Эльфрида Елинек - Похоть

• Название: Похоть
• Автор: Эльфрида Елинек
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-89091-339-5 2007

Роман «Похоть» открывает постмодернистскую линию в творчестве крупнейшего и самого «неудобного» немецкоязычного писателя современности, лауреата Нобелевской премии 2004 года, Эльфриды Елинек. Своей темой Елинек делает насилие и власть в частной и интимной жизни, роль женщины в мире тотального потребительства, доминирование мифов обыденного сознания в отношениях между людьми и неизбывное одиночество человека перед лицом каждодневного умирания. Эту книгу можно определить и как антипорнографический роман, злую виртуозную пародию на форму и язык порнографии, захлестнувшей и разъедающей голову современного обывателя.

С тех пор как до курортной альпийской долины добрался СПИД и угрожает всем любителям перемен, Герману, всемогущему директору местной фабрики, приходится отказаться от проституток и ограничить свой сексуальный рацион одной-единственной женщиной — своей женой Герти. Красивая-богатая-счастливая Герти до омерзения сыта рутинным невыносимым ежедневным «одним и тем же» своего мужа. Но уйти — значит потерять все. Она регулярно пытается бежать из дома но, как правило, оказывается в полицейском участке.

И вот однажды, на заснеженной дороге, ее, в домашнем халате и тапочках, подбирает студент и…

Вы что, уже поверили в счастливый конец?

---

Директор столь огромен, что его не обойти кругом и за целый день. Человек этот открыт во все стороны, но в первую голову открыт в сторону неба, откуда сыплется снег и льет дождь. Никто не возвышается над ним, кроме головного концерна, от которого все равно никому не укрыться. Однако перед женщиной, повернувшейся к нему своей привлекательной стороной, можно без особых забот открыть кран и побрызгать как следует. Женщина бьется, словно рыба, потому что руки у нее связаны, а муж в это время щекочет ее и легонько колет булавками. Он прислушивается к самому себе, к тому месту, где хранятся его чувства. Слова как листья летят из видеофильма на экран телевизора и падают на пол под ноги человечеству, состоящему из одного-единственного мужчины. Женщина смущенно и покровительственно глядит на умирающий цветок на подоконнике. Мужчина начинает говорить, слова его грубы и тверды, как косточка внутри плода. На язык он несдержан. И пока он выдает на-гора свои выплески и выхлопы, он беспрерывно говорит о том, чем он занят и как он не может от этого дела отстать, когтистыми лапами и осторожными зубами прокладывая дорогу к месту их взаимного общения, чтобы добавить к надувшейся сосиске добрую порцию горчицы. Плоть его женщины — это лес, из которого ему навстречу звучит грозное эхо.

Недавно он запретил своей жене Герти мыться, ведь ее запах полностью принадлежит ему. Он неистовствует в ее маленьком урочище, со скрежетом ударяется тяжелыми бамперами в места парковки, так что распухшие валики ее плоти смыкаются, затрудняя доступ. С тех самых пор, как он больше не решается завлекать веселых и похотливых незнакомых людей объявлениями об обмене партнерами, он ощущает себя самым любимым из сквозняков, что гуляют под юбкой у жены. Женщина тащит за собой, словно нескончаемую нить, запахи пота, мочи и кала, а директор проверяет, продолжает ли ручеек журчать на своем ложе, когда мужу потребно. Живая куча отбросов, в которой роются черви и крысы. Он с грохотом бросается в эту кучу и развивает темп, который сразу помогает ему вынырнуть с другой стороны, где он чувствует себя как дома и пристраивается поудобнее, отфыркиваясь выхлопной трубой или оглаживая напрягшееся древко. Он читает газеты. Он рывком вытягивает женщину из болота ее подушек и сразу вскрывает ее, как банку. А сегодня всю ее приятную сущность он усаживает на кушетку, затевая игру с ее большими погремушками и заставляя ее с трепетом ждать, что на сей раз сотворят с его членом кровеносные сосуды и вены.

Ему нравится, что эта женщина, одевающаяся лучше всех в округе, ходит по дому, покрытая собственной грязью. Он в ярости бьет ее по голове. Он перекраивает ее тело, подвергает его святому пресуществлению, приспосабливая под собственные размеры. Тело ее — сосуд, предназначенный вбирать в себя, и директор по ночам тоже наполняет себя вновь и вновь, наполняет свой магазин самообслуживания, торговую лавку для детей, где без особых забот можно бегать на малую сторону. Ключ от входной двери дает право в любой момент потребовать у жены дежурное блюдо: растягивать ее клитор или хлопать с размаху дверью в ее клозет. Родная римско-католическая сторонка ежится и корчится, но бодро призывает людей приходить на консультацию по беременности и являться для заключения брака. Их дом шлет сигнал SOS, когда женщиной начинают пользоваться. Потом откупоривается бутылка отборного вина, а на экране появляются отборные и раскрепощенные пары, которые рассматривают друг у друга половые органы, усердно дергают за патрубок и брызжут вокруг семенем. Да, мы жаждем зрелищ, но на нас смотрят другие зрители, мусоля во рту соленые палочки, толстые господские сосиски и пышные дамские сиськи!

Возможно, завтра ребенка отправят к соседям. У них такой же дом, только поменьше. Мужчина намерен на полном газу проехаться по раскисшей колее своей женщины, которая прибегает к особой технике дыхания и быстро откатывается в сторону, чтобы увернуться от члена, с грохотом врывающегося в ее трусики. С помощью пения и музыки его тело уже подчинило себе самых разных людей, расфасовало их на меленькие порции и заморозило впрок, когда-нибудь придет их черед явиться на рынок труда или поучаствовать в хоре рыночных законов. Светит луна, звезды скопом явились на небе, и тяжелый автомобиль мужа издалека подъезжает к дому, давит колесами борозду, которую он разрыл зубами, а срезанную траву подкидывает в воздух, словно воздушную пену, заставляя женщину переключиться на полный ход.

4

Женщина, неуверенно загребая всем телом, окунается в стихию ветра. И стала она плотью, и была она среди нас. Судьбой ее стало безоглядное служение чужому аппетиту: износить себя для мужа и для ребенка, быть опутанной их мягкими поводьями. Пойманная в силки, она рвется хоть разок глотнуть свежего воздуха. Она набрасывает на себя халат и в домашних туфлях идет по заснеженной дороге.

Сначала ей пришлось убрать в буфет все чашки и всю посуду на всякий пожарный случай. Она стоит и под струей воды счищает следы, оставленные ее семьей на фарфоре. Так женщина консервирует себя в тех самых приправах, из которых она сделана. Она все приводит в порядок, раскладывает по размеру, в том числе и свою одежду. Пылая от стыда, она смеется над собой. Но тут не до шуток. Она громоздит порядок на те роскошные блага, которыми она уже обладает. У нее ничего не остается. На снегу больше не видно окровавленных птичьих перьев, ведь и зверю потребна пища. Всего за несколько часов снег покрылся грязноватой коркой.

Мужчина сидит в конторе и с удовольствием роется у себя под абажуром пониже пояса. Он себя проветривает. Он говорит о фигуре своей жены, не намекнув даже, что теперь слово за ним. Ведите себя тихо, сейчас за него говорит его детище, этот многоголосый хор организован для особых надобностей. Нет, будущего он не боится — его мошна всегда при нем!

Женщина чувствует, как снег медленно проникает в ее пространство и время. До весны еще далеко. Даже сегодня природе не удается выглядеть свежей, как будто свежевыкрашенной. Грязь липнет к деревьям. Хромая собака пробегает мимо Герти. Навстречу ей идут женщины, изношенные жизнью, словно их годами хранили в картонных коробках. Женщины смотрят на нее так, словно они вдруг очутились в прекрасном ухоженном доме, она ведь выглядит совсем по-иному, потому что она всегда отделяет себя от других. Фабрика обеспечивает работой их мужей, чего же им еще? Мужчины, оглушенные временем, с большим удовольствием проводили бы его за бокалом-другим вина, чем в семейном кругу. Женщина пролетает мимо, она движется навстречу тьме, она даже не обулась в ботинки, подходящие для снега! Ребенок носится где-то вокруг с дюжиной таких же, как он. От вкусной и свежей пищи, которую приготовила мать, он отказался со словами, которые нанесли ей зияющие раны, зато стащил со стола большой бутерброд с колбасой. Мать все утро терла на мелкой терке морковь, такую полезную для зрения. Ребенку она готовит сама. Потом, склонившись над мусорным ведром, словно обрубок человека, она сама жадно управилась с детской порцией. Ведь и с появлением ребенка она управилась сама. У нее совсем не осталось чувства юмора. С ограды, что идет по берегу ручья, свисают сосульки. Столичный город от их деревни недалеко, если мерить расстояние автомобилем. Горная долина простирается вдаль, мало кто из ее обитателей работает в этих местах. Остальные, которым ведь тоже надо где-то обрести пристанище (в унылых местах их обитания), каждый день отправляются на бумажную фабрику, а то и дальше, намного дальше! На ту знакомую гору сто раз я в день прихожу. Губы женщины съеживаются от мороза в ледяной шарик. Она вцепилась в деревянные перила, покрытые изморосью. Ручей огражден с обеих сторон, лед дружески похлопывает его по плечу. Сотворенная природой влага грохочет и бьется, скованная законами природы. Подо льдом что-то тихо булькает. Как оттепель в добропорядочной жизни, которую мы ведем, ломает все барьеры и позволяет нам прыгать друг на друга, так и смерть может помыслить до конца мир этой женщины.

Все же не будем переходить на личности. Колеса малолитражки с шумом вгрызаются в твердый наст. Откуда бы автомобиль ни появился, именно он, а вовсе не хозяин дома, везде чувствует себя как дома. Что являл бы собой без машины человек, которому далеко ездить на работу? Самую натуральную навозную кучу, потому что в коробе железнодорожного вагона он представляет собой обычное дерьмо, так, по крайней мере, считает наш парламентский депутат. Человеческая масса предохраняет нашу экономику от развала, ведь фабрику изнутри поддерживает толпа, которая пытается набить себе брюхо социальными гарантиями. Что же касается безработных, образующих армию ничтожных теней, то их не стоит пугаться, поскольку все они, несмотря ни на что, голосуют за христианских социал-демократов. Господин директор сделан из плоти и крови, да и питается он ею хорошо, потому что на стол ему подают женщины в распущенных передничках.