Александр Андреев - Оккультисты Лубянки

• Название: Оккультисты Лубянки
• Автор: Александр Андреев
• Издательство: Издатель Быстров
• Жанр: Эзотерика
• Год: 2006
• ISBN: 5-9764-0023-Х

Два человека из разных миров сошлись на Лубянке, в учреждении с грозным наименованием НКВД, с одной целью: поставить научно-оккультные поиски на государственную основу — найти дорогу в Шамбалу, овладеть «древней наукой» и поставить ее на службу первому в мире государству рабочих и крестьян.

Первый — Глеб Бокий — стоял у истоков большевизма и в то же время был тайным оккультистом, крупным чекистом-контрразведчиком, организатором и руководителем будущего ФАПСИ и системы государственной тайны в СССР и одновременно членом засекреченного масонского сообщества. Второй — никому не известный, загадочный профессор-оккультист доктор Барченко. Они хотели восстановить связь времен. Они верили. Они мечтали основать социализм на принципах древнего буддизма. Но вместе с тысячами других ученых оказались не нужны власти. Так был создан миф о Шамбале, и Шамбала из Счастливой страны буддистов превратилась в зловеще-мрачную силу, представляющую прямую угрозу для великой советской империи.

---

В одной из поздних работ Троцкого мы находим довольно любопытный пассаж:

«Марксизм исходит из развития техники как основной пру-.жины прогресса и строит коммунистическую программу на динамике производительных сил. Если допустить, что какая-либо космическая катастрофа должна разрушить в более или менее близком будущем нашу планету, то пришлось бы, конечно, отказаться от коммунистической перспективы, как и от многого другого. За вычетом же этой пока что проблематичной опасности нет ни малейшего научного основания ставить заранее какие бы то ни было пределы нашим техническим, производственным и культурным возможностям. Марксизм насквозь проникнут оптимизмом прогресса и уже по одному этому, к слову сказать, непримиримо противостоит религии».[296]

Значит ли это, что Троцкий был знаком с оккультной теорией мировых катаклизмов? Если это так, то процитированный отрывок недвусмысленно указывает на его негативное отношение к ней. А следовательно, Барченко, если он действительно имел связь с Троцким, едва ли мог рассчитывать на понимание с его стороны. Но такое понимание он, безусловно, нашел в лице своего главного московского покровителя Г.И. Бокия, на личности которого хотелось бы остановиться чуть подробнее.

Лев Разгон в книге воспоминаний «Плен в своем отечестве» рисует довольно привлекательный образ руководителя загадочного спецотдела «при ОГПУ» Глеба Ивановича Бокия. Старый большевик, член петроградского ВРК в период подготовки Октябрьского восстания, а после победы революции — председатель ПЧК, он имел много «странностей». К примеру, «никогда никому не пожимал руки, отказывался от всех привилегий своего положения: дачи, курортов и проч. <…> Жил с женой и старшей дочерью в крошечной трехкомнатной квартире, родные и знакомые даже не могли подумать о том, чтобы воспользоваться для своих надобностей его казенной машиной. Зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке, и даже в дождь и снег на его открытом «паккарде» никогда не натягивал верх».[297] По словам Разгона, близко знавшего Бокия, Г.И. «принадлежал к совершенно иной генерации чекистов, нежели Ягода, Паукер, Молчанов, Гай и др. <…> Это был человек, происходивший из старинной интеллигентной семьи, хорошего воспитания, большой любитель и знаток музыки».[298] В ранней молодости учился в петербургском Горном институте — некоторых своих старых институтских товарищей Глеб Иванович затем приведет с собой на работу в спецотдел; неоднократно участвовал, по сведениям Т.А. Соболевой, в научных экспедициях (вероятно, геологических).[299] И вместе с тем именно Бокий «руководил» красным террором в Петрограде, именно его подпись стоит под списками заложников ПЧК, именно по его инициативе были созданы первые концлагеря в советской России. Правда, известно и о том, что Бокий выступил против применения самосуда в отношении контрреволюционеров в сентябре 1918-го, чем навлек на себя гнев главы Петросовета Г.Е. Зиновьева, который в результате «вышиб» его из Петрограда.[300]

После ареста в 37-м Бокий поведал следователю о своих давних «политических расхождениях» с партией, возникших под влиянием таких событий, как подписание большевиками Брестского мира, Кронштадтский мятеж, введение нэпа и завещание Ленина, что в конечном счете привело его к «внутреннему разладу» и увлечению мистикой. Признался он и в том, что еще в 1909 г. вступил в масонскую ложу (орден розенкрейцеров), членами которой якобы являлись академик С.Ф. Ольденбург и «английский шпион» Рерих.[301] И хотя мы хорошо знаем цену подобных признаний, все же в показаниях Бокия наряду с явным самооговором можно найти и немало достоверных сведений, тем более что аналогичные «расхождения с партий» имелись и у многих других представителей большевистской «старой гвардии». Вполне можно допустить, что в юности Бокий увлекался оккультизмом — «занимался познанием абсолютной истины», говоря его собственными словами, что объясняет столь неожиданно вспыхнувший в нем интерес к теории о «существовании абсолютных научных знаний». (Имеются сведения о дружбе Бокия в этот период с П.В. Мокиевским — доктором медицины, философом и одновременно искусным «гипнотизером-телепатом».[302] Этот Мокиевский, между прочим, находился в дружеских отношениях с уже упоминавшимся нами — в связи с С.А. Кривцовым — социологом М.М. Ковалевским.) Фантастичные идеи Барченко, по-видимому, действительно произвели большое впечатление на интеллигентного и аскетичного начальника спецотдела. Хотя, с другой стороны, Глеба Ивановича едва ли можно считать «скрытым масоном». По утверждению Э.М. Кондиайн, «Г.И. Бокий был глубоко заинтересован работами А.В. Он был его другом и опорой».

