Алексей Парцевский - “Москва сдана не будет!”. Из записок военных лет

• Название: “Москва сдана не будет!”. Из записок военных лет
• Автор: Алексей Парцевский
• Издательство: журнал "Наш современник"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012

---

3 июля. Жаркое утро. На работе звучит телефон: «Через два часа прибыть в пункт сбора на Шаболовке, 21. Иметь при себе следующие документы…».

Но разочаровали! Вместо авиации призвали на курсы политруков МВО. Курсы находятся в летних лагерях в Покровском-Стрешневе, совсем рядом с Москвой. Правда, всех призванных успокоили: «Пройдя двухмесячные курсы, получите воинское звание и будете направлены на политработу в те войска, где служили ранее в кадрах!». Снова начинается воинская служба…

Уже при решении всяких организационных вопросов выяснилось, что все мои новые товарищи призваны из запаса, всем по 25–35 лет. Все являются членами ВКП(б).

С 3 июля по 7 сентября я нес службу курсантом в Покровском-Стрешневе. Каждый день проходит за учёбой. Тяжёлые марши с полной боевой нагрузкой. Тактика: «Противник слева! Противник справа! Перебежками, вперёд! Ползком, вперед — 100 метров, марш! Взвод, газы!». И это всё в пыли, под июльским солнцем. Рытьё щелей и обучение штыковому бою: «Коротким коли! Длинным коли!»… Потом изучение трудов Ленина и Сталина, «Краткого курса истории ВКП(б)», политработа в различных боевых условиях. Так — каждый день по 10–12 часов. Спать приходится мало и, когда это удаётся, в палатках. Снимаем только сапоги. Под головой патроны и гранаты, винтовки рядом. Учебный батальон курсантов готовят в любую минуту быть готовыми к борьбе с парашютными десантами противника, о них много говорят, нас часто поднимают по тревоге. Раз в неделю питание выдают сухим пайком. Это копчёная колбаса, сухари и чай. Как только темнеет, звучит сигнал воздушной тревоги, по которой все, кроме наряда, уходят в щели, отрытые поблизости в сосновом лесу. Так проходит первый месяц войны.

А сводки Совинформбюро всё тревожней. Из вечернего сообщения 22 июля: «В течение 22 июля наши войска вели большие бои на Петрозаводском, Порховском, Смоленском и Житомирском направлениях. Существенных изменений в положении войск на фронтах не произошло».

… Но если смотреть на карту СССР и найти эти города, сразу становится понятным, какую огромную территорию уже захватил противник. Каких же это «существенных изменений не произошло»?..

22 июля. Тёплый летний вечер. В 21.00 ужин был прерван стрельбой зениток. Вражеский самолёт среди разрывов зенитных снарядов уходит на запад. В 22.00 — отбой. Едва успели снять сапоги — снова сигнал воздушной тревоги. Уже темнеет. Мы, курсанты, разбегаемся в свои укрытия, наблюдаем за привычной уже далёкой стрельбой зениток и лучами прожекторов, которые рыскают по горизонту. Примерно через час зенитный огонь приближается к лагерям, и вдруг становятся видны три самолёта в лучах прожекторов. Они идут на Москву! Проклятые немцы, прорвались-таки к нашей столице. Где-то вдали слышатся тяжелые разрывы. Первые бомбы падают на город… Неужели они сумеют разрушить нашу красавицу Москву?

Зенитный огонь то усиливается, то ослабевает, возникая в разных местах горизонта. Лучи прожекторов, словно огромные руки, бродят по небу, стараясь схватить цель. Летят снопы трассирующих пуль. Внезапно над моей щелью раздается резкий свист, и в нескольких метрах от меня что-то падает и сейчас же загорается ослепительным ярко-белым светом. Таких очагов на территории лагеря и окружающей местности возникли сотни. Это зажигательные бомбы, которые мы видим первый раз. Ближайшая ко мне бомба горит, рассыпая кругом пучки искр. Я выхватил сапёрную лопатку и начал засыпать её землей. Пламя становится меньше и, наконец, гаснет. Так же поступают и другие курсанты с остальными бомбами.

К сожалению, за забором, рядом с лагерем, загорается деревянный барак. Слышны крики женщин, плач детей. Бросаемся туда! Шагов через двадцать происходит сильный взрыв, тёплая волна сбивает с ног, со свистом разлетаются осколки — это рвётся сброшенная с самолёта фугасная бомба. Слышны ещё взрывы. Это немецкий самолёт бомбит лагерь.

