Феликс Пальма - Карта времени

• Название: Карта времени
• Автор: Феликс Пальма
• Издательство: Астрель: CORPUS
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-271-38192-8

Роман испанского писателя Феликса Пальмы «Карта времени» можно назвать историческим, приключенческим или научно-фантастическим — и любое из этих определений будет верным. Действие происходит в Лондоне конца XIX века, в эпоху, когда важнейшие научные открытия заставляют людей поверить, что они способны достичь невозможного — скажем, путешествовать во времени. Кто-то желал посетить будущее, а кто-то, наоборот, — побывать в прошлом, и не только побывать, но и изменить его. Но можно ли изменить прошлое? Можно ли переписать Историю? Над этими вопросами приходится задуматься писателю Г.-Дж. Уэллсу, когда он попадает в совершенно невероятную ситуацию, достойную сюжетов его собственных фантастических сочинений.

Роман «Карта времени», удостоенный в Испании премии «Атенео де Севилья», уже вышел в США, Англии, Японии, Франции, Австралии, Норвегии, Италии и других странах. В Германии по итогам читательского голосования он занял второе место в списке лучших книг 2010 года.

---

Оставив экипаж в условленном месте, Эндрю помчался по Дорсет-стрит, сгорая от нетерпения обнять Мэри и сказать, как сильно он ее любит. Ради любви он бросил все. И не чувствовал ни малейшего сожаления, разве что небольшую тревогу за будущее. Но ничего, все устроится. Чарльз не бросит брата в беде. Он не откажется одолжить кузену небольшую сумму, которой хватит на то, чтобы снять квартиру в Вокс-холле или на Уорвик-стрит и протянуть, пока не подвернется какая-нибудь работа. Мэри могла бы сделаться швеей, а он… И правда, что станет делать он? Не важно, он молод и силен, найдется дело и для него. Важнее всего было то, что Эндрю наконец осмелился восстать против отцовской власти. Мэри Келли безмолвно молила своего возлюбленного увезти ее из Уайтчепела, и он сделает это — с отцовской помощью или без нее. Они уедут отсюда, из этого проклятого квартала, из этой преисподней.

Запыхавшись, Харрингтон остановился у арки, ведущей в Миллерс-корт, и посмотрел на часы. Пять утра. Мэри наверняка вернулась, скорее всего такая же пьяная, как и он. Забавное выйдет объяснение двух пьянчуг, усмехнулся про себя Эндрю. Будем гримасничать и размахивать руками, как приматы мистера Дарвина. Счастливый, словно ребенок, он поспешил в их с Мэри комнату. Дверь под номером тринадцать была заперта. Эндрю постучал, но ему никто не ответил. Девушка, должно быть, заснула. Осторожно, чтобы не порезаться осколками оставшихся стекол, Харрингтон просунул руку в разбитое окно и открыл засов, как делала Мэри Келли, когда потеряла ключ.

— Мэри, — позвал молодой человек. — Это я, Эндрю.

