Марина Ахмедова - Дневник смертницы. Хадижа

• Название: Дневник смертницы. Хадижа
• Автор: Марина Ахмедова
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-075469-4

«Дневник смертницы. Хадижа» — неспешный рассказ девочки о жизни в одном из горных сел Дагестана, где героиня с детства учится различать гнев и милость Аллаха, который постоянно ставит ее перед выбором — белое или черное?

Повзрослев, Хадижа покинет село и окунется в страсти города, где тебя принимают по одежке, где многое продается и покупается. Город, в котором идет война между боевиками и силовиками, постоянно предлагает ей выбор, но маскируя белое под черное, и наоборот. Что она выберет? Хадижа и сама не знает ответа на этот вопрос и лишь к концу понимает, что вся ее жизнь — череда выборов и каждый сделанный выбор определяет следующий.

Прототипом героини послужили реальные девушки, причастные к бандподполью на Северном Кавказе.

---

Я вышла идти за водой — нет моих галош. Вместо новых стоят очень старые, стоптанные. Я сунула в них ногу, они мне большие, на пятке не держатся. Куда я в таких пойду? Я так радовалась новым галошам, так радовалась, что теперь от обиды расплакалась. Почему Айка должна ходить в новых галошах, а я — в старых? Это же моя, а не ее бабушка купила их. Почему бы Аллаху было не наказать ее прямо сейчас? Почему он не может превратить ее в камень? Я бы очень обрадовалась, если б Айка стала камнем.

Вы думаете, люди не превращаются в камни? Клянусь мамой! У нас за пшеничным полем есть другое поле. Так вот там как раз и стоят такие камни — большой и маленький. Раньше, очень давно, наши люди, которые уже сколько-то веков назад умерли и даже неизвестно, где похоронены, молились по-другому. Как — точно сказать не могу, но слышала, как будто они поклонялись огню и солнцу. Как будто у них был священный огонь, который никогда не потухал, и какой-то бог у них был свой — с птичьими крыльями. Прости меня, Аллах, что я говорю такие вещи — я же просто рассказываю, я же ничего плохого не делаю: это они верили, не я.

И вот в один день пришли сюда другие люди, которые молились по-своему, они захотели, чтобы наши люди тоже молились по их обычаям. Не все наши захотели, началась война, а один человек, который был как наш мулла, но не мулла, взял свою маленькую дочку и побежал от этих людей по полю. По дороге дочка отстала, она не могла быстро бежать. И тот человек остановился, посмотрел по сторонам — за ними всадники с острыми мечами гонятся. И солнце еще светило. Он поднял руки и крикнул солнцу: «Спаси нас! Я не хочу молиться по их обычаям!» И солнце взяло и превратило их в камни. До сих пор они там, за пшеничным полем, стоят. У большого камня руки есть, вверх они торчат.

Я к ним подходила один раз, там еще рядом священное дерево растет, на него ленточки надо завязывать, чтобы желание исполнилось. Я загадала, чтобы папа вернулся. Не сбылось.

Как мне страшно было, что эти камни оживут! Кажется, большой камень даже открыл глаза и посмотрел на меня. Я убежала.

Еще бабушка один день сказала: «Будешь себя плохо вести, в камень превратишься, как эти неблагодарные. Аллах их покарал за то, что они не хотели принять веру в него».

Но я же верю в Аллаха! Я только прошу, чтобы Он Айку превратил в камень! Я всегда Его о чем-нибудь прошу. Иногда Он исполняет мои желания, а иногда нет. Например, я попросила Его один раз, чтобы мне не взбивать больше молоко, так у меня рука от этого кувшина болит. Назавтра Он исполнил мое желание — корова не дала молока, и бабушка повела ее к мулле. Еще я попросила шоколадных конфет, и на другой день, бывает же, наш сосед дядя Абдулла умер. У него был рак, он целый месяц кричал, хуже коровы Салихи. Потом он умер, и на его могилу положили много конфет. В тот день я объелась — Аллах услышал меня. А если нет, то зачем мы живем возле кладбища?

Но когда я просила, чтобы вернулся мой отец, Аллах меня не услышал. Я Ему каждый вечер говорила: «Не надо мне конфет, я могу сбивать масло каждый день, только пусть папа снова вернется, и мы уедем все в город». И утром я говорю Аллаху: «Если Ты думаешь, что я люблю конфеты больше, то не надо мне. Больше всего я хочу, чтобы папа вернулся». Ой, как я его ждала. Айка мне сказала: для того чтобы желание исполнилось, нужно тысячу раз сказать «Бисмилляхи рахмани рахим». Я считать не умела, но был один день, когда я про себя только эти слова повторяла. Я думала, даже если больше, чем тысячу, раз скажу, еще лучше, Аллах быстрее меня услышит.

— Ты что весь день молчишь? — спросила бабушка.

А я же не могла ей ответить, я про себя говорила «Бисмилляхи рахмани рахим», надо же было без перерыва сказать тысячу раз, а то заново пришлось бы.

— Слово скажи! — сказала бабушка.

А я же не могла.

— Ва-ба-бай, ты смотри какая, а! Сейчас я возьму свою палку!

