Лариса Райт - Золотая струна для улитки

• Название: Золотая струна для улитки
• Автор: Лариса Райт
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-53814-0

У нее необычное для русского уха имя – Андреа. Она испанка, но живет в России. Она настоящий, большой музыкант, но играть больше не может: нельзя исполнять фламенко, если в твоей душе поселилась боль, из-за которой все потеряло смысл.

Теперь ее существование похоже на страшный сон.

В сказке Спящую царевну разбудил один-единственный поцелуй любящего человека. В жизни все, конечно, иначе: чтобы проснуться и вновь начать жить, Андреа понадобятся долгие дни, много терпения и – любви. Любви, которую она будет не только принимать, но и дарить.

---

Марат щурит колючие глаза. Небо чистое – солнце жгучее.

– Эй, мужик, – долетает из дыры в заборе. – Вы чего тут с собакой сторожите, что ли?

На территорию протискивается молодой парень в темном костюме. В ухе – гарнитура, в руке – рация, в голосе – подозрительность, во взгляде – металл.

– Мы…

– Платят нормально?

– Не жалуемся, – усмехается Марат.

– Слушай сюда. В два раза больше, чем у тебя сейчас, и перебираешься сторожить к нам. Только срочно надо. Сторож отвалил, а шеф ремонт только начал. Дом поставили, кучу материала для отделки завезли, а сторожить некому. Давай, не раздумывай. Оружием обеспечим, главное, у тебя пес в наличии. Местные туда, где собаки, не шастают.

– Ты знал? – шепчет Марат, и ему кажется, что пес лукаво подмигивает и слегка наклоняет нечесаную морду. – Нам еще корм понадобится для работника, – кивает он в сторону мохнатого спасителя.

– Сделаем. Пошли.

– Ну пошли, – поднимается Марат. Собака трусит за ним.

Они идут по тропинке к одному из многочисленных строящихся в округе особняков. Этот, пожалуй, самый претенциозный. Хотя, несмотря на масштаб работ, уже сейчас видно, что размах будет выполнен со вкусом.

– Неплохо дизайнеры поработали, – не скрывает одобрения новый сторож.

– Да не, какие дизайнеры. Это все шеф сам идеями фонтанирует.

– Любитель Гауди, – оглядывается по сторонам Марат.

– Что?

– Ничего.

Черт, чуть не выпал из образа сторожа. А местечко на редкость интересное. Просто настоящий памятник «пламенеющему» варианту испанского модерна: параболические бетонные арки, многочисленные детали, узкие окна, галереи, монументальный вход, угловые башенки со шпилями, причудливый декор. В общем, смесь неоготики с модехарой[16]. И сад обещает стать мини-копией «парка Гуэль». Отделка еще не начата, но видно, что парк – нерегулярный, а под пленкой бережно покоятся глыбы необработанного камня и ждет своего солнечного часа цветная майолика.

– Мы, пожалуй, останемся.

Марату сложно признаться, что ему любопытно познакомиться с хозяином особняка. За год «малярных работ» ни один из работодателей не вызвал в нем ни грамма интереса. А тут за один день – и небывалое раньше раздражение, и неподдельное удивление. Что это? Равнодушие разжимает тиски?

– Ну, ты оглядись пока. Сейчас вернусь, покажу сторожку.

– Слушай, – не может удержаться Марат. И что это с ним сегодня такое? – А если я тут прихвачу что-нибудь из штучек-дрючек и смоюсь по-тихому?

– Чего? – Тип в костюме смотрит на сторожа, как на сумасшедшего. – Даже не думай. Найдем и закопаем вместе с собакой.

Пес поджимает хвост.

– Не дрейфь, – шепчет Марат. – Ничего с твоей шкурой не случится. И вообще, ты слышал? Я выбил для тебя полный рацион. Так что с тебя причитается.

Собака отворачивается, состроив, как кажется Марату, презрительную морду.

– Ну, не злись, дружок. Конечно, это все ты для нас устроил. Спасибо. Меня, кстати, Марат зовут. А тебя? Ну-ка, ой, да ты девочка. Извини. Значит, ты вторая сучка, встреченная мной сегодня. Извини, брат, судьба. Будешь Милой. Да, и охранять архитектуру Гауди Миле вполне подойдет[17].

