плюхнулся на табурет перед столом следователя. На этом табурете он уже просидел семь длинных и страшных ночей. Не раз падал с него, теряя сознание от зверских побоев.

— Ну-с, господин Титов, продолжим нашу работу! — сказал, отрываясь от бумаг, Шранке. Майор держал в руках паспорт на имя Владимира Титова, слесаря-механика частной автомастерской. — Итак, вы помните, о чем я спрашивал вас в прошлый раз?

Партизан пожал плечами.

Гитлеровец резко откинулся на высокую спинку резного стула и повернул настольную лампу так, чтобы сильный свет ее падал на арестованного, а лицо самого следователя оставалось в тени. Титов молчал. Надо быть очень осмотрительным сегодня. Сначала лучше помолчать, собраться.

— Ну-ну?! Скажете мне сегодня что-нибудь вразумительное? Или по-прежнему будете молчать? Не теряйте времени, которого у вас мало. Назовите ваших сообщников. Вы слышите меня?

— Я слышу вас, господин следователь, и прекрасно понимаю. Только мне не совсем ясно, почему вы спрашиваете меня о том, что вам самому хорошо известно? — сказал Титов, стараясь, чтобы голос звучал твердо.

Немец резко вскинул голову. Удивленно посмотрел на арестованного.

— Вот как? — следователь был явно ошарашен. — Что вы имеете в виду?

— Вы же знаете, что меня не одного взяли на месте диверсии.

— Гм! Это — верно, вас взяли не одного. — Шранке помолчал, покусал губу.

Титов тихо сказал:

— Со мной был мой напарник, Буйнов Захар Петрович. — И добавил, нахмурясь: — Если при допросах тут его не угробили.

Шранке в упор смотрел на партизана. Потом взял сигарету, закурил, жадно затянулся и как-то бесцветно заметил:

— Да, вы правы. Он, представьте, пока еще жив. Однако нас интересуют другие бандиты, причастные к этой диверсии. Ведь большие дела совершаются не единицами?

Партизан пожал плечами.

— Господин следователь, иногда большие операции совершаются малым количеством людей, даже одиночками, наверное, у вас были подобные случаи. Мы с ним вдвоем шли на взрыв городской электростанции, а взорвали другие...

Следователь резко вскинулся.

— Так кто же это сделал?

— Этого я не знаю. Взрыв произошел, когда нас уже взяли. Значит, нас с Буйновым кто-то дублировал. Но мы не должны были знать других исполнителей.

— Допускаю... А еще какие важные объекты в нашем городе вы должны были взорвать?

— В ту ночь мы с Буйновым были заняты только электростанцией. Я не знал других объектов, которые по плану должны быть взорваны. Разве только...

Титов замолчал...

Эсэсовец вскочил и обошел стол. Вплотную приблизился к допрашиваемому, похлопал жгутом из проводов по ладони.

— Прекрасно! Очень хорошо! Так что вы хотели сказать?

Титов медленно, будто с трудом проговорил:

— Мы готовили к взрыву городскую гостиницу...

— Гостиницу?! — переспросил следователь, задыхаясь.

Титов кивнул.

— Какую?! Я вас спрашиваю: какую?!

— Ту, в которой живут ваши офицеры, — тихо сообщил партизан.

Шранке крикнул в ужасе:

— А взрывчатку! Взрывчатку успели заложить?!

Партизан рассеянно посмотрел на него, болезненно сморщился, недоуменно спросил: