Александр Дюма - Консьянс блаженный

• Название: Консьянс блаженный
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: Арт-Бизнес-Центр
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1999
• ISBN: 5-7287-0051-9

Сюжет романа Дюма «Консьянс блаженный» — трогательная юная любовь, которую чуть было не погубили кровавые события заката империи Наполеона; действие его происходит с января 1810 г. по июль 1815 г. в основном в окрестностях Виллер-Котре, родного города писателя. Отсюда особая, лирическая тональность этого произведения, исполненного человеколюбия, утверждения неизбежности победы добра над злом и верой в высшую справедливость.

_{Иллюстрации Е. Ганешиной}

---

Увидеть танцевальное искусство Бастьена хотелось многим, и надо отметить, что Бастьен превзошел все ожидания. Гусар знал каждое движение всех четырех фигур, составляющих полную кадриль. Он проделал такие антраша и па-д’эте, такие па-де-зефир и притопы, такие коленца, что арамонцы, никогда не видевшие такое, даже не могли подозревать, что существует нечто подобное. Поэтому публика толпилась, чтобы увидеть, как танцует Бастьен; кончилось тем, что, несмотря на такой лестный для его самолюбия триумф, он сам был вынужден попросить земляков освободить немного места, если они желали видеть продолжение его танцевальных экзерсисов.

Признав справедливость просьбы, люди вняли ей, и Бастьен закончил последнюю фигуру двумя-тремя такими высокими, такими искусными антраша, что все единодушно ему зааплодировали.

Бастьен гордо отвел на место свою партнершу и стал взглядом искать среди окружающих, кого бы почтить своим приглашением на вторую кадриль.

Не смешиваясь с танцующими, на пригорке из любопытства остановились г-жа Мари и Мариетта. Бастьен заметил приятное нежное личико девушки и, не обращая внимания на черный цвет ее платья, устремился к ней и спросил со свойственной только ему цветистостью речи:

— Мадемуазель, не соблаговолите ли вы дать мне ваше согласие на следующую кадриль?

Мариетта покраснела, потому что все взгляды, следившие за Бастьеном, теперь обратились к ней.

— Благодарю, господин Бастьен, — ответила она, — но вы сами можете заметить, что я в трауре по отцу.

— Ах, дело в том, что я видел, как вы подходите… а тут танцы… в общем, вы понимаете, мадемуазель, — объяснял Бастьен, переминаясь с ноги на ногу и не сводя с девушки умильного взгляда.

— Вы правы, господин Бастьен, — откликнулась Мариетта. — Это я поступила нехорошо: зачем с печалью в сердце, в траурном одеянии приходить туда, где люди развлекаются? Не хотите ли уйти, дорогая моя матушка?

И она увела г-жу Мари подальше от танцевального круга в глубину леса.

— Хо-хо! — изумился Бастьен. — Неужели, пока меня здесь не было, маленькая Мариетта сменила имя? Мне кажется, ее зовут мадемуазель Недотрога.

Мариетта не слышала слов Бастьена, зато их услышали другие, в том числе и Консьянс.

Танцевавший крайне редко, он улегся на пригорке как раз напротив того, где стояла Мариетта; его огромный пес лежал рядом с хозяином, служа ему, как обычно, то спинкой сидения, то подушкой.

Юноша смотрел на Мариетту поверх танцующих и, глядя на нее, забывал обо всех парнях и девушках, подпрыгивающих в такт визгливой скрипке вместе со скрипачом, ритмически притопывающим одной ногой.

С минуту он вместе со всеми смотрел на Бастьена и от души пожалел гусара за то, что тому приходится танцевать в столь утомительной манере; Консьянс не понимал, зачем человеку так себя изматывать, совершая ногами эти странные движения, если никто и ничто его не принуждает к этому.

Заметив, что Бастьен вышел из танцевального круга и направился к Мариетте, юноша приподнялся и стал следить за гусаром с некоторым беспокойством. Он сомневался в благих намерениях Бастьена, и ему неприятно было видеть Мариетту в паре с мужчиной, танцующим совсем иначе, нежели остальные деревенские парни.

Способность Консьянса улавливать самые слабые звуки позволила ему даже издали расслышать вопрос и ответ. Он нашел, что Мариетта ответила очень удачно и что Бастьен ведет себя нагло; он посчитал, что это и неудивительно для человека, который, должно быть, не совсем в себе после столь вычурных танцевальных экзерсисов.

Не желая осуждать Бастьена, Консьянс только пожалел его и вместе с Бернаром пошел вслед за Мариеттой.

И это было так же естественно, как движение планеты вослед звезде.

С тех пор Бастьен-гусар оказался в центре внимания всей деревни: женщины считали его образцом элегантности и светских манер, а мужчины, наоборот, утверждали, что более неприятного типа им еще не приходилось видеть.

Единственными людьми, не испытывавшими к Бастьену ни симпатии, ни антипатии, были Мариетта и Консьянс.