В мае 1921 г. Бокий создал криптографическую службу при ВЧК — так называемый Спецотдел (СО).[303] Главной ее задачей являлась охрана государственной тайны. (Разгон сравнивает СО с Агентством национальной безопасности США). Как явствует из показаний Бокия, Спецотдел имел собственный источник дохода от продажи различным учреждениям сейфов («несгораемых шкафов») — средства, которыми лично распоряжался Бокий. Возможно, что из этого «фонда» финансировались командировки Барченко и его научная работа, о которой более подробно мы будем говорить в следующей главе. Здесь, однако, важно отметить, что тайноохранительной функцией далеко не исчерпывалась деятельность СО. Бокий стремился привлечь к сотрудничеству различных экспертов и ученых в областях, представлявших наибольший интерес для ОГПУ. Так, в мае 1925 г. Глеб Иванович принял на работу в свое учреждение К.К. Владимирова,[304] вероятно, в качестве графолога, поскольку один из подотделов СО (7-й) занимался экспертизой почерков.

3. НОВЫЕ ПОИСКИ

Расставшись с Главнаукой, Барченко, как уже говорилось, перешел в ВСНХ, где был зачислен консультантом научно-технического отдела. В письме Г.Ц. Цыбикову он объяснил свой уход тем, что ему было отказано в научной командировке в Монголию и Тибет. При этом он отмечал, что в ВСНХ ему «гарантировали самостоятельность исследований».

Возникший в 1918 г. по инициативе В.И. Ленина НТО ВСНХ занимался по существу строительством новой советской науки — созданием различных научно-исследовательских институтов и лабораторий. Среди наиболее известных — Физтех в Петрограде во главе с А.Ф. Иоффе и ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт), где строились первоклассные самолеты, в том числе «Максим Горький» и знаменитый АНТ-25, на котором в 1937 г. В.П. Чкалов совершил перелет в США через Северный полюс. НТО была организована и уже упоминавшаяся нами Северная научно-промысловая экспедиция (впоследствии преобразованная в институт по изучению Севера), в которой в 1920–1924 гг. работал отряд акад. А.Е. Ферсмана. Руководил НТО (до середины 1920-х) инженер-энергетик, один из организаторов советской кинематографии Ю.Н. Флаксерман. В 1925–1927 гг. он возглавлял ЦАГИ, а затем, став заместителем начальника Главэлектро ВСНХ, весьма успешно руководил строительством электростанций по плану ГОЭЛРО. В своих воспоминаниях Флаксерман отмечал, что НТО ВСНХ «имел солидный денежный фонд для финансирования научных и технических работ ученых и инженеров, работающих в вузах, научно-исследовательских институтах и лабораториях других ведомств».[305]

О новой работе Барченко в Москве имеются лишь отрывочные сведения. Так, в своем первом письме Цыбикову, написанном весной 1927 г., он сообщал о том, что в течение двух лет работает в научно-техническом отделе ВСНХ, занимаясь исследованиями в области гелиодинамики и лекарственных растений».[306] Гелиодинамикой он скорее всего называл науку, изучающую «динамическое» влияние Солнца (греч. «гелиос») на биосферу. В то время эта наука еще делала свои первые шаги. Другое ее название — гелиобиология. По всей видимости, это были те самые исследования с использованием Универсальной схемы, о которых столь увлекательно рассказывает в своих записках Э.М. Кондиайн. Проводились они в специальной лаборатории, организованной при содействии Спецотдела Г.И. Бокия. Где первоначально находилась эта лаборатория, мы не знаем. Известно только, что в конце 1920-х (или в начале 1930-х) она перекочевала под крышу Московского энергетического института, а оттуда в 1935 г. в здание Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ), где стала называться нейро-энергетической. Одной из сотрудниц этой лаборатории — до самого ареста Барченко — являлась Л.Н. Шишелова-Маркова. (По свидетельству Разгона, организатору и директору ВИЭМ Л.Н. Федорову покровительствовал бывший ученик Барченко И.М. Москвин.) О конкретном содержании исследований ученого в этот период (1927–1937 гг.) говорит название его большой монографии, конфискованной НКВД в 37-м: «Введение в методику экспериментальных воздействий объемного энергополя». И это практически все, что можно сказать о научной работе Барченко в последний отрезок жизни.