Макс Монэй - Тело Кристины

• Название: Тело Кристины
• Автор: Макс Монэй
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-386-01005-8

Анатомия убийства любви… Автор последовательно описывает процесс самоуничтожения любящей души, помутнения разума как следствие неистовой, исступленной страсти двух супругов. Когда ненависть и любовь завязаны в единый узел, он не может удушить только одну из них.

---

22

Я составил список всех девушек, с которыми я переспал. Чтобы не забыть, что в моей жизни осталось еще что-то, что ей не принадлежит. Чтобы напомнить себе, что я все-таки мужчина. Когда три года подряд некому вас спросить, как дела, реальность бесшумно улетучивается и на поверку вдруг оказывается, что вы занимались любовью только с одной женщиной в жизни.

Оказывается, вы никого как следует не потрахали, за исключением одного-единственного монстра.

Я вспоминаю, как матушка твердила без перебоя:

— Память — это тот же мускул. Без мускулов у тебя останутся одни кости, и ты упадешь. А без памяти у тебя останется одно воображение, и ты взлетишь.

Ну вот, я уже упал. Интересно, удастся мне взлететь, если я забуду все? А что, мне бы это пришлось по вкусу, это в моем духе. Сохранить бы только воображение. Но матушка настаивала на составлении мною списков: дни рождения моих бабушек и дедушек и двоюродных братьев и сестер, все школьные меню за неделю, все подарки, которые я получил на Рождество, начиная с трех лет. Вы помните, что вам подарили на прошлый день рождения? Вот и я о том же. И мой папочка со своими кустообразными бровями всегда на заднем плане — как линия горизонта, на которой держится композиция пейзажа.

— Старайся, малыш. А не то Санта-Клаус обидится, и в следующий раз ты вообще ничего не получишь.

А потом тихо добавляет в усы:

— Да выдумай ты чего-нибудь, малыш. Санта-Клаус — старый маразматик. А твою мамочку я беру на себя.

Есть такие скользкие типы, которые учат вас правде жизни как ни в чем не бывало, не подавая виду.

Лучшие люди. Никакой морали. Одни махинации.

23

Она что-то заказала сегодня с доставкой на дом. Пиццу, наверное. Ей позвонили, она открыла дверь, оплатила по счету, спасибо, добрый вечер, приятного аппетита — и закрыла дверь.

Да у нее совсем крыша поехала! Она хоть на секундочку задумалась о том, что бы произошло, если бы я заорал «караул» со всей дури? При условии, что разносчик пиццы не глухонемой… Кстати, это было бы неудивительно. Последнее время я, к сожалению, не могу с уверенностью утверждать, что удача на моей стороне. Короче, даже если бы он был полный тормоз, до него все равно бы дошло, что происходит что-то неладное. И как настоящий герой он бросился бы на крики вглубь квартиры. Даже если бы он оказался трусом, он, по крайней мере, предупредил бы полицию. Так зачем же она так рисковала? С чего бы это вдруг она дала мне шанс вырваться, если мое освобождение означало бы для нее верный провал? Цель ее уловки необъяснимым образом ускользает от моего понимания. Или она вообразила себе, что после четырехлетнего перерыва мои голосовые связки уже не в состоянии постоять за меня? Помешать ей делать ее черное дело? Или она настолько тронутая и всерьез верит, что мое тюремное заключение наконец пришлось мне по вкусу? Что я расслабился и получаю удовольствие? Да она чокнутая. Я вам сразу говорил. Маньячка. Больная на всю голову.

Тогда почему же я не закричал?

Почему же я упустил его с такой завидной невозмутимостью?

Почему я приклеился ухом к двери, затаив дыхание?

Нет, я чокнутый. Маньяк. Больной на всю голову.

Цель моей уловки необъяснимым образом ускользает от моего понимания.

Я знаю, кто виноват. Не иначе как тот язвительный прохвост, бомж, который самовольно подселился в мою телесную оболочку и несет всякую ахинею про почтальонов, когда на его месте лучше сидеть тихо и сопеть в тряпочку. Только теперь, когда нужно было распахнуть двери настежь и орать во все горло, он почему-то заткнулся. Это он во всем виноват, я точно вам говорю, этот маленький придурок, который забавляется, пуская мою жизнь под откос. Он виноват во всем. Подлый трус, отброс позорный. Это из-за него я только что упустил свой последний шанс.

Мерзкая тварь, подонок, сволочь, ползунок, соскоб дерьма.

24

Судя по всему, сегодня ровно четыре года с тех пор, как я упал. День в день. С днем рождения меня. Она проявила чуткость и подсунула мне под дверь поздравительную записочку с таким миленьким и добреньким содержанием: «С днем рождения тебя. Кстати, я тут нечаянно столкнула твою мамочку с лестницы. Она сломала себе шейку бедра. Жаль. Я надеялась на большее».

Без комментариев. Мой последний шанс спасти мою матушку разносит сейчас пиццу на другом конце города. А меня сейчас конкретно порадовала бы утечка газа, пожар пятой категории сложности или залетный метеорит. Этот уж наверняка. И лучше все это в непосредственной близости от нашего дома. Вот такое устойчивое желание сдохнуть. И лучше немедленно. Это последние строки, которые я пишу. Прощения просим, но вы никогда не узнаете, каким способом я покончил с собой. Кусайте локти, господа! И лучше немедленно. В любом случае, мой дневник вы никогда не прочтете. Вам не удастся сделать это, потому что она сожжет его вместе со всем моим посмертным барахлом и мной самим в придачу. А зачем я тогда пишу эти последние строки и эти слова? Именно здесь и именно эти слова: «эти слова, именно здесь и именно эти»? Дурная привычка: продолжать лишь бы продолжить, лишь бы всем ветрам назло.

25

Проблема в том, что всегда найдется какой-нибудь придурок, который помешает вам покончить с собой.

Из этого следует, что подлинный садизм заключается в том, чтобы запереть все колюще-режущие предметы в доме на два оборота. И стакан. И таблетки. Настоящий садист оставит вам только плюшевого медведя и зубную пасту. А девчонка неплохо меня изучила за годы совместной жизни. Она точно знала, какое неизгладимое впечатление произведет на меня ее любовная записка. Она знала, что падение моей матушки с лестницы убьет меня быстрее, чем она. И наверняка. Стоп! Погодите-погодите. А вот теперь еще раз с этого места и поподробнее, пожалуйста. Это ловушка. Она хочет, чтобы я попался на этот крючок. Какой ловкий трюк, отличное изобретение, чтобы не пачкать себе ручки. Сиди себе и дергай за удочку. Я сам убираю себя с дороги, и она больше не убийца. Мудрый ход во избежание ответственности. И совесть не беспокоит. Очередной обман. А в это время моя матушка… А моя матушка в это время чувствует себя великолепно и, скорее всего, в этот самый момент сидит себе на собрании «девочек-колокольчиков» и штукатурит себе мордочку косметическим средством от морщин последнего поколения. А ее шейка бедра вместе со всеми остальными аксессуарами плотно усажена на подушечку в желто-белую клеточку от дешевого летнего стульчика. Она заливается смехом, и все ее косточки сотрясаются в такт ее счастливому кудахтанью. Ее белоснежная мордочка, которая способна лишиться чувств при виде очередных достижений прикладной эстетики, знать не знает и слыхом не слыхивает, что один близкий ей человек только что готов был отдать за нее жизнь. Милая мамочка, твоя наивность меня обезоруживает. Мамулечка, ты стоишь того, что я собирался совершить во имя твоего спасения. Мы, существа мужского пола, слишком ничтожны. Чуть что — и мы выходим из игры, сдаем оружие перед худшим представителем противоположного пола, который оказывается воплощением зла, и спасаемся бегством. Мы покидаем вас, строительниц наших жизней, архитекторш человеческого рода, под тем предлогом, что мы не можем больше ни ходить, ни открывать окна, ни убивать на месте лгунью, которая пачкает тушью для ресниц воротнички ваших блузок. Мы не стоим ни девяти месяцев тошноты и интоксикации, ни тотального воздержания от всех угрожающих младенцу вещей, ни многочасовых страданий, которым вы подвергаетесь, чтобы вытолкнуть из своего изможденного тела то, что вы рассматриваете как самое великое творение вашей жизни. Мы не стоим также тех лет, которые называются «ложечку за маму, ложечку за папу», ни всех колыбельных, промурлыканных посреди бессонных ночей, ни всего этого безумного времени, посвященного маленькому комочку собственной плоти, который все забудет. И именно поэтому я торжественно клянусь, что однажды мы увидимся с тобой снова, моя создательница, и тогда, хотя все это возвеличивание рискует только запудрить твои неискушенные мозги, я уверен, суть моего сообщения до тебя дойдет и ты узнаешь, что ты — моя мать и, значит, самая великая женщина на свете.

Какое неподдельное наслаждение утешаться знанием, что в этот момент моя жена думает, что я пытаюсь задушить себя подушкой, а на самом деле я чувствую себя живее всех живых! Пусть она хоть немного навострит свой нос, сучка! Я ей все пальцы на ногах откушу, я ее перегрызу снизу, потому что до горла мне не достать, я из нее всю кровь выпушу через щиколотки, если понадобится, я отрублю ей ноги, как преступникам отрубают головы, чтобы она рухнула вниз, тогда мы наконец окажемся на равных. А когда у нее начнется агония, думаю, что я смогу ее изнасиловать напоследок. Ведь в случае со мной изнасилование уже вряд ли можно назвать криминалом. Это, скорее, так, мелочь, самое малое, что я могу для нее сделать. Пустяк, о котором и говорить не стоит.