Для девушки гусар оставался безразличным.

А Консьянс его жалел.

Юноша мог бы охотно разделить мнение дея Алжира, который, присутствуя на великолепном балу, на котором хозяин дома в знак уважения к гостям танцевал и вальсировал наравне со всеми, велел позвать этого человека и с добродушным любопытством спросил его:

— Сударь, каким это образом вы, будучи, по-видимому, весьма богатым, утруждаете себя, танцуя сами?

Но вскоре Бастьен перестал уже довольствоваться старыми танцами; после завоевания Германии французская армия пристрастилась к вальсу. Бастьен обучил вальсу арамонских девушек и в этом деле стал для них признанным метром.

Кончилось тем, что мужчины, которым гусар и словечка не проронил о способе вращаться на три такта, даже не пытались сравниться с ним в вальсе, и Бастьен, подобно восточному паше, мог любой бросить платок, не опасаясь встретить соперников.

Когда крестьяне хотели воспротестовать ему, Бастьен, обернувшись к роптавшим, накручивал на палец длинный ус и спрашивал с интонацией, присущей только франтоватому гусарскому воинству: «Что-то не так?..» — и прежний порядок водворялся снова.

Но Бастьен вызывал восторг у арамонских красоток не только искусством танца — он завоевал их сердца и своим мастерством наездника. Бастьен вскакивал в седло как настоящий гусар-гвардеец, то есть с удивительным совершенством, и поскольку он взялся ухаживать за лошадьми папаши Матьё, то не отказывал себе в удовольствии садиться верхом на животных и совершать по окрестностям конные прогулки без седел, как это делали античные воины; при этом он выбирал преимущественно маршруты, дававшие возможность не один раз проезжать через деревню.

Но странное дело! Бастьену симпатизировали все красивые девушки деревни, к нему, как ни к кому другому, была благосклонна Катрин, готовая по всем признакам ради него отказаться от своей суровой неуступчивости, широко заявленной прежде, а гусару, по-видимому, все это было ни к чему: он ловил только взгляд Мариетты, следил за ним, вальсируя с другими девушками или гарцуя на коне.

И чем норовистее был конь, тем настойчивее гнал его Бастьен в сторону хижины г-жи Мари, лишь бы только Мариетта стала свидетельницей силы и ловкости, которые демонстрировал новый Александр Македонский, укрощая нового Буцефала.

Иногда его усердие частично вознаграждалось: Мариетта из любопытства глядела на него, а поэтому и Консьянс смотрел на гусара, неизменно задавая себе вопрос: зачем укрощать ретивого коня при помощи шпор и удил, если для этого можно просто воспользоваться словом, посредством которого он, Консьянс, делал все что хотел с самыми упрямыми животными?

Что касается Бастьена, то он недолюбливал юношу, быть может чувствуя, что в душе у Консьянса таится большая любовь к Мариетте, а в душе у Мариетты — большая нежность к Консьянсу. Поспешим добавить, что такое отсутствие симпатии не переходило в ненависть: Консьянс был столь мягок, столь добр, столь безобиден, что его нельзя было ненавидеть.

Просто молодой человек не нравился гусару, как не нравится камень, лежащий на твоем пути, как не нравится и раздражает всякое препятствие.

Поэтому Бастьен никогда не упускал случая высмеять Консьянса, и прежде всего его ангельскую кротость, которая казалась бывшему воину не более чем малодушием.

К тому же Консьянс не был танцором, Консьянс не был кавалеристом, Консьянс не давал уроки фехтования, а это были как раз те три вида искусства, в которых мы отмечали превосходство Бастьена.

Так что Бастьен высмеивал Консьянса не только за то, каким он был, но и за то, каким он не был.

Само собой разумеется, все эти насмешки Консьянс выслушивал с невозмутимым спокойствием.

Однако в один прекрасный день случилось происшествие, заставившее Бастьена призадуматься.

Поскольку он слыл в округе замечательным укротителем лошадей, местные фермеры или землевладельцы, у кого были непослушные жеребята или строптивые кони, посылали за Бастьеном, и тот за два-три сеанса обычно усмирял непокорных, как Боше или Франкони.

Однажды Бастьена попросили объездить коня, только что купленного местным фермером г-ном Детурнелем. День был воскресный, и хвастливый Бастьен, желая триумфально продемонстрировать людям свое мастерство в выездке, выбрал в качестве манежа деревенскую площадь, а свой спектакль приурочил к окончанию церковной службы.

В эту минуту, когда девушки, томившиеся во время богослужения и теперь спешившие поскорее вновь обрести дневной свет, свободу и возможность поболтать, стали появляться на пороге церкви, Бастьен предстал перед церковью на строптивом жеребце.

Путь от конюшни до деревенской площади составлял всего около половины льё, но конь прошел его за полчаса, поскольку всадник сдерживал его, стремясь показаться перед выходящими из церкви людьми ни минутой раньше, ни минутой позже.