Эльмира Нетесова - Помилованные бедой

• Название: Помилованные бедой
• Автор: Эльмира Нетесова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-030867-1

Низшие из низших. Падшие из падших.

«Психи», заживо похороненные за колючей проволокой СПЕЦИАЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ.

Среди них есть и палачи, и жертвы… Есть преступники, умело «откосившие» от возмездия за содеянное, — и жалкие, несчастные люди, забытые всеми. Они обитают в АДУ. У них лишь одна цель — ВЫЖИТЬ.

---

На следующий день Петухов снова вошел в доверенную ему палату.

Поначалу не понял, почему больные женщины, едва завидев его, побежали за санитарами. Лишь глянув на Ирину, догадался.

Она стояла возле постели, хлопала себя по бедрам руками и, выпучив глаза по-лягушачьи, орала до хрипоты. И было непонятно, дразнит она Петухова или ее и впрямь одолел болезненный приступ. Баба крутилась на одной ноге. Вытаращенные глаза покраснели, руки резко махали. Вот она стала крутиться быстрее, на губах появилась пена.

— Скорее! Нельзя позволить ей упасть здесь. Ведь травмируется, — позвал санитарок и подошел к Ирине.

— Доктор, отвали! Она вне себя! Дербалызнет промеж глаз, и улетишь далеко отсюда в своих лаковых тапочках. Ей сейчас все по хрену. А сама Ирка вовсе не тебя и не нас видит. Глюки у нее. Она с ними борется. Не мешайся, — советовали больные, которые теперь были спокойны.

Санитарки, никого не слушая, подошли к больной с двух сторон:

— Ирина! Ты чего это здесь кричишь? Мы тебя ждем чай пить, почему не дождалась нас и ушла?

— Козлы! Иль не видите? Все цветы ощипали. Прогнать надо! Они клумбу изгадили. Их убить стоит! Смотрите, что творят! — Кинулась к Петухову, тот еле успел отскочить в сторону. Баба ударила кулаком в пустоту и, потеряв равновесие, упала. Тут ее и сгребли, уволокли в постель.

Петухов наблюдал, как санитарки уговаривают Ирину. Ни единого окрика, ни одного бранного слова, ни намека на унижение.

Ирину и впрямь поили чаем.

— Пей, зайка! И не переживай. Нет больше козлов во дворе. И цветы больше топтать некому! Веришь? Мы с тобой еще новые георгины посадим. Самые что ни на есть! Красивее не бывает! — уговаривала санитарка Люба больную.

Та вслушивалась, непроизвольно мотала головой. А потом сказала, тяжело открыв рот:

— Я розы люблю больше всего. В них душа живет человечья. Не веришь? А это правда. С розой говорить можно, с другими — нет.

— Ира! Ложись, отдохни, — уговаривала санитарка больную. Та мотала головой, отказывалась:

— Козла прогнать надо!

— Убежал он. Домой ушел, в свой сарай, сюда больше не заявится.

— Ну да! Так и поверила. Ему вломить надо, чтоб боялся в наш двор сунуться.

— Прогнали и калитку закрыли, — уверяла санитарка, а Иван, слушая, смеялся:

— Ладно, что не черта во мне увидела…

К вечеру Ирина окончательно пришла в себя и, увидев Петухова в коридоре, приветливо поздоровалась, заговорила:

— Насовсем к нам? Это хорошо, хоть один мужик на бабью свору заимелся.

— Нынешний главврач тоже мужчина, — напомнил Петухов, но Ирина отмахнулась:

— Старый хрен, а не мужик! Трухлявый пень. Куда ему нас лечить, коли сам на ходу разваливается?

— Все будем старыми, — нахмурился Петухов, не желая продолжать разговор.

— Старость тоже разная. У каждого своя. Вот я, например, умру молодой, не доживу до развалины. Не хочу. Когда я устану от вас от всех, я улечу в голубиную стаю и буду жить птицей сколько захочу.

— Птицей? Мне кажется, что человеком интереснее жить.

— Это тебе только кажется. У людей вся жизнь — сплошная ложь. А вот голуби… они чисты во всем! В любви верны. Не предают и не бросают своих подруг. А мужики? Знаешь, почему я здесь, хотя давно должна быть там? — указала пальцем себе под ноги. И продолжила: — Слишком красивой родилась. В детстве как кукла, чем старше, тем лучше становилась. Вот только счастья на судьбу Бог не дал. Видно, посчитал, что нельзя одаривать через меру, одной все сразу. Так-то нот и осталась, как королева с котомкой. А как хотелось жить красиво, чтоб меня все вокруг любили.

— А разве ты не была замужем? — удивился Иван.

— Это уже другое. Я о радости! А замуж выходила под каждым лопухом по десятку раз на день!

— Неужели никто не любил?

— Ой, Ваня! Ну о чем ты? Ведь взрослый! Иной, не успев забраться, всю любовь меж ног терял. Другой высморкается и тут же имя мое посеет.

— А первый?

— Он пьяный был. Так ничего не понял и забыл. Не поверил, что девкой была. Я с горя и ударилась в разгул. Уж

если назвали вслед блядью, пусть будет причина, чтоб не было обидно.

— Не любила его?

