Е. Мороган - Не надо преувеличивать!

• Название: Не надо преувеличивать!
• Автор: Е. Мороган
• Издательство: Альбатрос
• Жанр: Детектив
• Год: 1986

---

— О, Мирча! Наконец-то! Но где ты бродишь целый день? Сейчас же дай отчет…

— Какая вы милая и любезная особа, мадам Габриэлла! И как вы о нас, бедняжках, заботитесь… Только, извините, этого удовольствия я вам не доставлю! Пусть и у меня будет своя маленькая тайна. Это не мешает и даже делает нас интересными в глазах женщин… А теперь извините, пойду смою с себя пыль, которой я наглотался вместо других деликатесов…

— Можно к вам?

— Пожалуйте, мадам Олимпия! Хотите кофе?.. Еще теплый. Я как раз рассказывала нашим молодым людям, какое это чудо — йога! Это не просто гимнастика, а дисциплина ума и души… и, разумеется, тела. Я занимаюсь ею всего лишь год — и достигла поразительных результатов.

— Мне хотелось бы — если у вас есть — просмотреть какую-нибудь книгу…

— Ну конечно, Влад, с удовольствием! Йога обеспечивает вам гармонию с собственными чувствами… Знаете, я, как учительница музыки, нуждаюсь в полной безмятежности.

Барбу что-то бормочет, раскуривая трубку.

— Что вы сказали, господин Барбу? Вы обязательно должны попробовать. Особенно вы — существо такое чуткое и такое беспокойное…

Отрезав, что лучше уж остаться «беспокойным», чем стать смешным, Габровяну повернулся к остальным спиной и уставился в морскую даль. Запах трубки смешался с ароматами роз и водорослей.

Мирча, освеженный и сияющий чистотой, неторопливо подошел к собравшимся.

— Что бы вы там ни говорили, но это место — настоящее чудо!.. Райские кущи… красота и тишина! что скажете, господин Габровяну?

— М-да…

— Я вижу, вы со мной не согласны. Но — нравиться вам здесь нравится, иначе вы не приезжали бы сюда каждый год.

— В самом деле, вы здесь — самый старый? — спросила Габриэлла.

— Мадам Олимпия тоже уже давно ездит… Что же касается тишины… в этом году нам, можно сказать, повезло… Нет, молодой Филипп не в счет. В предыдущие годы было иначе… мадам Олимпия может подтвердить… — И, считая, что он выполнил долг собеседника, Барбу окончательно предался созерцанию моря.

В ответ на удивленные взгляды остальных, я усмехнулась:

— Господин Барбу, вероятно, имеет в виду наших хозяев.

— Кого, мадам Дидину?

— Нет, скорее ее мужа, Тити.

— Того, что болен легкими?

— Какими к черту легкими? — мечтательно проговорил Барбу.

— Тити Петреску, как его выразительно зовет Дидина, — «алкоголист». Напившись, он страшно скандалит. А так как пьет он всегда… Особенно он придирается к своей супруге…

— Бедная женщина! Такая хорошая хозяйка.

— Какая там хозяйка! Сегодня оставила нас всех без обеда, — мстительно проговорила Габриэлла. — Ух, солнце уже почти зашло! Мирча, тебя не соблазняет?..

— Такой чудесный вечер: тишина, чистый воздух, приятные разговоры. Но при чем тут йога? Не то чтобы я имел что-нибудь против физических упражнений, но у нас в Фокшань был один такой: просыпается — гимнастика, ложится — гимнастика, так что жену чуть с ума не свел. И что же? Бедняга снюхалась с футболистом и была такова…

— Это зависит от того, какую вы выберете себе жену. Ну ладно, если не хотите, я иду одна.

Габриэлла взяла со стола кассетофон, перекинула ремень через плечо и, послав нам всем изящный воздушный поцелуй, исчезла в воротах.

— Elle est complétement loquêe[6], — прошипела Мона. — Хорошо, что Алек спит, не то она способна была бы утащить его за собой.

Милика отложила вязание и подошла, явно взволнованная:

— Да куда она идет, эта женщина, в такую темь? Неужели не боится? На пляже столько подозрительных личностей: оборванные, немытые, нечесаные…

— Эти нечесаные — студенты, мадам. Разумеется, они выглядят не так, как те, что учились когда-то вместе с вашим мужем… — сухо вмешался Влад. И, сделав Дане знак, поднялся, чтобы уйти:

— Всего хорошего!

— Да куда это вы все время уходите, товарищи? Никогда не посидите в коллективе. Не чувствуете потребность побеседовать? — удивился Цинтой.

— Как когда, — возразил Влад, удаляясь.

— Эти или молчат, или нахальничают, — оскорбился Цинтой.

— Правильно говорит мой муж, что их надо сунуть в ванну, хорошенько отмыть да постричь. «За дело, товарищи!»

— Построиться подвое и с песней вперед, марш! — бросил через плечо Барбу, утопая в волнах ароматного дыма.

