Надежда Ожигина - Путь между

• Название: Путь между
• Автор: Надежда Ожигина
• Издательство: ООО «Издательство ACT»
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-012750-2

Говорят — была страна эта некогда полем Великой Битвы — битвы, в коей эльфы, гномы, люди и велиары сражались не на жизнь, а на смерть с воинством Слуги Пустоты.

Говорят — милостью высоких богов победила мощь Света могущество Тьмы, но не погибла Тьма, а — лишь затаилась, выжидая часа Отмщения…

Говорят — но… нечего уже говорить во дни, когда настает час сбыться рассказанному.

Когда настанет время сразиться с восставшим Врагом для последнего из королей страны, для последнего из рода властительницы эльфов и супруга ее, мага по прозванию Создатель Туманов.

Когда сойдется в бою со Злом последний, носящий титул «Идущий между, Хранитель Равновесия»…

---

— Когда забили колокола, — четко проговорил шут, — и понесли хоронить короля…

И Денхольму вспомнился темный, в лужах дождя и крови двор, грязная канава, неестественно вывернутое тело проводника… И охватившая его неожиданная горечь потери. И разорвавшая ее ярость при первых словах недопетой баллады…

— Ах вот вы о чем, — неопределенно забормотал Эйви-Эйви, подстраивая лютню. — Ну я же говорил… Это на смерть его деда, Витхольера III… С чего же вы взяли, что кончина была безвременная? Спокойно умер старик, заснул и не проснулся, у Йоттея очень извращенный юмор… Ага, вот так!

И полетела над чахлым лесом, над унылым болотом протяжная скорбная песня о далеком предке короля, прославившемся не столько боевыми подвигами, сколько мудрым и честным правлением, что редко воспевалось в балладах:

Когда забили колокола
И понесли хоронить короля,
И похоронных костров зола
Летела скорбью в поля, поля
И гордых скальдов тугая песнь
Звала вернуться к прошедшим дням,
Неся по свету шальную весть,
Что больше нет короля королям, —
Устлала могилу людская хвала,
А память людскую впитала земля…
Когда зазвонили колокола,
И понесли хоронить короля, —
Тогда даже камни плакать могли,
Принявшие песню его похорон:
«Три пламени сердце его зажгли,
Три веры: поэзия, меч и закон!»

Не так уж сильно он и сфальшивил, трезвый менестрель. Но при воспоминании о том, что вытворял его голос, освобожденный вином из рабства сознания и условностей, от выводимых рулад становилось тоскливо и печально. Не было щемящей душу искренности, вот что. Исчезла вера, испарилось в недостатке алкоголя поразившее когда-то короля знание очевидца. А без него песня осталась просто песней, и разочарованные слушатели не грезили наяву. Слова, не сложившиеся в осколок реальности.

— Я не обещал вам ничего выдающегося, — подытожил слегка обиженный Эйви-Эйви, едва стих последний аккорд. — Нечего корчить оскорбленные рожи. Вино не чистоту голосу дает, оно открывает двери в Неведомое, переносит во Времени и Пространстве… А вы, как дети малые, которым не ту конфету подарили. Попросили — я спел. В следующий раз приставать не будете.

С тем и легли спать.

— Ничего, — ворчал засыпающий шут, — вот в город приплывем, этот проходимец напьется до поросячьего визга, заставим еще разок спеть. О чем-то другом он думал, не о песне, голову кладу! Сволочь, такие слова испортил! А я-то почти угадал, могу куплет ему подарить, а если… — остальное потонуло в легком похрапывании и шуме присмиревшей, заматеревшей реки.

* * *

Почти всю дорогу благодатная природа Священной Элроны баловала их яркими солнечными днями и ночами, полными скрытой материнской ласки и тепла. Июнь медленно, но верно подходил к концу, обещая вылиться в ликующий, звенящий, праздничный июль, многоголосый, многотравный, щедрый на дары и сюрпризы. Король начинал верить, что Боги наблюдают за его шагами, направляя и благословляя…

Но утром 22 июня погода нежданно испортилась, разбивая веру в счастливый, беззаботный исход, как опытный полководец разбивает потерявшие бдительность от долгого бездействия вражеские армии. Холодный ветер налетел со снежных вершин, взъерошил гладь величавой реки, норовя хлестнуть за шиворот изморось, сыпавшуюся с потемневшего неба.

Эйви-Эйви грустно обозрел покореженное волнами водное пространство и велел укладывать вещи, убивая так и не родившуюся надежду отсидеться в укромном перелеске. Ветер нахлестывал реку, подгоняя, заставляя убегающие гребни наскакивать друг на друга, торопясь в далекое море. Крепка оказалась традиция: грозный великан Фейер не мог пойти против владеющего Заклинанием Воздуха. Но уж в спину бил, не скупясь, не экономя рвущуюся наружу бешеную силу.

Санди решительно взял в руки весло, оттирая короля с привычного места. Денхольм не протестовал. Во-первых, качка была нехилая, и шут попросту сдох бы минут через десять, болтаясь без работы. Во-вторых, ничего интересного король не пропускал, и ему не улыбалось напрягаться и грести, упираясь в волны. Не слишком понимая, с чего проводник решил, что он будет «покрепче» шута, король отдавал должное выносливости друга своего детства и его упорству, чтобы не сказать «упертости». А потому покорно сел посередине лодки и судорожно вцепился в борта. Эй-Эй лишь гнусно усмехнулся, наблюдая за небольшой рокировкой в своем бравом экипаже, и, пристроив поудобнее закинутую за спину лютню, оттолкнулся от берега веслом. Посудину подкинуло, подхватило волной, бросило вперед, отнесло назад. Ладья по имени Санди крякнула и принялась за работу.

Через час чужой сумасшедшей работы и малопривлекательных прыжков король понял, что все-таки прогадал. Лучше уж грести, подыхая от усталости, но греясь, сосредоточившись на дальнем ориентире в надежде не угодить на скрытую разгневанной водой корягу, чем сидеть, подыхая от скуки и холода, проклиная каждый неудачный гребок соседей, заливающий по уши и заставляющий все сильнее стискивать до боли разбитые зубы. Он мужественно продержался ещё полчаса, но сдался и немеющими губами шепнул заклинание, укрощая обезумевший ветер.

Очередной порыв подхватил утлое суденышко, бросил вперед и умер, словно забыв, что значит «летать».

Туго соображающие волны какое-то время еще неслись вперед, обгоняя друг друга, но потом призадумались, сбавляя скорость и оглядываясь в недоумении.

Король вздохнул с облегчением и вполне законным чувством гордости. И с удивлением услышал прилетевшие из-за спины слова черной брани.

— Ну что за непруха! — шипел про себя Эйви-Эйви. — Еще одного дерьмового колдуна Гали не потерпит, к гадалке не ходи! Всю ночь ворожил, ветер попутный приманивал, так нет же! Помешал кому-то, мать его в…

Денхольм порывисто обернулся с риском перевернуть лодку:

— Еще раз так скажешь — убью! — гневно пообещал он, как сын, не пожелавший своей матери столь страшной участи. — И зачем, скажи на милость, тебе ветер понадобился?

Проводник посмотрел на него, как на тяжелобольного в горячечном бреду:

— Для чего нужен попутный ветер? Для скорости, конечно. И что я плохого сказал, господин хороший? Сейчас такое начнется, что вы и сами тому… ворожиле доброго слова не скажете. Если вообще что-нибудь сказать сможете…

— Эй! — закричал с носа озадаченно завертевшийся Санди. — Что происходит, Эй-Эй?

— К берегу греби! — завопил Эйви-Эйви. — Не рассуждай, весло потеряешь!

Проводник и шут налегли на весла, а король вцепился взглядом в сходящий с ума мир, костенея от ужаса. С черного, как ночь, неба посыпался снег, переросший в град величиной с голубиное яйцо. Заворочалась, заволновалась успокоившаяся было река, и где-то наверху загудел, рождаясь и набирая силу, могучий вал. Содрогнулся, запаниковал воздух, впиваясь от страха в глотку отчаянно рвущейся на волю воде, и, сплетясь с ней воедино, обрушился на берег, разбиваясь о неприступные утесы…

И среди водоворота стихий — хрупкая лодчонка.

Три человека, слившиеся с рвущейся по швам кожей неведомого зверя.

Треск сломанного весла. Крик боли покалеченных рук.

Белая растерянная маска вместо привычного лица Санди, оставшегося с обломками дерева в окровавленных ладонях.

И яростный боевой клич, перекрывший грохот и рев.

И упоение в глазах проводника, восторг битвы вне пределов разума, вне пределов человеческого рассудка. Окаменевшее лицо грозного Бога Войны с барельефов Храма Тьмы в далеком, нереальном Итаноре. Безумие воина, окруженного, подобно нимбу, тенями убитых им людей.

Вздувшиеся жилы на тонких, словно струны лютни, руках, проявившиеся в долгом, как сама жизнь, гребке.

Надсадные хрипы, судорожные рывки…

Надвигающаяся стена крутого берега…

Священное упоение схваткой, граничащее со святотатством, попирающим законы природы. Пена на измаранных кровью губах. Пена на исполосованных ветром волнах…

И страшный удар о скалистый берег. И сверкнувшие где-то на самом краю подсознания два Темных Клинка, обрезающих крылья жизни…

Каким образом они оказались на скалах, укрываясь за камнями от безумной лавины горного селя? Ни король, ни шут позднее припомнить не смогли. А проводник предпочел вообще не вспоминать. Страшное месиво воды, грязи и нетающего снега пронеслось мимо, вырывая с корнями прибрежные деревья, двигая вековые каменные глыбы.

Они вжимались в землю в тщетной попытке укрыться от разгулявшегося урагана, инстинктивно налегая всем весом на лодку с вещами, выброшенную на берег все той же мощной волной, что кинула их вверх и крепко приложила о тело Матери Всего Сущего.

И долгие минуты беспамятства на грани Последнего Порога, как прощальная милость еретикам перед казнью. Как яд в заздравном кубке. Как кинжал милосердия, обрезающий последнее волокно разорванной Нити…