Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг

• Название: Русские патриархи1589–1700 гг
• Автор: Андрей Богданов
• Издательство: ТЕРРА; Республика
• Жанр: Религия
• Год: 1999

Первые три главы (по Смуту) опубликованы отдельно: Богданов А.П. Тайны московской патриархии. М.: Армада, 1998. 377 с. Внесена авторская правка. Например, в издании 1998 года говорится на с. 9. о выделении денег «на помин души царя–кровопийцы», а в издании 1999 г. слово «кропийцы» опущено.

---

С гневом думал боярин Владимир Дмитриевич о всесилии палатных предстателей, постепенно окруживших больного царя плотным, непроницаемым кольцом. Это были влиятельные и доверенные ближние люди государя, выдвинувшиеся по дворцовому ведомству — отличившись расторопной помощью царю в управлении его личным хозяйством. Кто из них первый, кто последний — сказать сложно.

На вид главнейшим был боярин и оружничий Иван Максимович Языков. Служивший с 1671 г. в Судном дворцовом приказе, он при восшествии Федора Алексеевича на престол пожалован был в постельничие (затем в думные постельничие). Новый думный чиновник возглавил Царскую мастерскую палату вместе со стряпчим Михаилом Тимофеевичем Лихачевым, родным братом государева доверенного постельничего Алексея Тимофеевича Лихачева.

В августе 1680 .г., получив чин окольничего, И. М. Языков стал руководить Оружейной, Золотой и Серебряной палатами, оставив Царскую мастерскую палату братьям Лихачевым. С февраля 1681 г. еще один Языков — Павел Петрович— возглавил дворцовый Казенный приказ, в начале 1682 г. перешедший в ведение М. Т. Лихачева. А еще один Лихачев — Иван Афанасьевич — заступил судьей в Большой дворец. Рачительный хозяин Федор Алексеевич, любивший «художества'' и лично следивший за работой своих мастеров, особенно сблизился с распорядительными администраторами, на лету ловившими его мысли и щедрыми на разные усовершенствования. В начале 1682 г. Языков был уже боярином, Лихачевы же, хоть и не имели думных чинов, реально оказались ближайшими друзьями и комнатными советниками государя.

Со стороны выглядело так, что именно Языковы с Лихачевыми сокрушили власть Милославских (родичей царя Федора по матери) и Хитрово (господствовавших в дворцовом ведомстве). Именно с их помощью государь, без всякого смотра невест и вопреки яростному противодействию своего дяди И. М. Милославского, женился в 1680 г. на полюбившейся ему девице Агафье Симеоновне Грушецкой. Бедная царица, родив летом 1681 г. царевича Илью, вместе с младенцем померла. Как было не увериться, что именно Языковы и Лихачевы «положили жестокую бразду» кланам Милославских и Хитрово, почти изгнав их из дворца, когда 15 февраля 1682 г. Федор Алексеевич чуть не тайком, без обычного чина и при запертом Кремле, женился вторично — на Марфе Матвеевне Апраксиной, дочери дворянина незнатного, зато свойственника И. М. Языкова?!

На деле все было сложнее, чем рассказывает легенда. Даже простодушный Долгоруков подозревал, что Языковы, Лихачевы и Апраксины были лишь «сильным орудием» более могущественных лиц светского и духовного звания. Дворцовое ведомство досталось временщикам после кончины их покровителя Б. М. Хитрово в 1680 г. Также и громкая ссора царя с Милославским по поводу свадьбы с Грушецкой, сопровождавшаяся непечатными выражениями боярина и спусканием его с лестницы, не привела непосредственно к падению родного государева дяди.

Крах Милославского произошел лишь через полгода, причем приказы, находившиеся в его ведении, достались Долгоруковым! Те, конечно, вынуждены были затем поделиться с другими знатнейшими родами и вступить в союз с патриархом.

Добрейший Василий Дмитриевич Долгоруков, в отличие от более активных сородичей избегавший бремени государственном власти и лишь недолго в 1681 г. руководивший Разбойным приказом, не был зашорен на политических расчетах. Зато он хорошо видел, что творится вокруг Кремля, слышал народные вопли и стенания о «неисправлении правых дел» в приказах, беззащитности людей от связанных круговой порукой больших и малых начальников. До сих пор надежда прорвать этот замкнутый круг и приструнить народных обидчиков возносилась к единственному неподкупному владыке — царю (патриарха не числили заступником обездоленных).

«Но когда господь Бог хочет какую страну… казнию наказать —тогда первее отьемлет мудрых правителей и сострадателен человекам благих». «Так же и в наше время, — размышлял Долгоруков, — благоволил Господь Бог крепкого нашего самодержца, и благохотного всем людям человека, и милостивого царя, гневаясь на людей, отнять!»