— Товарищ Барбу, разве вы не видели по телевизору, что курение вредно, особенно для окружающих? — переменила тему Милика.

Барбу с отвращением пожал плечами, и за столом воцарилось стесненное молчание. В кухне, в глубине двора, загорелся огонь — знак, что Дидина приступила к приготовлению ужина. Из дома вышел Алек Василиаде, еще не оправившийся ото сна. Смочив слюной палец, он поднял его в воздух, чтобы уловить направление ветра. Потом, взглянув на небо, вернулся к себе в комнату, откуда через несколько секунд послышался хорошо всем знакомый голос Гицулеску, весьма обеспокоенного безобразиями, творящимися на западных рынках.

— До чего они дойдут, эти несчастные капиталисты? Полный крах, скоро от них и мокрого места не останется, — с чувством комментировал Цинтой. — Никакого уважения к заработанной копейке. Помню, в прошлом году, когда мы были в Риме, все, как одержимые, кидали деньги в фонтан…

— Фонтана ди Треви…

— Верно, верно… вы тоже там были, товарищ Мирча?

— Только в мечтах, — пробормотал Пырву.

— Да, так вот я и говорю: они не понимают, что значит труд. Весь день в корчме — пьют вермут да кофе «экспресс», едят макароны, разговаривают про футбол и мафию да пристают к женщинам. Если уж и Милику один попытался…

— Может, он был близорукий, — невинно вставила Мона.

— Не слушайте вы Лику, он вечно всем недоволен. А чудеса искусства, которые мы видели — Колизей, Сикстинская капелла, музеи на Виа Венето…

— Мадам, — слегка ироническим тоном дипломатично заметил Мирча. — Вия Венето известна совсем другими экспонатами — можно сказать, тоже весьма художественными, но все же…

— Венето — не венето, ну их всех, — переменил тему Цинтой. — Милика, принеси-ка ты, матушка, кусочек грудинки — знаешь, той проперченой, которую мы сегодня начали, да достань коньяк «Сегарча». Угостим товарищей, ведь на отдыхе так положено: хорошее настроение и дружба!

— Что вы, не нужно! — я почувствовала себя обязанной взять слово за всех остальных.

— Нет, нужно! Хорошая еда, она всегда уместна. Ведь мы здесь — одна семья.

Заслышав глас хозяина, Милика тут же кинулась выполнять приказ, обнаружив большой опыт образцовой домашней хозяйки. Вскоре на столе появилась клеенка, а на ней — мелко нарезанная грудинка, белая брынза и помидоры. Панделе, с выражением доброхотного патриарха, начал разливать в стаканчики коньяк.

— Пробуйте, дорогие товарищи, такого вам отроду не попадалось. И не попадется! У меня он от одного подчиненного. С такими связями человек!.. Жаль, что мы забыли дома проигрыватель. У нас есть пластинка с Долэнеску… Как он запоет «Я родился средь Карпат», аж слеза прошибает. Большой человек, я с ним лично знаком…

— Могу предложить вам запись Вивальди… — остроумно заметила Мона, с аппетитом надкусывая бутерброд с грудинкой.

— Только чтоб это был не «рок»! Мой муж говорит, что от них у него «изжога»… — заявила Милика. — Может, у товарищ Габи есть?

— Она предпочитает музыку природы, уважаемая мадам, записывает голоса птиц, — мягко вмешался Мирча. — А луку у нас нет?

— Поищи-ка, жена, луку. Лук — вещь хорошая, и спишь от него лучше. Скажи Дидине, чтобы она нарвала в огороде. И чесночку. Пировать так пировать!

Милика послушно направилась к хозяйке и, после коротких переговоров, вернулась с пустыми руками.

— Она говорит, что в такой час в огород не ходит. Мол, если кому надо овощей, пусть говорит ей с утра.

— Вот подлая баба, и пальчиком не пошевелит ради жильцов. А деньги, слава богу, берет, как в «Интерконтинентале»!

— Les affaires sont les affaires[7], — с ученым видом объяснил негодование Цинтоя Алек Василиаде, который как раз выходил из комнаты… — Деньги, господа, — как говаривал мой отец, — это причина разброда в современном мире.

Высокий, худой, с несколькими жидкими аккуратно зачесанными прядями на голове, всегда сохраняющий строгую мину и взгляд, слегка недовольный пошлостью современной жизни, господин Василиаде, когда молчал, с успехом мог сойти за человека глубочайшего интеллекта.

— Я слышал, — продолжал свою мысль Цинтой, — от одного человека в деревне — я у него мед покупал, — что муж бил ее до полусмерти.

— Так ей и надо! Женщина, которая не слушается мужа… — подхватила Милика.

— Нет, вы не правы, мадам, Петреску просто слишком часто напивается, и тогда с ним никто не сладит, — вдруг услышала я свой голос.

— Да, я тоже об этом слыхал. Он со всеми в деревне разругался. Тот, что продает мед, рассказал мне, что месяц тому назад Петреску подрался с одним в корчме, так их еле-еле разняли. Говорят, и ножи вытащили.