Андрей Богданов - Русские патриархи1589–1700 гг

• Название: Русские патриархи1589–1700 гг
• Автор: Андрей Богданов
• Издательство: ТЕРРА; Республика
• Жанр: Религия
• Год: 1999

Первые три главы (по Смуту) опубликованы отдельно: Богданов А.П. Тайны московской патриархии. М.: Армада, 1998. 377 с. Внесена авторская правка. Например, в издании 1998 года говорится на с. 9. о выделении денег «на помин души царя–кровопийцы», а в издании 1999 г. слово «кропийцы» опущено.

---

«Советовали государю палатные бояре, чтоб в его царской державе, в Великом Новгороде, в Казани, в Астрахани, в Сибири и других местах быть царским наместникам, великородным боярам, вечно, и титулы им тех царств иметь. Также и митрополитам писаться: митрополит Новгородский и всего Помория, Казанский и всего Казанского царства. И на сие дело государь изволил, и тому всему — где кому быть — тетрадь за пометою думного дьяка к святейшему патриарху прислана, чтоб он на то дело дал благословение и в исполнении ему помогал. Иоаким патриарх еще и многую трудность имел от желающих этого палатских подустителей, но никак не допустил и возбранил всеконечно это делать, для того, чтоб учиненные вечные наместники, великородные люди, по прошествии нескольких лет, обогатись и пренебрегши московских царей самодержавством, не отступили и единовластия не разорили».

Несколько позже историки XVIII в. В. Н. Татищев и И. И. Голиков расцветили похожий рассказ приписанной Симеону Полоцкому (к тому времени давно умершему) идеей заведения в России четырех патриархов и папы. Московский патриарх, по передаваемым историками слухам, объединил вокруг себя придворную оппозицию реформе, в особенности уговорил помочь ему царских любимцев. По словам Татищева, Иоаким также «велел Андрею Лызлову (известному историку. — А. Б.) сочинить представление со многими обстоятельствами, показывающими немалый вред от сего плана для государства… чрез что оное устранено» [368].

Опровергнуть подобные измышления не составляет труда. Что содержали присланные патриарху тетради, мы знаем. В царском проекте наместники не только не напоминали западных вице–королей и польских магнатов — но вообще никоим образом не были связаны с местным управлением, после реформ 1679 г. полностью сосредоточенным в руках разрядных и городовых воевод. Главное определение наместников, придающее зловещий смысл рассказу «Иконы»: вечные — противоречит замыслу должностных (но не родовых) степеней.

Наконец, заблуждение Ключевского выглядит особенно забавным, поскольку именно московское правительство старательно поддерживало в Польше шляхетскую республику и даже договорилось в 1675 г. с Веной совместно сохранять в Речи Посполитой «аристократическую децентрализацию государства» как гарантию против усиления соседа. Очевидно, ни царь, ни бояре никогда не пошли бы на заведение у себя «феодализма польского пошиба».

Вместе с тем приведенные сообщения могут быть весьма полезны. Они ложны: ну что же, пропаганда всегда содержит ложь. Однако реально документированная связь чиновной и епархиальной реформ (например, в отношении «степенных градов») и мощное противодействие Иоакима последней позволяют верить, что зафиксированные «Иконой» и историками пропагандистские версии действительно восходят к патриарху. Изучая, как тот интерпретировал правду, мы узнаем о характере героя больше, чем из самых откровенных признаний.

По обличениям видно, что выступление патриарха против светской степенной системы было связано с неприятием им реформы епархий и обе задели Иоакима прежде всего принципом соподчинения высших властей. То, что царь считал неизбежным для аппаратов государственного и церковного управления великой державы, Иоаким не без оснований воспринимал как ограничение верховной власти. В огромной империи трансляция функций и властных полномочий сверху вниз была неизбежна. Царь Федор, вдвое расширив штат центральных органов (не говоря уже о реформе местных), решительно переходил от родовой, семейственной формы управления к развитой администрации: «знак, — по выражению С. М. Соловьева, — что Россия начала уже выдвигаться из числа государств с первоначальною, простою формацией}».

Патриарх сопротивлялся этому процессу по всему фронту. Он выступил одновременно: а) против резкого увеличения числа епархий, которое повлекло бы за собой необходимость введения промежуточной подчиненности епископов митрополитам; б) против самого принципа соподчинения архиереев; в) против введения архиерейских степеней по «степенным городам», несмотря на то что порядок старшинства епархии существовал издавна и новый от него не особенно отличался (степенность означала некую долю самостоятельности, независимости от патриарха, то есть ненавистного ему архиерейского самовластия); г) против какой бы то ни было самодеятельности архиереев вообще, в которой Иоакиму виделось ужасное преступление «высости» над волей архипастыря, как ясно показывает жестокое преследование не только непокорных, но просто позволивших себе, например, купить карету архиереев; д) против соблазнительных для церковных властей усовершенствований в организации чинов светских, когда весьма полезную для сокращения споров в верхах реформу Иоаким не захотел принять — и сумел не допустить.

Словом, он истово и чистосердечно сражался с мельницами, пытаясь в огромной Российской империи сохранить Церковь в том состоянии, которое сложилось в сравнительно небольшом и единоверном Московском царстве. Искренность патриарха не вызывает сомнений. Узколобым фанатиком его тоже не назовешь: ведь при всей очевидной нелюбви в конце царствования к Федору Алексеевичу Иоаким одобрял и проводил в жизнь все царские решения, не противоречившие его принципиальным установкам.

В частности, он лично ставил архиереев на все новые кафедры, будь то неприятный ему Маркелл или близкий друг Афанасий. Патриарх рассылал выписки из Соборного определения 1681 г. и разъяснения к ним — с упором на меры укрепления благочиния, в том числе при содействии светской власти; крепил монахов в правилах благочестивого общежития путем надзора и приписки мелких обителей к монастырям крупным и известным; отправлял экспедиции для наблюдения за благонадежностью и искоренения раскола [369].

Помимо отмены местничества, Иоаким в эти бурные месяцы одобрил решение самого невероятного собрания из всех, созывавшихся когда–либо русскими государями. Ведь Федор Алексеевич мало того что ввел в государстве единый уменьшенный налог и регулярно прощал недоимки: после войны, благодаря народ за жертвы, государь поставил перед налогоплательщиками вопрос: «Нынешний платеж… платить им в мочь, или не в мочь, и для чего не в мочь?» Принятый по итогам работы сословных представителей указ от 19 декабря 1681 г. снимал с городов и весей всю недоимку казне и второй раз уменьшал сумму прямого обложения.

Патриарх, неизменно благословлявший столь ответственные мероприятия, был в курсе работы комиссии московских купцов, созданной указом от 5 сентября и подсчитавшей реальные расходы государства, показав царю Федору, насколько именно он может сократить доходные статьи бюджета. Но еще важнее была вполне разделявшаяся Иоакимом идея социальной справедливости при раскладке налогов. Речь не шла о прогрессивном обложении: хозяйственным мужикам, коими были в глубине души и царь, и патриарх, это изобретение было дико. Но почему жители Учертанарогайска должны были платить по одной ставке с крупным торгово–промышленным центром? Ведь их экономические возможности крайне различались!

Купеческая комиссия разбила города с уездами на 10 разрядов. Москва, Великий Новгород и подобные хозяйственные центры платили по высшей ставке. Жители еще 43 городов — от 2 руб. до 1 руб. 10 коп. с двора; дворы 78 беднейших районов облагались от рубля до 80 коп. Эта раскладка оказалась столь удачной, что продержалась до I четверти XVIII в., когда стремление грабить, а не развивать вновь возобладало в умах государственных мужей.

Оставалось столь же справедливо распределить казенные повинности, для чего 11 декабря велено было призвать в Москву по два представителя от городов, дворцовых сел и волостей, «знающих такому делу», с росписью местных тягл и служб. Собор «двойников» призван был так обустроить Россию, «чтоб всем… служить и всякие подати платить в равенстве и не в тягость». Наступлению райской жизни помешала смерть Федора> Алексеевича; «двойники» были без дела распущены по домам [370].

Более преуспели две комиссии земских представителей (в работе которых, возможно, участвовали «двойники»), утвержданные одновременно с Палатой родословных дел 9 февраля 1682 г. для разработки «великих ратных и земских дел», в частности Уложения о генеральном межевании, по поводу которого в Москве уже много лет шли жаркие споры, а на полях — «ссоры, бой, грабеж и убийства». Тут бы, казалось, и следовало принять деятельное участие миролюбивому патриарху. Но на заседания Думы, обсудившие и утвердившие 7 и 15 марта пакет законов о межевании, Иоакима и освященный собор даже не пригласили.

Дружба дружбой, а землица была дворянству дороже благословения патриарха. В первоначальном проекте относительно вотчин, поступивших в монастырское владение после Уложения 1649 г., был достигнут компромисс: эти земли описывать «особой статьей». Обе комиссии потребовали, чтобы такие вотчины, не укрепленные именным царским указом, автоматически «отписывать на государя (то есть конфисковывать. — А. Б.), для того, что по Уложению в монастыри вотчин давать и продавать не велено». Государь и бояре единодушно согласились с этой частичной секуляризацией [371].