Но позвольте мне ненадолго прервать свое повествование, ибо мне непросто подобрать слова, чтобы рассказать о том, какую бездну чувств довелось пережить моему герою в считаные мгновения. Время чрезвычайно гибко, оно способно растягиваться и складываться гармошкой, будто аккордеон, вопреки тому, что показывают часы. Каждому из нас иногда доводилось ощущать эту гибкость на собственном опыте в зависимости от того, с какой стороны двери туалетной комнаты мы находились. Для Эндрю несколько секунд превратились в вечность. Чтобы описать последовавшую далее сцену, мне, автору, необходимо принять точку зрения своего героя, так что верному читателю придется простить мне известную неловкость стиля. Переступив порог комнаты, молодой человек не поверил собственным глазам, точнее, отказался поверить. Краткий миг, растянувшийся для Эндрю на целую вечность, он пребывал в блаженном неведении, но в его сознание постепенно начинала проникать правда, столь чудовищная, что невозможно было признать ее и остаться в живых. То, что лежало на кровати поверх перепачканных кровью простыней, было Мэри Келли и в то же время никак не могло быть ею. Эндрю все не удавалось взять в толк, что произошло, ведь прежде ему, как и большинству людей, не приходилось видеть изуродованных трупов. Но, хотя в мире пикников и модных шляп не существовало ничего подобного, молодой человек наконец понял, что лежит перед ним, и, не успев преисполниться ужаса и отвращения, сделал следующий вывод: распростертое на кровати выпотрошенное тело было его возлюбленной. Потрошитель — ибо это мог быть только он — содрал кожу с лица своей жертвы, однако Харрингтон больше не мог лгать самому себе, отрицая, что убитая — Мэри Келли. Что толку, словно малое дитя, прятаться от страшной правды: мертвая женщина была одного с Мэри роста, походила на нее телосложением, а главное, лежала в ее постели. Эндрю затопила чудовищная, невыносимая боль, которой, он знал, суждено было стать еще сильнее, как только минует спасительная апатия первых минут. Юноша не смел приблизиться к любимой, не решался воздать ей последние почести: мешала кошмарная улыбка на лишенном кожи лице. Не эти ли губы он целовал совсем недавно? Не это ли искалеченное выпотрошенное тело, что теперь внушало ему такой страх и отвращение, он ласкал бесконечными ночами? Боль подсказывала Эндрю, что брошенная на кровати окровавленная плоть — уже не Мэри Келли, что нож Потрошителя выпустил из нее душу. Затуманенный ужасом взгляд Харрингтона скользил по комнате, примечая детали: багряный ком, валявшийся у его ног, оказался печенью, странный предмет на ночном столике — отрезанной грудью, а то, что он сначала принял за изюминку, — нежным лиловым соском. Судя по всему, преступник действовал неторопливо, с удивительным хладнокровием. В комнате было жарко: сукин сын посильнее разжег очаг, чтобы работать в тепле. Эндрю закрыл глаза: он и так видел достаточно. С него хватит. Бесчеловечный убийца с богатым воображением и острым ножом преподал Эндрю важный урок тошнотворной анатомии: человеческая жизнь, настоящая человеческая жизнь, не имела ничего общего с каждодневным бытом: ни с поцелуями, ни с успехами, ни с прохудившимися туфлями. Настоящая жизнь протекала тайно, словно подземная река, и была ведома лишь хирургам и судебным медикам, да еще безымянному убийце с острым лезвием. Изнутри королева Виктория и последний лондонский нищий были похожи как две капли воды и являли собой сложное соединение органов, костей и тканей, оживленное дыханием Творца. Вот что пережил Эндрю Харрингтон в считаные мгновения, после того как обнаружил свою подругу мертвой, хотя ему эти мгновения показались долгими часами, из которых складывалась вечность. Постепенно сквозь пелену боли и омерзения стало проступать чувство вины: ведь Мэри погибла из-за него. Он мог бы спасти ее, но все медлил. И вот какова цена его трусости. Представив любимую в руках безжалостного злодея, Эндрю застонал от бессильной ярости. И вдруг понял, что злодеем сочтут его самого, если застанут на месте преступления. К тому же настоящий убийца, вполне возможно, до сих пор бродил поблизости, и ему ничего не стоило прибавить к сегодняшней жертве еще одну. Подарив Мэри прощальный взгляд, но так и не решившись к ней прикоснуться, молодой человек гигантским усилием воли заставил себя выйти из комнаты, навсегда покинув возлюбленную.

Словно в тумане он закрыл за собой дверь, оставив все как было. У входа в Миллерс-корт его скрутил приступ тошноты. Согнувшись в три погибели под каменной аркой, Эндрю изверг на землю содержимое своего желудка, почти пустого, если не считать выпитого за ночь виски. Немного придя в себя, он прислонился к стене, вялый, замерзший и совершенно обессиленный. От арки была хорошо видна дверь комнаты номер тринадцать, его собственного рая, где теперь лежало бездыханное тело его подруги. Сделав пару шагов, Эндрю убедился, что дурнота немного отступила, и, пошатываясь, побрел по Дорсет-стрит.