Отступление историческое: о причинах разорения и погибели царств.

В России многих тогда волновал вопрос о сохранении внутреннего мира: повторения Смуты не хотело подавляющее большинство, а власти к тому же были весьма (едва ли не более всех в Европе) удручены уроком Английской революции. Большинство летописцев и историков размышляло, отчего это одни государства приходят к падению, а другие обращаются великими державами. Ознакомимся с общим взглядом на проблему просвещенного историка Сильвестра Медведева, изложенным в его «Созерцании» гражданской смуты в столице в 1682 г. [374]

Ограничусь простым, по авторскому порядку, перечислением тезисов мыслителя, считавшего, что история есть коллективная память человечества. Как лицо без памяти недееспособно, так и общество без опыта истории безумно и аморально. Правда, историческое знание опасно и далеко не всегда оптимистично. Однако человеку разумному, созданному Богом для познания мира, интересоваться историей столь же свойственно, как смотреться в зеркало.

Итак, прежде всего людей — мужей и жен — охватило отчаяние от «неправд и нестерпимых обид» в «неполучении правых дел. Разрастался гнев «на временщиков, и великих судей, и на начальных людей, что мздоимством очи себе послепили. Увы, «мзда ослепляет очи и премудрых». Далее, узкий круг царских ближних представителей, презрев идею совета со многими, особенно искусными и мудрыми людьми, принялся вымышлять всякие новые дела в государстве, и чины в даянии чести, и суды иночиновные в гражданстве покусился вводить, иноземным обычаям подражая».

Забыв истину, что «во многом совете спасение», новые правители, сами «мелкие люди», запустили ужасный процесс: напрасные смерти видных людей, вызывающие «великую молву и смущения»; ненавистные законоположения; «добрых обычаев смущение, а мерзких прозябание». В итоге — «великие будут сеймы многонародные и частые» на пагубу вельможам, боярам и начальникам. «Подданные восстанут против правителей своих за то, что сердца их опечалены и тоскою наполнены».

Попытки мудрых вельмож успокоить страну провалятся; «казна истощится». Государство разоряется, когда «начальники больше печалятся о корысти своей и о достоинстве над иными честью, нежели о добром деле всего государства». За междоусобием в верхах крадется смута, «а за смутою гибель государству последует: ибо из малой искры огня великий пламень происходит!».

Мудрые говорят о пагубности заведения в стране иноземных обычаев: будь то государственное право, организация и управление или просто одежда, обувь, пища и питье. Ликург, запретивший спартанцам любые заимствования, «то не для того делал, чтобы у иноземцев чести унимать или чтобы их ненавидеть — но чтобы… в обычаях и делах оного государства не была бы перемена». В особенности речь о заимствованиях убыточных: за потерей богатства следует «хотение приступиться до чужого имущества… И за таким делом смущение и мятеж происходит в государстве, а после — разорения царств».

«Удобно слава государства того погибает, где владеют злоба, неправда и хитрость в лукавстве. Того ради всякие властители всяких государств зело должны беречь то крепко, чем бы целость государства своего содержать могли и себе бессмертную славу на веки оставили». В России же сбывается пророчество Исайи от Господа: «поставлю юношей князьями их и ругатели обладают ими!»

В самом деле, задает вопрос историк вместе с гласом народа: «Как можно содержать в мире многое множество людей, не возъимев в судах правосудства?! Если того не будет — от таких правды устраняющихся дел, как в иных прежде государствах велия изменения были, так и здесь, конечно, некое изменение в государстве произойдет!» Альтернатива правосудию — неправедный страх. Удержит ли он народ в покорности? Забыли, пишет в гневе Медведев, мудрых совет: «Бейся того, кто тебя боится. Ибо кого боятся — того обще ненавидят, а кого ненавидят — тому готовят погибель».

Шум за окнами Крестовой палаты тем временем усиливался. Караул, на который возлагал больше надежды патриарх Иоаким, — лучшие пехотные полки русской армии, весь регулярный состав московского гарнизона, — будучи не в силах более терпеть грабеж, порабощение и лютое мучение от своих полковников, прислал в Кремль единую делегацию с требованием примерно расследовать преступления полковника Грибоедова. Сомнительно, чтобы участники пира у патриарха уяснили детали смуты. Современники передают события 23—24 апреля по–разному [375].

Можно предположить, что избранные всеми полками делегаты рвались со своей челобитной во дворец к государю. Начальство Стрелецкого приказа во главе с суровым старцем Ю. А. Долгоруковым и действовавший от царева имени Языков пытались заковать их в железа и примерно наказать кнутом. Власти не учли, однако, существенной детали: охрану Кремля тоже несли стрельцы я кроме поддержанных горожанами участников волнений никакой иной реальной военной силы в столице не было.