— А за что? Когда сказала, что сделал со мной, он у виска покрутил и ответил, мол, еще в пеленках пальцем расковыряла. И добавил, мол, откуда у бляди девичья честь возьмется? Я ему в зубы кулаком въехала. Он мне и того круче вломил. После того не встречались с год. Потом увиделись случайно на дискотеке. Он снова в кусты поволок. Знал, гад, что любила его. Одно не понял, как сумела так быстро возненавидеть? А я ему в самые, что меж ног мотались, поддела. Ох и взвыл козел! По траве катался и вопил, что достанет меня и уроет. Ну да щас! Я ему все высказала и смылась. Целой бандой хахалей обзавелась. Без нее никуда ни шагу. Вскоре и вовсе его забыла. Каждый день что в дурном сне. Даже не помнила, кого и сколько пропустила через себя за ночь. Веселуха была всякий день.

— А говорила, что ничего светлого в жизни не видела, — напомнил Иван.

— Правду сказала. Веселуха разной случается, моя — горькой была, со зла.

— А зачем отдалась пьяному?

— Дурак ты, что ли? Любила я его. Пьяный? Он трезвым не был никогда. Разве вот только теперь?

— Сумел бросить?

— Какое мне дело до него нынче? Забыла, вырвала из души. Жила как хотела. Стольких сменила, другим и не снилось. Бывало, и у моих ног ползали, умоляли. По пьянке встать на задние лапы не могли. И уговаривали недолго. Жалостливая я была, никому не отказывала.

— По таксе работала? — усмехнулся Петухов.

— Вот это ты зря! Я денег не брала ни с кого. В том нет греха. Мужиков имела полный подол, но не стала проституткой. За такое слово любому глотку вырву.

— А родные, семья у тебя есть?

— Ну не из гондона же вытряхнули. Все честь по чести. Отец и мать даже теперь живы и меня иногда вспоминают, навещают, гостинцы приносят. Раньше забирали домой на пару месяцев. Все ждали, когда болезнь отпустит, надеялись из меня человека слепить заново. Да ни хрена не получилось. Приступы участились, и врачи перестали отпускать домой вовсе. Я поняла, здесь моя судьба и смерть. А так надоело жить за решеткой! Если б знал, как просится душа в небо! К голубиной стае. Там мое место, и я все равно улечу с ними.

— Как? — удивился Петухов.

— Просто! Заберусь вот на этот забор, с него на дуб, на самый верх. И там взмахну крыльями!

— Так нет их у тебя!

— Есть. Они спят до поры на спине! Я даже чувствую их. Пыталась однажды улететь, но помешали. И понимаешь, Ваня, я уже приготовилась: набрала полную грудь небесной синевы, закрыла глаза, подняла руки — и вдруг слышу: «Куда намылилась, дурная транда?» А я уже приготовилась к прыжку с крыши нашего дома. С двенадцатого этажа. Там внизу на зеленой лужайке ворковали голуби. Я не стала б лишней среди них.

— Ирина, чем тебя обидели люди? Неужели из-за одного гада возненавидела всех?

— Ванюшка, какой чудной! Ты, наверное, вспоминать будешь, когда я улечу? А знаешь, если ты вынесешь кусочек хлеба, наверное, став голубкой, возьму у тебя с руки. Чего тебя бояться? Да и ты не прогонишь, узнаешь меня в птице.

— Нет, Ирина! Не надо, не улетай! Живи человеческой жизнью! — испугался Петухов, на минуту представив, что станет с бабой, сигани она с высоты.

— Доктор, а на что мне земля и люди? Здесь все знаю. Тут смех вперемешку с горем, любовь с грязью, радость с бедой перемешались. Нет покоя, нет чистого облака и мечты. Люди всюду влезут и помешают, истопчут, изомнут и заплюют даже святое. Не хочу, не могу больше так жить. Меня нельзя связывать и держать в клетке. Я птица! Я вольная, сильная птица! Хочу в свою стаю! Я случайно отстала от своих, мне пора вернуться, меня ждут. Здесь все чужое. Мне все надоели!

Начинался очередной приступ. Иван сам сделал укол Ирине, уговорил ее прилечь, дождаться своих голубей, чтоб снова не заблудиться среди чужих.

Ирина заснула. А главврач, глянув на Петухова, сказал тихо:

— Запомните, коллега! Наши больные особые. Они как дети. Их обидела судьба. Потому нужно иметь много добра в душе, чтоб работать с ними. Помните, наши стулья всегда придвинуты спинками к стене не случайно. Потому что любят нас в лицо, а в приступах нападают сзади, со спины. И последствия могут быть всякими. Гарантий нет ни у кого. И прошу тебя, Ванюша, никогда не расслабляйся на работе и не забывай о своей безопасности. Сам понимаешь, с наших больных спроса нет…

— Это верно, каждый день — напряжение. Никогда не знаем, какие сюрпризы приготовят больные к следующей смене. Конечно, предусмотреть заранее ничего нельзя. Со своим коллективом медиков надо жить дружно. Иначе невозможно, — вставила слово старшая медсестра Светлана. Ее в больнице любили за то, что делала она уколы быстро и безболезненно.

Светлана работала здесь дольше всех, хорошо знала не только больных, а и медперсонал. Но умела держать язык за зубами. Никогда не сплетничала ни о ком, потому врачи ценили в ней человека и медсестру. Больные искренне любили ее. А свои, медики, спокойно говорили при ней даже об очень личном, зная, что из Светланы калеными клещами не вырвать услышанное. Но тут и она заговорила: