Адин Штайнзальц - Взгляд

• Название: Взгляд
• Автор: Адин Штайнзальц
• Издательство: Институт изучения иудаизма
• Жанр: Религия
• Год: 2005

Сборник статей раввина Адина Штейнзальца — необычная книга необычного человека. С одной стороны, он профессионал, редкий знаток Торы в широком смысле этого слова, т. е. всей еврейской классической письменности. С другой — энциклопедист, человек чрезвычайно эрудированный во многих сферах науки и искусства. Он не вещает, не проповедует — но размышляет вслух, заставляя нас взглянуть на знакомые понятия под новым, неожиданным углом. Раввин говорит о том, что трудно отнести к религиозным дисциплинам: о любви, глупости, деньгах, психоанализе, юриспруденции и многом другом.

Универсальность обсуждаемых им тем наряду с глубиной и ясностью мысли привлекает к его статьям внимание людей, принадлежащих к разным культурам. Его обращение к этим темам — не предлог поговорить о главном, не средство охмурения интеллектуалов. Ему действительно интересно все это, ему есть что сказать, и он делает это с завидным мастерством, не пересыпая свою речь цитатами из источников. Эффект получается крайне неожиданным: рождается новый жанр, который можно определить как беседа мудреца на “мирские” темы. Поскольку этот термин неизвестен русскому литературоведению, стоит сказать о нем несколько слов.

---

За концепцией, провозглашающей, что зло в сердце человека — от юности его, скрывается более широкое мировоззрение, согласно которому мир — изделие-полуфабрикат, нуждающееся в усовершенствовании. Миссия человека при этом — исправить существующие недостатки. Люди призваны, воспользовавшись тем, что есть, построить действительно совершенный мир.

Иллюстрацией к сказанному может послужить спор между раби Акивой и римским наместником Руфом. Наместник спросил раби Акиву:

— Что лучше — деяния Всевышнего или дела человека?

— Дела человека, — не колеблясь ответил мудрец.

— Взгляни на небеса и на землю. Разве в силах человеческих создать подобное?

— Подобное нет, но кое-что получше — да.

Раби Акива принес мешок пшеницы и хлебный каравай, положил то и другое перед наместником и спросил:

— Что, по-твоему, лучше — пшеница или хлеб?

Римские власти пытались запретить евреям выполнять заповедь обрезания. Справедливость этой меры пытается доказать Руф, представитель эллинско-римской культуры: ведь природа создала человека совершенным, зачем же нарушать его цельность? На это еврейский мудрец отвечает, что человек призван улучшать творение.

Если передать эту мысль с помощью современных понятий, можно сказать, что иудаизм устами раби Акивы отстаивает прогресс. Ведь позицию римского наместника разделяли и те, кто много позже говорил, что если бы Всевышнему было угодно, чтобы человек летал, Он дал бы ему крылья. Иудаизм же доказывает, что человек не потому лишен крыльев, что Творцу неугодно, чтобы он летал, а потому, что он далек от совершенства. Но человечество издавна стремилось исправить этот недостаток, и с изобретением воздухоплавания люди обрели крылья.

С еврейской точки зрения человек не только вправе изменять мир к лучшему, но именно в этом и состоит его миссия. Освящая субботнюю трапезу, мы читаем фрагмент из книги Брейшит, где о мире сказано:…ашер бара Элоким лаасот (2:3; букв…который сотворил Г-сподь для работы). Древнейшие комментаторы объясняют, что Всевышний не завершил Творение, поручив этот труд человеку. Привести мир к совершенству — такова его миссия, для этого дана ему жизнь.

Личность и общество

Как явствует из самого его названия, соединительный союз и должен соединять слова в предложении. Но что означает соединять? Передо мной заглавие статьи: Личность и общество. Казалось бы, все просто и ясно. В действительности же ничто не ясно. Как соотносятся личность и общество? Личность — внутри общества? Личность — наряду с обществом? Или личность — против общества?

Общество — абстрактное понятие. Общество существует не само по себе, а состоит из индивидуумов. Где пролегает граница между ним и группой индивидуумов? Количество решает не все. Иногда малочисленная группа становится обществом, а многочисленная — нет. В этом случае качественное различие перестает быть функцией количества и даже оказывается важнее его.

Что делает народ народом? Если собрать сто, тысячу, миллион человек — превратятся ли они в народ? Подобный вопрос можно задать и в иной связи: если рядом с одним домом построить другой, третий, сотый — превратится ли скопление домов в город?

Индивидуумы становятся народом, когда вступают между собой в определенное взаимодействие. Общество может быть хорошим или дурным, однако при отсутствии взаимосвязей между его членами оно останется сборищем — пусть даже многомиллионным.

Социальные явления имеют аналогии в мире природы. На пустынных просторах Северной Африки обитают безобидные насекомые, похожие на кузнечиков. Они питаются травой. Недолгая жизнь этих мирных созданий обычно протекает там, где они появились на свет. Но внезапно, без видимых причин, насекомые собираются в огромные тучи, и нашествие саранчи повергает земледельцев в ужас. Саранча преодолевает многие сотни километров и опустошает целые страны. Отчего это происходит? Сегодня наука в состоянии дать частичный ответ на подобный вопрос. Погодно-климатические условия и другие благоприятные факторы стимулируют быстрое размножение саранчи. Когда плотность ее достигает критического уровня, происходят биологические сдвиги: насекомые изменяют размеры и окраску, меняется и их поведение. Если вовремя не прервать опасный процесс, саранча снимается с места и начинается ее нашествие. Сегодня его можно прогнозировать с помощью математических моделей. Специальные приборы наблюдают за поведением саранчи и бьют тревогу, когда из индивидуалистов безобидные кузнечики превращаются в общество.

Нечто подобное происходит ныне с еврейством СНГ. Здесь живут сотни тысяч евреев. Но до тех пор, пока они остаются не связанными между собой индивидуумами, их число не играет роли. Неважно, сколько евреев в СНГ — сто тысяч, миллион или десять миллионов. Пока между ними не налажено взаимодействие, они не образуют общества. И сотни тысяч человек способны стать сильным народом, а миллионы индивидуумов могут остаться толпой.

Как-то я сказал, что коль скоро в Израиле стремятся обеспечить политическое представительство всех слоев и групп населения, почему бы не создать партию рыжих? Их, конечно, меньшинство. Но не такое уж незначительное. Партии рыжих нет потому, что цвет волос, в отличие, скажем, от цвета кожи, не стимулирует социальную интеграцию. Рыжие индивидуумы не вступают во взаимодействие по цвету волос. Сколько бы их ни жило в том или ином месте, они не образуют общества рыжих.

Здесь я хотел бы коснуться историко-философского аспекта проблемы. Ряд философских систем прошлого и настоящего выдвигали идею абсолютного индивидуализма. Их сторонники говорили об индивидууме, который, по сути, был солипсистом. И потому всякое соединение двух и более личностей представлялось им аномалией. Ибо каждый человек существует для себя и внутри себя, его мир целостен и непроницаем для другого. Абсолютный индивидуализм отрицает общество не как явление, а как идею. С его точки зрения общество всегда лживо. Оно угнетает свободную личность. Человек — центр собственного мира, для самого себя он — центр вселенной, а другие находятся на ее периферии. Другой всегда далек от нас, как чужая планета, с которой мы не имеем никакой связи. Поэтому переход от личности к обществу неизбежно оказывается болезненным: ведь он связан с обесцениванием своего Я, с утратой его индивидуальной сущности.

Много лет назад я преподавал математику. Одна из трудностей, с которыми сталкивались ученики, состояла в неумении мыслить абстрактно. Сколько будет, если к трем яблокам прибавить четыре груши? На это вопрос дети отвечали: три яблока и четыре груши. Чтобы математически корректно ставить задачу, надо говорить не о конкретных яблоках и грушах, а о неких абстрактных фруктах. Определенного абстрагирования требует и разговор об обществе — начиная с его первичной ячейки, семьи. Ведь приходится говорить не о неповторимой индивидуальности каждого, а о нивелирующем общем знаменателе, о том, что объединяет каждого из нас с другими.

Как и в математике, члены общества способны взаимодействовать лишь на базе общего знаменателя. Лучший пример тому в Израиле — служба в армии. Резервисты в возрасте тридцати-сорока лет представляют собой весьма неоднородную общность. Среди них есть преподаватели, ученые, банкиры и т. п. — и у каждого свой неповторимый жизненный опыт, индивидуальные способности и стремления. Но когда почтенные отцы семейств облачаются в форму, они дружно свистят вслед каждой девчонке и обмениваются грубыми шутками. Никто из них, скорее всего, не позволяет себе ничего подобного на гражданке. Что же происходит с ними в армии? Здесь образовалось определенное общество, ни один из членов которого, хочет он того или нет, не смог бы просуществовать в нем, не приняв его законы. От этих законов зависит тип социальной интеграции, характер связей, объединяющих индивидуумов, и, в конечном счете, поведение каждого из них.

Не существует закона, согласно которому консолидирующий группу общий знаменатель обязан соответствовать предельно низкому уровню общения. Несомненно, двадцать взрослых образованных мужчин, собравшись вместе, могли бы обсуждать философские, экономические или научные вопросы. Однако не эти вопросы собрали их вместе. И потому общение тотчас скатывается на низкий уровень. Точно так же образуются и уличные компании подростков. Каждый из ребят обладает собственной индивидуальностью, когда он в семье. Но, выйдя на улицу, он немедленно напяливает социальную личину, заимствованную из блатного мира, и эта личина — то общее, что интегрирует его в уличный социум. Конечно, дети могли бы говорить о прочитанных книгах. Но не любовь к учению объединяет их компанию. И потому общение сворачивает на проторенную дорожку. Личность вынуждена примеряться к обществу, отыскивать некий общий знаменатель, интегрирующий данную среду. Разбить в школе стекло — поступок, понятный каждому. Даже если совершивший его не вызовет к себе уважения, его не станут осуждать. А над тем, кто попробует читать вслух любимые стихи, кто-то непременно начнет издеваться.