Николай Арсеньев - Единый поток жизни

• Название: Единый поток жизни
• Автор: Николай Арсеньев
• Жанр: Религия

НИКОЛАЙ АРСЕНЬЕВ

ЕДИНЫЙ ПОТОК ЖИЗНИ

---

 Глава шестая

Величие в смирении и уничижении

Христоцентрическое благочестие средневековою Запада.

1

"О смиренная высота! О возвышенное смирение!" Эти, Уже цитированные нами, слова св. Франциска Ассизского, Посвященные Таинству Евхаристии[42] выражают самую интимную, основоположную суть христианского благочестия Средних Веков - то, чем оно жило и вдохновлялось не Только на своих вершинах, но и в вере бесчисленных масс Простых людей (где оно, конечно, часто переплеталось с различными видами механизации веры, а подчас и заглушалось ими, что, впрочем, встречается в истории религиозного чувства, как постоянная опасность - не только на средневековом Западе). Но есть некоторый основной фон, Некоторые основные источники религиозной жизни, которыми живет и благодатно питается и народная душа (хотя бы в своих устремлениях, воздыханиях и молитвах), как и жизнь праведников и святых.

Я хотел бы остановиться на двух или трех особенно важных и характерных проявлениях христианского благочестия западного средневековья, которые, конечно, очень близки по духу аналогичным проявлениям христианского Народного благочестия и Востока. Это во-первых: ощущение близости Божественной, освящающей и просветляющей Жизнь. Мы знаем, как остро порою ощущалась в Средние Века близость темных сил, врывающихся в жизнь человека. Много говорится в проповедях и поучениях о необходимости постоянной борьбы человека, при содействии Божием, с силами зла и этот динамический призыв к духовной стойкости, духовному мужеству человека и нравственной борьбе с силами зла и греха есть неотъемлемая часть христианской проповеди с самого ее начала повсюду, куда бы она ни проникала.

Слова ап. Петра о том, что диавол ходит вокруг нас, как лев рыкающий, ища кого поглотить, и тона мужественного подвига, призыва к подвигу, которым насыщено все благовестие (см., напр., Еф 6), глубоко вошли в сознание христиан, вошли неисключимым элементом в христианское благочестие и Востока и Запада. Примером мужественного, иногда сурового, подвига духовного полна история христианского благочестия и христианской святости, как на Востоке, так и на Западе.

Но могли быть и аберрации и искажения в этой основоположной христианской тональности призыва к подвигу и к духовной борьбе с силами зла. В Средние Века на Западе - и не только на Западе[43] - нередко встречается некоторое чувство религиозной "запуганности" некоторое омрачение миросозерцания - не как общее правило, не как общее настроение, конечно, но как один из элементов религиозной жизни, игравшей некоторую, иногда значительную, роль в окраске миросозерцания. Страх перед демонскими силами, представление о присутствии их повсюду в нашем окружении, в природе, омрачение лика природы, иногда однобокое представление о ней — и даже о красоте твари — как области не только присутствия, но и господства темных сил, встречается в Средние Века довольно часто. Нельзя по этим крайним выражениям религиозного пессимизма, принимающего иногда — можно сказать — ярко дуалистический характер, воссоздавать общую картину "мрачного миросозерцания" Средних Веков, как это делалось часто в 19-ом веке.[44] Это было бы просто неверно, или - вернее - крайне однобоко, но все же невозможно обойти молчанием эти не только суровые, но подчас и мрачные тона, это чувство "метафизического страха", подчас охватывавшего людей и являющегося несомненно одним из элементов столь сложного и исполненного контрастов "миросозерцания Средних Веков".

Христианское благовестие может быть воспринято — и было воспринято - самыми простыми, самыми смиренными, самыми неучеными людьми. Христос распятый (и воскресший тоже!) был с самого начала и остается и в наше время "для иудеев соблазном и для эллинов безумием" и открывался для "призванных иудеев и эллинов", как "Христос, Божия Сила и Божия Премудрость" (1 Кор 1. 24). Простым сердцам раскрывались глубины Божии, глубины бесконечного снисхождения и самоотдания Его любви. Ибо что может разум человеческий перед величием бесконечной Тайны? и что может гордость человеческая перед безмерным, потрясающим и покоряющим смирением Бога? И сердцам "призванных" (1 Кор 1. 24), людей ученых и неученых, всякого звания, всякой культуры, всякого положения, сердцам смиренным и трепетным, ищущим Бога, раскрывались эти побеждающие глубины Смирения Бoжия. Ибо тем, кто "нищи духом", тем, кто чисти и просты сердцем, тем, кто подобен детям, открывается Царствие Божие, согласно Новому Завету. И простота эта зависит не от присутствия или отсутствия очень ценного по себе человеческого знания. Перед этими раскрывающимися глубинами снисхождения Божия смиряется человек и все становятся равно бедными и неимущими и немощными. Так чувствовали Средние Века, так чувствовало христианство не только в Средние Века.[45]

И тогда и теперь было религиозное чувство, религиозное томление верующего народа, которое искало и находило себе удовлетворение различными путями. Прежде всего, может быть, в богослужебной красоте; Но также и в сознании близости к нам Господа нашего и Сил Небесных, — близости, проникающей и в повседневную жизнь человека, особенно в минуты горя и нужды — сознание близости к нам Господа в брате нашем, нуждающемся, требующем помощи.