Оглушенный, полуослепший, Харрингтон шел наугад, горько вздыхая и всхлипывая. Молодой человек не стал утруждать себя поисками Гарольда; о том, чтобы вернуться домой, не могло быть и речи, а куда еще отправиться, он не знал и потому бесцельно кружил по лабиринту перепутанных улочек. Когда Уайтчепел остался позади, Эндрю отыскал какой-то глухой переулок и рухнул на мостовую прямо посреди мусорных ящиков, дрожа от холода и утратив последние силы. Свернувшись на земле в позе зародыша, он приготовился коротать остаток ночи. Как Харрингтон и предполагал, его отчаяние делалось все глубже. Боль стала такой острой, что молодой человек ощущал ее почти физически. Тело ныло так, словно его поместили в саркофаг, утыканный изнутри острыми шипами. Эндрю хотелось убежать от самого себя, спастись от терзающей боли, но он был обречен оставаться пленником собственной пылающей плоти. Харрингтон в ужасе спрашивал себя, утихнет ли боль со временем хоть немного. Он где-то читал, что в глазах умерших можно увидеть отражение их убийц. А что, если в зрачках Мэри отразилась мерзкая ухмылка Потрошителя? Этого Эндрю не знал, но был твердо уверен, что он сам станет исключением, ибо в его мертвых глазах навеки застынет кровавая улыбка Мэри Келли.

Лишенный сил, раздавленный болью, Эндрю пролежал на голой земле несколько часов. Изредка он приподнимал голову, чтобы испустить отчаянный вопль, бросить вызов Потрошителю, который, возможно, бродил неподалеку со своим кинжалом, смеясь над жалким слабаком, а в остальное время тихонько всхлипывал, равнодушный ко всему, утопающий в волнах ужаса.

Свет нового дня, понемногу разгонявший ночную тьму, вернул юношу к жизни. С окрестных улиц доносился привычный утренний гомон. Эндрю с трудом поднялся на ноги и, стуча зубами от холода — ветхая куртка его слуги оказалась весьма ненадежной защитой, — побрел по неожиданно многолюдной улице.

Заметив, что фасады домов украшают гирлянды из флажков, Эндрю сообразил, что настал день инаугурации лорд-мэра. Стараясь ступать как можно тверже, он поспешил слиться с толпой. Одежда юноши была покрыта грязью, но он привлекал к себе внимания не больше, чем обыкновенный нищий. Харрингтон понятия не имел, где очутился, куда направляется и что ему делать дальше, но все это было не важно. Первый попавшийся на пути паб оказался вполне подходящим, как и любой другой. Эндрю не было нужды плестись с остальными зеваками к Дворцу правосудия, чтобы приветствовать Джеймса Уайтхеда, нового лорд-мэра. Молодой человек рассудил, что алкоголь спасет его от пробиравшего до костей холода и поможет привести в порядок мысли, которые становились все опаснее. Кабак был наполовину пуст. От густого запаха сосисок и бекона у Эндрю заныло в желудке, и он поспешил выбрать место подальше от кухни и заказал бутылку вина. Чтобы привлечь внимание флегматичного трактирщика, пришлось несколько раз постучать кулаком по столу. Чтобы скоротать время, Харрингтон принялся рассматривать немногочисленных посетителей, которые уткнулись в свои стаканы, не обращая внимания на доносившийся с улицы праздничный шум. Один из завсегдатаев пересекся с Эндрю взглядом, и молодого человека охватил безотчетный ужас. А что, если это Потрошитель? Что, если он его выследил? Присмотревшись, Харрингтон понял, что тот, кого он принял за убийцу, слишком мал ростом и на вид вполне безобиден, но сердце его продолжало трепетать. Теперь Эндрю знал, на что способен человек, любой человек, даже тщедушный пьянчужка. Для кого-то выпотрошить свою жертву и разложить внутренности вокруг трупа — то же самое, что расписать Сикстинскую капеллу. Молодой человек посмотрел в окно. Люди как ни в чем не бывало шли по своим делам. Почему никто из них не замечал, что мир изменился, что он больше непригоден для жизни? Эндрю вздохнул. Мир изменился только для него. Он откинулся на стуле и решил напиться, а там видно будет. Денег хватило бы, чтобы полностью опустошить небогатые погреба заведения, а никаких других планов у молодого Харрингтона пока не было. Опершись о стол и уронив голову на руки, Эндрю попытался отключиться, впасть в блаженное забытье. Однако ему не удалось отрешиться от реальности настолько, чтобы не слышать криков продавца газет: