Николай Арсеньев - Единый поток жизни

• Название: Единый поток жизни
• Автор: Николай Арсеньев
• Жанр: Религия

НИКОЛАЙ АРСЕНЬЕВ

ЕДИНЫЙ ПОТОК ЖИЗНИ

---

Еще ярче, еще более конкретно ощутительно было видение, которого удостоился другой Клервоский монах — благочестивый врач Альквирин.[85] Ему казалось, будто вестники небесные громко возглашают: "Вот грядет Господь, восстаньте и выходите навстречу Ему". Он скорее выбежал навстречу и стал у врат обители в ожидания Господа, и вот, действительно взошел через них Госпрдь. "И когда входил Господь, он приблизился к Нему и поклонился Ему, умоляя, чтобы Он его благословил.[86] И, получив благословение, стал он пристально взирать на Него, и дивным чувством сострадания он состраждал с Ним. Ибо Господь представлялся ему как страждущий и немощный, пронзенный гвоздями и прободенный копьем, как будто бы Он только что снят был с креста, так что кровь весьма обильно струилась из раскрытых язв.

Душа шаг за шагом следит за драмой Голгофского Страдальца. Она в мыслях переживает заново Евангельский рассказ, конкретизирует его себе, восполняет новыми подробностями, Она созерцает бичевание Иисуса и издевательства над Ним, непосильное несение Им Своего креста на пути к Голгофе, последовательно развертывающуюся картину процесса распятия и мучительную агонию на кресте.[87] Иногда она переносится в чувствования, в скорбную, охваченную смятением и болью душу близких Иисуса, созерцающих Его муки, и сама созерцает, видит эти муки очами Его Матери и прочих, что остались верными Ему до конца.

4

Ибо с драмой Сына теснейшим, неразрывным образом переплетается драма Матери. На Ней, как известно, останавливается уже евангельское повествование. "Тебе Самой оружие пройдет душу", - так предсказывал Марии эту грядущую нравственную муку еще старец Симеон, когда молодая Мать принесла в храм 40-дневного Младенца (Лук 2. 35). Теперь же, на Голгофе, "стояли" - как рассказывает нам Иоанн - "при кресте Иисуса Матерь Его и сестра Матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина". И следует краткий эпизод потрясающей трогательности: распятый Иисус, уже близящийся к смерти, поручает заботу о Своей Матери любимому ученику Своему: "Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: "Жено, се сын Твой!"; потом говорит ученику: "Се матерь твоя". И с этого времени ученик сей взял Ее к себе" Ин 19. 25-27). Христианское чувство многократно и длительно останавливалось на этой сцене, на переживаниях Матери, стоящей у креста Сына или же держащей на руках Его бездыханное, снятое со креста тело, или в безмолвной невыразимой скорби созерцающей Его погребение.[88]

Св. Бригитте, шведской созерцательнице 14-го века сама Св. Дева в видении повествует о том, как Она лицезрела и переживала истязания и смерть Сына. "Когда", говорит Она, "первый из гвоздей пробивал тело Его, Я при первом же ударе упала без чувств как мертвая: в глазах у Меня потемнело, руки тряслись, дрожали колена. И от великой горечи не могла Я взглянуть на Него, пока не был Он всецело пригвожден. И когда Я встала, увидела Я Сына Моего мучительно повешенного. А Я, Матерь Его печальнейшая... еле могла держаться на ногах от скорби..."

Близится конец. "Тогда от чрезмерного телесного страдания из глубины человечества Своего возопил Он ко Отцу: "Отче, в руки Твои предаю дух Мой". Когда услыхала Я этот вопль, Я, Его скорбнейшая Матерь, то задрожали все члены Мои от жестокой боли сердца. И сколько раз потом Я ни помышляла об этом вопле, он как будто все еще звучал в Моих ушах".[89]

Недаром, пока Он еще мучился на кресте, сострадание Его к Матери Своей на много увеличивало Его муки, как говорит нам автор книги "Созерцаний" (Meditationes vitae Christi). "Она поистине вместе с Сыном висела на кресте и предпочла бы умереть вместе с Ним, чем дольше жить". Она молит о Страдальце-Сыне небесного Отца — пусть Он по крайней мере облегчит муки Его: "Отец, поручаю Тебе Моего Сына". А Сын в это время молился за Мать: "Отец Мой, видишь, как страждет Мать Моя. Я должен быть распятым, а не Она; а между тем Она со Мною на кресте. Достаточно Моего распятия, ибо Я понес на Себе грехи всего народа... Видишь Ее отчаяние; Отец, поручаю Ее Тебе: сделай посильными, выносимыми страдания Ее".[90]

А вот сцена снятия со креста. Свесившуюся, освобожденную от гвоздя правую руку Его "Владычица подхватила с благоговением и прижимает к Своему лицу. Она взирает на Него и целует Его с обильными слезами и горестными вздохами".[91] "А когда тело со креста было спущено на землю" — рассказывает нам автор "Книги о страданиях Христа и о скорбях и плаче Его Матери" (из рукописи 13-го века) — "то Она, устремившись на Него, припав к Нему (super ipsum ruens), от безмерной скорби и безграничной любви пребывала как бы мертвой — prae incontinentia doloris et immensitate amoris quasi mortua stabat.

Стояла в головах умершего Сына Своего Матерь Его Мария, слезами орошая Его лицо; многоразличными стенаниями терзалась Она изнутри; неустанно лобызала Она чело Его и щеки, и глаза, и нос, и все тело, и плакала с таким обилием слез, что казалось, будто вся плоть Ее вместе с душой всецело растворялась в слезы. Слезами омывала Она безжизненное тело Сына.,." [92]

Эти сцены, эти переживания мук Иисуса и скорби Его Матери вдохновляют и церковное изобразительное искусство, внося в него (с особой силой во второй половине Средних Веков) струю глубокого, хватающего за сердце патетизма,[93] вдохновляют они, уже с ранних времен, и религиозную лирику и в особенности церковную, богослужебную песнь.

Мы знаем, что Восточная Церковь в своих песнопениях плачет и скорбит, созерцая умственным взором страдания Богочеловека. Она плачет и вместе со Скорбящей Матерью, повторяя Ее сетования, созерцая и переживая Ее материнскую скорбь. Приведу хорошо известные по "Постной триоди" некоторые из песнопений Иосифа Песнотворца (Ιωσήφ δ Υμνογράφος) жившего в 9-ом веке, — из канона, что поется в пятницу 4-ой седмицы Великого Поста. Мы слышим здесь возгласы и рыдания самой безутешной Матери и Девы:

Егда Тя, Чадо, неизреченно родих, болезней избегох, и како ныне вся болезней исполнятся? Вижду бо Тя висима яко злодея на древе, землю неодержанно Повесивтаго, глаголаше Всечистая плачущи...

Умерщелену жизнь на кресте зряще, и не терпяще болезни утроб, рыдаше чистая Дева взывающе: Увы, Сыне Мой, что Тебе народ беззаконный воздаде?...

Ныне яко агнца незлобива зрю Тя висяща и от беззаконных ко кресту пригвождаема, Сыне Мой, ребезначальный, рыданъми терзаюся, и матерскими одержима есть болезнями, Всечистая вопияше…[94]

А вот, из канона Симеона Логофета, читаемого в Великую Пятницу:

Обешена яко виде на кресте Сына Своего и Господа, Дева чистая терзающися вопияше горце, со другими женами стеняще, глаголаше:

О страшном Твоем рождестве и странном, Сыне Мой, паче всех матерей возвеличена бых Аз: но увы Мне, ныне Тя видящи на древе, распаляюся утробою...

Се Свет Мой сладкий, надежда и живот мой благий, Бог Мой угасе на кресте, распалаюся утробою, Дева стеняши глаголаше...

Уязвена Тя видящи и без славы, нага на древе, Чадо Мое, утробою распалаюся, рыдающи яко Мати, Дева провещаваше...

Но вот тело умершего Страдальца снято с позорного древа и покоится на коленях Матери.

Приемши Его с плачем Мати неискусомужная, положи на колену, молящи Его со слезами, и облобызающи, горце же рыдающи и восклицающи: "Едину надежду и живот, Владыко, Сыне Мой и Боже, во очию свет раба Твоя имех, сладкое Мое Чадо и любимое...

Не изглаголеши ли рабе Твоей слова, Сыне Божий? Не ущедриши ли, Владыко, Тебя родшую? - глаголаше Чистая, -рыдающи и плачущи, облобызающи тело Господа Своего.

Помышляю, Владыко, яко к тому сладкаго Твоего не услышу гласа, ни доброты лица Твоего узрю, якоже прежде, раба Твоя: ибо зашел ecu, Сыне Мой, от очию Моею...

И все снова и снова раздаются эти рыдания, эти сетования Матери.

Избавляй болезни, ныне приими Мл с Собою, Сыне Мой и Боже, да сниду, Владыко, во ад с Тобою и Аз, не остави Мене едину: уже бо жити не терплю, не видящи Тебя, сладкаго Моего Света

Со другими женами мироносицами рыдающи Непорочная горце и носима видяше Христа, глаголаше: Увы Мне, что вижу! Камо идеши ныне, Сыне Мой, а Мене едину оставлявши?...

Точно также и в религиозной лирике средневекового Запада встречаем ряд "плачей" Богоматери над телом умершего Сына. Весьма распространены они в немецкой литературе.

Owe kint, din wenqel sint
dir so qar erblichen;
al din krait, al din math
ist dir so qar entwichen.

"Увы, Дитя Мое", восклицает в одном из них Мария, "побледнели совершенно Твои щеки. Совершенно исчезла вся Твоя сила, все Твое могущество".

Tot, owe tοt
tot, nu nim uns beide,
daz er also eine niht
von mir werde gescheiden.

"Смерть, увы, смерть! Смерть! возьми теперь нас обоих, чтобы Он не был таким одиноким, разлученным от Меня!"

Herzi brich! Kint nu sprich
Und las mich mit dir sterben,
ode ich muoz hie under dir
so jaemedich verderben.

"Разорвись, Мое сердце! Дитя Мое, молви Мне хоть одно слово и дай Мне умереть вместе с Тобою. Или Мне придется здесь под Твоим крестом погибнуть от скорби".[95] В Италии 13-го века широкие народные массы охватываются религиозным порывом. Из глубин народной жизни вырастает это религиозное движение, органически связанное с деятельностью и проповедью св. Франциска Ассизского. Яркое и стихийное (хотя уже более внешнее) проявление этого подъема имеем, напр., в движении флагеллантов, когда десятки тысяч людей неудержимым потоком в течении месяцев переходили из города в город, из селенья в селенье, громко каясь в грехах, призывая милосердие Божие и воспевая страдания Христа и муки Его Матери.