«Зажигалка» у барака потушена. Женщины и дети кричали скорее от страха, чем от причинённого ущерба. Возвращаемся на территорию лагеря, перелезая через забор. Светает. Снова слышен гул моторов. Вражеский самолёт летит совсем низко. Видны жёлтые консоли и чёрные кресты на них. Все кидаются в мелкую канаву. Резкий свист и грохот, свист осколков. Всех обдаёт землей и едким дымом. В десяти метрах — воронка от бомбы, дно которой ещё дымится. Рядом, на коновязи есть убитые и раненые лошади, часть из них сорвалась с привязи и мечется по дороге…

Со стороны Москвы видно зарево — полыхают пожары. Почти совсем рассвело. Два наших истребителя пролетают над лагерем в синем небе. На территории лагеря до 30 воронок от фугасных бомб в 100–250 кг, на земле то тут, то там торчат стабилизаторы немецких «подарков» — неразорвавшихся «зажигалок». Комендант лагеря, к ужасу всего лагерного начальства, дёргает эти бомбы за хвост без всякого страха и укладывает их охапками, как дрова. По его примеру собрано более ста таких «подарков». На каждом — немецкие буквы на алюминиевом сплаве, из которого сделаны бомбы. По-видимому, вся бомба отлита из какого-то сплава типа «термит». Кроме бомб находим металлические стержни длиной около двух метров с какими-то пружинами. Вероятно, это держатели для бомб. На каждой умещается по 30–40 штук «зажигалок». В лагере потери невелики: два курсанта ранено, убито несколько лошадей. Первая бомбёжка Москвы закончилась — сколько их ещё предстоит увидеть и пережить?..

Через два дня наш взвод находился в полевом карауле. К вечеру добрались до села Воскресенского, что около Тушино. Расположились на возвышенности, метров за 200 от шоссе. Начальник караула расставил секреты. Хорошо был виден Тушинский аэродром, где когда-то я впервые совершил полёт на самолёте, прыгал с парашютом, где проходили шумные авиационные праздники. Рядом — крутой берег Москвы-реки. На нём корпуса новых зданий. Над городом на стальных тросах в изобилии висят аэростаты воздушного заграждения. Тихий и тёплый летний вечер. Мирно гудят комары, всё время норовят впиться. Мало что напоминает о войне.

Темнеет. Далеко вправо по долине реки видны вспышки. Бледные лучи прожекторов начинают шарить по небу. Через полчаса слышны гудки. В Москве объявили воздушную тревогу. Значит, опять налёт! Москвичи прячутся в метро. Верно, и Зина, жена сейчас с детьми торопится укрыться там. А я ничего не могу для них сделать!..

Вот уже видны разрывы, лучи прожекторов вспыхивают и погасают, доносится стрельба зениток. Вскоре зенитки начинают стрелять рядом, прикрывая аэродром. Большой участок неба над полевым караулом покрывается разрывами зенитных снарядов. Прожекторы действуют сразу в нескольких местах. Их сотни. Над Москвой-рекой виснут фонари и медленно плывут к земле. Это вражеский самолёт сбросил осветительные бомбы, указывая, по-видимому, курс на Москву. В самой столице видно зарево, доносятся взрывы. Значит, немцы всё-таки прорвались. В лучах прожекторов виден самолёт, вдруг он бросает зелёную ракету. Прожектора гаснут. Это наш ночной истребитель.

Тревога продолжается около трёх часов. С того места, где я нахожусь, видна вся картина ночного налёта немецких бомбардировщиков на Москву.

.. Учёба идёт своим порядком. В конце июля приходит приказ о её продлении с двух до шести месяцев. Многим это кажется слишком большим сроком: война, мол, скоро закончится. Другие, более осторожные, думают, что немцев постигнет разгром зимой, как Наполеона. О более длительных сроках речь не идёт. Кое-какие ретивые писаки в газетах приводят данные о том, что для ведения длительной войны, скажем, в течение года или более, у немцев не хватит нефти. Существует ещё надежда на то, что пролетариат захваченных немцами стран поднимется в защиту Страны Советов.

7 сентября. Приходит приказ о переходе на зимние квартиры в Алёшинские казармы. На одном из занятий рассказали, где нам выпало служить. Эти казармы раньше назывались Крутицкими по названию соседнего Крутицкого подворья, основанного ещё в XIII веке. В XVIII веке они были переданы под казармы частям жандармского корпуса. При них существовала и политическая тюрьма. В ней 7 месяцев провёл в заключении А. И. Герцен. Потом в казармах размещался Московский внутренний гарнизонный батальон. С начала Первой мировой войны в них находилась 6-я школа прапорщиков, которую во время Великой Октябрьской социалистической революции захватили красногвардейцы. С 1922 года казармы названы Алёшинскими — по фамилии одного из героев Октябрьской революции 1917 года А. А. Алёшина.

Маршевый переход в казармы поразил меня! Насколько же изменилась Москва за три месяца. Мостовая, по которой шли, имеет пятнистую окраску. Рядом — макеты из фанеры, изображающие крыши. Ими шоссе заставляется при воздушных налётах. Большие здания раскрашены жёлто-чёрными пятнами. Кое-где натянуты маскировочные сети. С помощью таких же сетей изменена форма здания Центрального театра Красной Армии, куда нас однажды сводили на спектакль, посвященный А. В. Суворову.