Эл Алонсо Дженнингс - С О. Генри на дне (фрагмент)

• Название: С О. Генри на дне (фрагмент)
• Автор: Эл Алонсо Дженнингс
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

— Свет очень не логичен, — возразил Портер. Он откинулся на высоком стуле, затем потянулся к письменному столу, взял журнал и начал читать.

— Выйдя отсюда, вы сможете вынести все это на суд общества. С вашим талантом вы без труда сокрушите существующую систему.

— Ничего подобного я не сделаю.

Это было больное место Биля. Он быстро нагнулся вперед и бросил журнал на стол.

— Я никогда ни словом не обмолвлюсь о тюрьме. Никогда не заведу речи о преступлении и наказании. Повторяю вам, что я отнюдь не собираюсь лечить общественные язвы. Я постараюсь забыть о том, что когда-либо дышал за этими стенами.

Тут я отказывался понимать Портера. Я знал, что его нельзя причислить к холодным или эгоистичным людям, и тем не менее он, я бы сказал, почти стоически закрывал глаза на ужасы, совершавшиеся в тюрьме. Он не выносил никаких намеков на пытки. Он не желал встречаться с Салли и почти грубо отказывался пойти в церковь, чтобы послушать ее пение. Но зато когда еще одна судьба завершилась мрачной трагедией, он целиком отдался волне гнева и презрения к этой зверской системе. Для меня все это было в нем загадкой.

— Вы правы: тюрьма мрачная шутка, но смеяться следует над тем, кто в нее попадает.

Биль Портер распахнул дверь в почтовую контору. Никаких приветствий, ни намека на дружескую шутку, на веселую насмешку. Резкость была в моих глазах совершенно новой чертой даже для этого прихотливого хамелеона.

— Я на краю пропасти. Я хочу прыгнуть.

Я посмотрел на него, изумленный этим поразительным признанием. Должно было стрястись что-нибудь особенно жуткое и волнующее, чтобы заставить замкнутого, самолюбивого, сдержанного Портера так откровенно обнаружить перед кем-нибудь свое отчаяние. Осунувшееся лицо его было измучено, обычно спокойные, внимательные серые глаза горели тревожным, недобрым огнем, а шелковистые светлые волосы в первый раз за все время нашего знакомства беспорядочно падали на лоб.

— По сравнению- с нами звери в клетках свободные существа. Мало того, что они сковали наши тела, им хочется еще умертвить наши души. Я должен во что бы то ни стало выбраться отсюда.

Портер грузно опустился на стул с прямой спинкой и молча устремился на меня.

— Эл, сегодня я наткнулся на такое гнусное свинство, что прокаженный и тот в смущении отвернулся бы от него. А они хотят, чтобы я приложил к нему свою руку. Вы были правы. Преступления, которые люди искупают за этими стенами, — чистая безделка по сравнению с чудовищным развратом свободных людей, живущих по ту сторону. Они спокойно отправляются в государственное казначейство, набивают себе карманы народным золотом, выходят оттуда, и никто даже словом не заикнется об их воровстве. А я должен подписывать свое имя под их гнусными делами. Полковник, вы будете в самом деле карманным воришкой в сравнении с ними, если этот неслыханный грабеж осуществится. — И Портер сердито и нетерпеливо потряс головой. — Это трагедия. Не изображайте, пожалуйста, шута на похоронах. Помните требование на мясо и бобы, которые вы отправили? Знаете, что произошло и что должно произойти?

Я сразу сообразил, в чем дело. Занятия в канцелярии начальника давно уже умудрили меня на этот счет. В качестве секретаря Дэрби я передавал распоряжения о закупке всего необходимого для тюрьмы. Если вещевой склад нуждался в сукне, кузница в железе или кухня в мясе, то требования направлялись в канцелярию начальника. Я же пересылал их эконому, а Биль Портер, как его секретарь, должен был, согласно правилам, назначить торги, в результате которых купцы брали на себя обязанность снабжать нас в течение определенного срока теми или иными продуктами.

Многие крупные дельцы усиленно домогались чести сделаться нашими поставщиками. Как только объявлялись торги, все они присылали свои предложения, причем цены, которые они назначали, значительно превышали рыночные. Торги по правилам должны были производиться втайне, и поставка передавалась тому, кто назначал самую низкую цену. Однако на деле торги являлись лишь пустой формальностью. У государственных и тюремных чиновников были друзья. Запечатанные предложения вскрывалась, и если друг попадал не совсем в точку, ему сообщали об этом и разрешали ему сделать новое предложение, которое обычно бывало лишь на самую малость дешевле наиболее низкого. Получив право на поставку, он начинал снабжать тюрьму самыми низкосортными продуктами, назначая за них невероятно высокую цену… То же самое повторялось и со всеми остальными товарами, которые приобретались для нужд тюрьмы.

— Знаете, что случилось? — повторил Портер. В тихом голосе его чувствовалась какая-то царапающая жесткость. — Сегодня поступили предложения. Цены чудовищные. Ознакомившись с рыночными ценами, я решил' вернуть поставщикам их предложения «и потребовать, чтобы они назначили более сходные цены. Мое предложение было оставлено без всякого внимания. Но это еще не худшее. Поставку дали не тому, кто предложил самую низкую цену, а другому. Ему сообщили цену, назначенную конкурентом, и он скостил свою так, чтобы она оказалась на один цент ниже цены первого. А это значит, что налогоплательщиков здешнего округа на одном этом договоре совершенно сознательно ограбят на тысячи и тысячи долларов. А здесь некий заключенный, обвиняемый в присвоении несчастных пяти тысяч долларов, из которых он и цента в глаза не видел, окажется участником этого грабежа. Вы знакомы уже с такими штуками, Эл?

Возбужденному Портеру казалось, что я мало потрясен его рассказом.

— Разумеется, Биль. Ну-ка, хлебните глоток в утешение. — Я налил ему стакан прекрасного старого бургундского. — Недурно, правда? Это от того малого, который получил последний раз поставку на бобы. Мой предшественник оставил это вино мне в наследство. По всей вероятности, мы тоже будем получать подарки от воров, которым поможем набивать кошельки.

Портер оттолкнул от себя стакан:

— Вы хотите сказать, Эл, что будете покрывать такое гнусное преступление? Но ведь арестанты, живущие здесь, безгрешные агнцы по сравнению с этими разбойниками с большой дороги!

— Вот вы, Биль, возмущаетесь этим. А между тем было бы гораздо благоразумнее смотреть на их дела сквозь пальцы. Ведь вы скорее повалите голыми руками эти каменные стены, чем сокрушите железную твердыню общественной испорченности. Чего вы добьетесь своим протестом? Система узаконенного воровства существовала здесь задолго до нашего появления. Она переживет нашу жалкую оппозицию.

— В таком случае я предпочитаю отказаться» от своей должности у эконома. Я завтра же подам в отставку.

Портер встал, чтобы выйти. Он был достаточно горячим и порывистым человеком, чтобы совершить этот безумный шаг. Я знал, к чему это приведет его. Мне совсем не нравилась перспектива увидеть опрятного, безукоризненного Биля в вонючей, отвратительной одиночке. Еще меньше улыбалась мне мысль, что его разложат и засекут до бесчувствия.

— Сядьте, Биль, безумный вы человек, и послушайтесь здравого совета. — Я поймал его за руку и усадил обратно на стул. — Государство знает об этих, преступниках и ничего не имеет против них. Оно дает им богатство и почести. Это виднейшие персоны в государстве. Они произносят речи на всех общественных собраниях. Это столпы общества.

Портер посмотрел на меня с отвращением.

— Как же вы собираетесь бороться с этим? — спросил я.

— Я пойду к лицам, которые стоят во главе этого учреждения. Я скажу им, что я не вор, хотя и арестант. Я скажу им, что не согласен подписывать эти гнусные договоры. Пусть ищут себе другого секретаря.

— И на следующий день вы очутитесь в отвратительной крошечной камере, а через неделю за какую-нибудь вымышленную вину перекочуете в одиночку. А затем вас начнут мучить… Вот к чему приведет вас ваша безрассудная гордость.

Мрачная тень, точно багровая туча, затуманила красивое лицо Биля. Он с отвращением поджал губы.

— Клянусь богом, для меня это было бы равносильно концу.

Он встал, стремительно вытянув вперед руки, точно вдруг увидел себя покрытым ненавистными рубцами от побоев стражников. — Я сверну им их проклятые шеи. Пусть только попробуют проделать это со мной.

— Вы только в собственных глазах имеете какое-либо значение. И вам следовало бы побольше думать о самом себе. Если вы станете протестовать, все ваше будущее погибнет безвозвратно. Люди, которых вы хотите свалить, — крупнейшие тузы в штате. Они попросту сотрут вас в порошок.

Портер сидел молча, точно ледяное молчание внезапно сковало его язык. Раздался девятичасовой гонг. Это был сигнал для того, чтобы тушить огни. Он нервной походкой направился к дверям, затем снова вернулся с горьким смехом.

— Я совсем забыл, что у меня есть ночной пропуск в канцелярию эконома, и испугался, как бы ворота не заперли передо мной.