А палка у нее в руках была. Уй-й, как она меня стукнула по спине! А мне еще лучше — пусть бьет, думала я, Аллах увидит, как я терплю, и быстрее исполнит мое желание. Честное слово, как я радовалась в тот день, когда она меня била по спине! Я думала, папа прямо сейчас появится и заберет у нее палку. Но он не появился, и я подумала, что, может быть, на другой день появится. Проснулась утром, думаю, он уже сидит на первом этаже на полу возле клеенки, чай пьет вприкуску. Как я побежала вниз! А там одна бабушка на полу сидит и противно лицо морщит, как гармошку, — чай-кипяток из блюдца пьет. Как мне обидно стало, если бы вы знали! Может быть, я не тысячу раз сказала? Может быть, меньше, я ведь не умела считать! Даже если я на несколько раз меньше сказала, Аллах же все равно добрый! А потом подумала: может, отец дрова колет в саду или, может, к соседу пошел — соседа он ведь тоже долго не видел.

— Где папа? — спросила я бабушку.

— Вах, какой папа?

— Мой папа!

— Умер же он, — сказала она.

Мне еще хуже стало. У меня в груди как будто чай-кипяток разлился. Поэтому я на бабушку закричала. Если бы не кипяток… Я знала, что на старших кричать нельзя.

— Сама ты умерла! Я тысячу раз сказала «Бисмилляхи рахмани рахим»! Ты все врешь! Я еще раз скажу и загадаю, чтобы ты умерла! Не нужна ты мне! Чтоб ты в камень превратилась!

Я упала на пол и стала биться головой и ногами. Я не чувствовала боли, только кипяток не проходил.

— Айша! Айша! — закричала бабушка. — Хадиже плохо!

Бабушка накрыла меня своей юбкой, а я хотела укусить ее за руку. Не люблю, когда она меня юбкой накрывает. Она схватила меня в юбку, руки мне замотала, как будто я маленькая, подняла с пола. Не люблю я, когда она прижимает меня к груди — от нее всегда табаком воняет.

— Чтоб ты в камень превратилась! Врешь ты все! Не лей на меня кипяток! Не лей! Не люблю я тебя! Не нужна ты мне! Умри!

— Айша! Айша! Быстро иди сюда, кому говорю…

— Мама! Мама! Бабушка на меня кипяток льет! Больно же говорю!

Я не знаю, почему Аллах меня не слышал, когда я просила Его вернуть папу. Может быть, Он думал, что мне больше нравится жить в селе, чем в городе? Я каждый день говорила Ему, что люблю жить в секции. Что люблю, когда на лифте ехать надо. Когда в кране горячая вода. Вы просто никогда не жили в селении и не знаете, как холодно тут утром и вечером. Особенно зимой! И все лето надо таскать из леса хворост для печки. И как тяжело мыть посуду в холодной воде. Кладешь ее в таз, заливаешь из кувшина. А она же не отмывается! И руки знаете как мерзнут! Знаете, как холодно выходить из дома в туалет. Особенно ночью! У нас же нет городских туалетов, только дырка в земле под навесом. Когда мы только приехали из Махачкалы, я даже провалилась в эту дырку. А она была полной, и я бы там утонула, но успела ухватиться за ее края. И вот так висела и плакала — ноги у меня были испачканы, я держалась локтями за края, из дырки торчала только моя голова. Я так кричала, что бабушка наконец меня услышала. Думаете, мне было приятно, да? Что, Аллах не видел, как это со мной случилось? Потом еще все соседские дети говорили, что от меня воняет. Что, Аллах не знает, как мне было обидно?

Хорошо, я даже согласилась бы, если бы мы жили в селении и я бы сбивала масло, мыла посуду, только бы пусть папа тоже жил с нами. Как я ненавижу его родственников! Они его забрали. Завернули в ковер и забрали.

Когда я видела его в последний раз, они тоже там были. Его мать, моя другая бабушка, сидела в синей юбке рядом с ним на кровати.

— О Аллах, — говорила она, поднимала руки и снова бросала их на колени. — О Аллах…

У моего папы была очень хорошая работа — он работал сварщиком и получал много денег. Их всегда хватало на шоколадные конфеты и зефир. В Махачкале было кафе возле моря, мы ходили туда, и нам приносили очень красивые железные вазочки с мороженым, посыпанным шоколадом. Мой папа был богаче дедушки — ириски я тогда не ела, от них зубы болят.

Один день папа вернулся с работы и сразу лег. На другой день приехали эти родственники, и все говорили, что у него солнечный удар. Мама в это время плакала и носила его родственникам чай. Потом папу увезли в больницу. Я так скучала по нему.

— Мама, я тоже к нему хочу, — просила я.

— К нему нельзя, — говорила мама.

Вечером приходили родственники, и мама готовила им еду.

А потом нас позвали.

Мы зашли в белую комнату. Папа лежал на кровати с открытым ртом, и я слышала, как он дышал. Зачем он так притворялся? Моя другая бабушка уже сидела рядом с ним.

— Папа! — сказала я.

— Иди погуляй. — Она толкнула меня в спину.

Я помню, как зашел белый человек, что-то сказал, и мама уронила на пол носовой платок. Я засмеялась, села на пол, расстелила платок. Я могла его складывать и так, и так… Я играла с платком и смеялась. Пока папа не позвал меня…

— Хадижа…

Меня взяли под мышки и посадили на его кровать. Зачем он так открывает рот, не понимала я. Зачем он смотрит вверх — там же ничего не видно.