2

Oщущение близости Божественного, насыщенность этим ощущением — нот впечатление, которое получается от ряда памятников средневековой письменности, рисующих нам религиозные переживания и ощущения, как в избранных монастырских, так и в широких народных кругах (часто эти два слоя тесно связаны друг с другом). Вспоминаются слова св. Бенедикта Нурсийского (480-547), отца западного монашества; в его монашеском уставе (Regula): Ubique credimus divinam esse praesentiam... maxime tamen hoc sine aliqua dubitatione credamus, cum ad Opus divinum adsistimus. —"Мы верим в Божественное присутствие повсюду, но особенно без малейшего сомнения должны мы верить в него, когда участвуем в божественной службе".[46] Целый ряд благочестивых рассказов вводит нас в это религиозное мироощущение средневекового человека, особенно группирующиеся вокруг центрального таинства Церкви - таинства Евхаристии. Вот - монахиня Катаринтальского монастыря (St. Katarinental) в Южной Германии, проходя зимой через снежное поле, услышала издали звон Монастырского колокола, извещающего о возношении (elevatio) священником Освященных Даров, и преклоняет колена. И что же? На том месте, где она склонила колена, тут же, в снегу, зазеленела свежая трава.[47] Один из самых поразительных, по-моему··, благочестивых рассказов Средневековья связан одновременно и с почитанием Матери Божией и таинством Евхаристии. Вот он в передаче французского каноника Gautiet de Coincy, автора знаменитого сборника стихотворных рассказов на старо-французском языке 14-го века: Les miracles de la Sainte Vierge (Чудеса Пресвятой Богородицы).[48] Бедная старушка умирает в страшной нищете, брошенная людьми. Даже священник, который все внимание свое посвящает богатому ростовщику, рассчитывая на наживу, отказывается прийти ее причастить. Но добрый диакон сжалился и идет к ней со Святыми Дарами. И видит он — лачужка вся озарена нездешним светом, у изголовья старушки сидит сама Матерь Божия, окруженная двенадцатью девами райской красоты. Матерь Божия, склонившись над умирающей, сама тонким платком, "белейшего, чем лилия", полотна вытирает предсмертный пот с ее лица. Диакон так испугался, что чуть не повернул назад, но кротко рукой поманила его Матерь Божия. И вот, "когда с великим смирением он подошел к постели, Матерь Божия и Ее девы, столь благостные и прекрасные, быстро встали со своих мест и смиренно пали на колени перед Телом Господа":

La Mére Dieu et Ses pucelles
Qui tant sunt avenans et beles
Levées sunt instantamént
Si s'agenonillent humblement
Cоntre le cors du Sauver...

Жизнь Церкви и вера Церкви, ветрена отдельных душ и всех, объединенных общей церковной молитвой, братьев с Господом, грядущим в Таинстве, является решающим и на Западе и на Востоке. Вокруг этого опыта Церкви разрастается венок трогательных сказаний и произведений религиозного искусства.

Для евхаристического благочестия католического Запада сыграл большую роль праздник Тела Господня, учрежденный в 13-ом веке (1264 г.). Наблюдавший этот праздник в католических странах, напр., в Баварии, Тироле, Бельгии - знает, с каким молитвенным порывом и горячей верой широкие круги народа склоняют колена перед проносимыми Дарами. Целая широкая отрасль церковного искусства — простые или украшенные драгоценными камнями евхаристические чаши, часто высоко-художественной работы, разные рельефные сюжеты, сияющие яркими красками — на драгоценных миниатюрах рукописей или на цветных стеклах соборов — символы, напр., Пеликана, питающего своих детенышей собственною кровью, и т. д.[49] - порождена этим евхаристическим благочестием.

Поучительны исполненные молитвенного трепета литургические созерцания, напр., Франциска Ассизского в его Словах наставления - Verba admonitionis: "Вот он предивно смиряется и подобно тому, как с Престола Царствия сошел Он в девичью утробу, так Он ежедневно Сам приходит к нам в смиренном обличий; каждый день нисходит Он из недр Отчих на алтарь в руки священнослужителя" (Ессе quotidie humiliat se, sicut quando a regalibus sedibus venit in uterum Virginis, quotidie venit ad nos ipse humilis apparens, quotidie descendit de sinu Patris super altare in manibus sacerdotis).[50]