11

– Вот эта подойдет, – Андреа придирчиво рассматривает открытку. – Это точно Стокгольм?

– Да, пиши.

Дорогая мамочка!

Не могу показать тебе свое изображение, поэтому посылаю изображение города, где мы сейчас играем. В Швеции тоже успех. Потом будет…

– Куда ты потом?

– Милан и обратно домой.

…Милан – и опять Москва. Прости, Мадрид снова не попадает в график. Привет папе, всем сестричкам, Марио и детишкам. Пепе понравилась неваляшка?

Целую вас, люблю, позвоню. А.

– Держи. Опустишь в Стокгольме, ладно? А с Миланом у тебя открытки случайно нет?

– Нет, – расстраивается Зоя. – Там я еще не была.

– Тогда покупаешь там, оставляешь на ней след от помады, чирикаешь буковку «А», и огромное, огромное тебе спасибо.

– Да не за что. В первый раз, что ли?

– А ты почему такая грустная? – Обычно перед поездками Зою лихорадит, она беспрерывно щебечет, рассказывает о планах, о нарядах, которые возьмет с собой, о ресторанах, в которых будет обедать, о приемах, на которых будет блистать. Ее швед – большая шишка. Андреа думает, ей нет никакого дела до Зоиной болтовни, но сегодня подруга молчит, и Андреа не по себе.

– Я согласилась познакомиться с его мамой, – сообщает Зоя с неподдельным трагизмом.

– Ну и молодец. Давно пора.

– Ты не понимаешь! А вдруг я ей не понравлюсь?!

– А вдруг я им не понравлюсь? – Андреа подбрасывает на ухабах проселочной дороги. Она испуганно хватается за низ живота и делает отчаянные знаки. Машина тормозит. Девушка выползает из «уазика», и ее долго, надрывно выворачивает. Андреа бледная, изможденная, уставшая, отчаявшаяся, беременная и довольная.

– Устала, бедненькая? – Дим заботливо обнимает жену.

– Ничего. Это все ерунда. Я привыкла. Просто волнуюсь ужасно.

– Не волнуйся. У твоих же все удачно прошло.

Да, в Мадриде все было просто прекрасно. Два года назад, через месяц после победы на «Фернандо Сор». Прилетели из Рима, свободный час перед концертом, после выступления – переезд в Барселону. «Мам, пап – это Дим. Мы вместе гастролируем, то есть мы вообще вместе…». А потом у Пас начинаются схватки, и всем сразу не до новостей Андреа. Через год:

– Мам, мы расписались.

– О… Ну… Поздравляю, дорогая. Вы должны при-ехать сюда и сделать все как надо, слышишь? С мантильей, с падре и со всеми нами, наконец. И потом, мы так и не познакомились с зятем. Как у него дела?

– Знаешь, Дима пригласили…

– Ах… Прости, милая. Мария хнычет, у нее опять режутся зубки. Кажется, пошли клыки. И это что-то ужасное. А Пас вышла. Все. Целую, целую. Звони.

И еще целый год подобных разговоров.

– У тебя там случайно нет сестрицы на сносях?

– Нет, – улыбается Дим. – Ты будешь гвоздем программы.

Машина с непонятным названием (почему человек, любящий свою родину, должен ездить на плохоньком подобии внедорожника?) уже несется по ровной дороге, но Андреа только больше трясет.

Зря трясет. Отличные у Дима родители. Мама приветливая, хоть и смотрит настороженно. Правильно смотрит. Уже год, как расписались, а не сообщили. Будто они Диму чужие. Андреа говорила, надо. Да только разве Дима убедишь в чем-то? Он бы и не ходил в загс, если бы не испанское происхождение невесты. Легче уж штамп поставить и не париться с приглашениями, визами, разъездами туда-сюда. Теперь ходит Андреа, консультируется с юристами, оформляет документы. Ребенок родится, ему надо гражданство давать. А какое?

Папа у Дима и вовсе родной: мягкий, добрый, уютный. Улыбается в седоватые усы, смотрит лукаво, но взгляд почему-то грустный.

– А ты чем занимаешься? – интересуется, но не пытает.

– Я тоже гитаристка. Не такая, как Дим, то есть Вадим, но первую премию на «Фернандо Сор» получила. А вы чем занимаетесь?

– Молодец девчонка! Ну, пойдем, пойдем, покажу тебе…

– Есть что-то новое? – оживляется Дим.

– Есть. Потом посмотришь. – Приглашают только Андреа.

Они долго идут по холодным, темным коридорам, заглядывая по пути за тяжелые двери: гостиная, столовая, спальня, несколько гостевых комнат. Везде идеальный порядок, отчего у девушки невольно возникает ощущение какого-то уныния, мрачной безжизненности, гнетущей тишины, пустоты, одиночества. Нигде не видно ни забытого на столе стакана, ни оставленной на прикроватной тумбе книги, ни раскиданных по ковру игрушек. Комнаты похожи друг на друга, выдержаны в одном тяжелом, классическом стиле. Она понимает, почему Дим не любит рассказывать о доме, не скучает по родным стенам, не вспоминает семейный уют. Что можно чувствовать по отношению к безликой гостинице?

В Мадриде все по-другому. Такой же большой дом, но наполненный, даже переполненный звуками, красками, предметами, людьми, событиями. Справа от холла – кухня. Там всегда гремят кастрюли. Пройти мимо и не заглянуть невозможно. Струящиеся из-за двери запахи призывают каждого зашедшего в дом незамедлительно последовать примеру Гаргантюа. Бабушка и тетя Анхелика беспрерывно громко спорят и уже двадцать лет не могут договориться, какой густоты должен быть гаспачо, добавлять ли в паэлью зеленую фасоль и на каком огне лучше жарить чулетас. Из ванной почти всегда доносится шум Ниагарского водопада. Франсиска (младшая сестренка) либо смывает с себя блеск и грохот ночной дискотеки, либо болтает там по телефону, чтобы никто из домочадцев не стал свидетелем ее сердечных тайн. В зале часто происходит все сразу: работает телевизор, играет рояль, потрескивают поленья в камине. Папа, громко бранясь и жестикулируя, гонит Бэкхема к воротам, подпрыгивает на диване, отчаянно стучит кулаком по деревянному подлокотнику. Мама невозмутимо расчесывает маленькую йоркшириху Линду, мурлыча себе под нос что-то из Бернаоло. На лестнице всегда можно встретить Хорхе – старшего внука. Мальчуган или катается по перилам, или выстраивает на ступеньках хронику Трафальгарской битвы, или прячется с пистолетом за пузатой амфорой, чтобы неожиданно напасть на первого проходящего мимо. Наверху – спальни обитателей дома. Светлая, легкая, воздушная – хозяев. Строгая, классическая, с тяжелыми гардинами, альковом и дубовым комодом – бабушкина: на буфете отсчитывают время золоченые часы эпохи диктатуры, у кресла угрожающе застыла инкрустированная трость. Слева по коридору – комната Пас и Марио, вся в средиземноморском стиле: кованая мебель, тяжелое стекло, ширма, а за ней примостился стол с множеством баночек, скляночек, пробирочек, бутылочек, мензурочек. В центре стола – два микроскопа. Пас и Марио – химики. Рядом – детская. Раньше в обойном царстве Микки-Маусов правил только Хорхе, потом по воле родителей пришлось ему разделить власть с Марией. По соседству с детьми обитает тетя Анхелика. У нее не комната, а кладбище любовных романов: толстых и тонких, жестких и мягких, испанских и иностранных, счастливых и трагичных, прочитанных и нетронутых. Одинокая пожилая женщина в свободное от кухонных баталий время с восторгом упивается чужими выдуманными страстями. Ну, а в конце – комнаты девочек: у Франсиски – нежная, розовая, трогательная, аккуратная; у Андреа – яркая, агрессивная, требовательная, разбросанная: на стульях – вещи, на полу – ноты, на подоконнике – книги, альбомы, диски.