Наиль Измайлов - Убыр

• Название: Убыр
• Автор: Наиль Измайлов
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-03151-7

«Убыр» – мистический триллер, завораживающе увлекательный и по-настоящему страшный.

Ты был счастлив и думал, что так будет всегда… Но все изменилось. Тебя ждет бегство и ночь. Странные встречи. Лес и туман. И страшные дикие твари…

Но если ты хочешь всех спасти… Хотя бы попробовать всех спасти… Перестань бояться! Поверь в свои силы! И помни… Убыр не уйдет по своей воле…

«Без шуток, эта книга достойна попасть в мировой топ-лист сочинений про упырей и прочую злобную нежить» (Михаил Бутов, «Новый мир»).

---

В туалет я хотел, вот что.

Я полежал, надеясь, что обойдется. Фигушки. Вздохнул, сел, встал и пошаркал к туалету.

Если бы я свет не включал, все было бы тихо, спокойно и, наверное, быстро. Но я включил – как уж нам без света-то. И когда выходил из ванной, краем глаза заметил за приоткрытой дверью в Дилькину комнату красное пятно. Вернее, короткую красную полосу, выхваченную отсветом. Я застыл с протянутой к выключателю рукой. Медленно поднял голову, всматриваясь, и прошептал:

– Мама.

Никто не ответил.

Сердце снова прыгнуло в горло. Я трудно сглотнул, осторожно повернулся на опорной ноге – сам как дверь. Вытянутая рука уперлась и медленно протолкнула дверь в Дилькину комнату. Если бы дверь заскрипела, я бы заорал. Но я и так чуть не заорал.

Мама стояла у Дилькиной кровати спиной ко мне. В красной кофте и длинной темной юбке, которую я вообще не помнил. Стояла и смотрела – но, кажется, не на Дильку, а на стену: голову прямо держала. Дилька дрыхла, разметавшись, как всегда, – подушка у стенки, одеяло в ногах.

Можно было уходить – мало ли о чем мама может думать над постелью любимой дочки. Но я медлил. Не знаю почему. Как-то не так мама стояла. Мама так обычно не стоит.

– Мам, – сказал я погромче.

Мама не шелохнулась, а через несколько секунд пришла в движение. Да еще какое.

Она плавно развела руки в стороны, растопырила и снова собрала в острые клювы пальцы – очень длинные и худые, никогда не обращал внимания, – и, сломавшись в пояснице, стала плавно наклоняться над кроватью. Упражнение выполняла, что ли: руки в стороны, ноги и спина прямая, начинаем наклон – и-и р-раз. Сгибаем локти, пальцы к подбородку – и-и два-а.

А на три что будет, механически не подумал даже я, а как будто увидел эту мысль, выскочившую в окошко старинной игры. И неожиданно сказал хриплым чужим голосом:

– Мама, я пить хочу. Где вода у нас?

Громко сказал.

Но она опять не услышала. Так и оставалась в очень неудобной позе. Я видел только юбку и растопыренные локти, и то смутно, темно ведь.

Я, судорожно вздохнув, собрался гаркнуть еще какую-нибудь глупость. Ну или просто заорать. И тут мама резко повернулась ко мне – видимо, на одной пятке, и быстро так, я вздрогнуть еле успел. И снова застыла, уже лицом ко мне. Вернее, макушкой – лица-то я не видел, волосы висели, поблескивая, как шелковое полотенце.

– Я воду найти не могу, – пробормотал я, давясь непонятным ужасом.

Мне почему-то представилось, что сейчас мама сделает со мной что-то очень страшное.

Мама плавно поставила корпус вертикально, прижала ладони к лицу, развела волосы вверх и по сторонам, уронила руки вдоль бедер и в два летящих шага вышла из комнаты. Я даже шарахнуться не успел, а она меня ни длинным пальцем, ни краем взметнувшейся юбки не зацепила. Только воздух прошипел коротко. Обошла, щелкнула выключателем ванной комнаты и скрылась в спальне.

Я с трудом вышел из столбняка, шагнул назад, уперся в стеночку и сполз по ней на пол. Ноги уперлись в противоположный плинтус – коридор узкий, – это было хорошо.

Я не мог ни о чем думать и не мог ничего понимать. Голова работала на вдох-выдох и быстрые зырканья в сторону спальни, откуда не доносилось ни звука, и Дилькиного окна – за ним тоже щелкали капли.

Я долго так сидел, ноги затекли, а спина замерзла. Наконец встал, медленно, так же по стеночке и в такт каплям, прошел к себе. Хотел лечь, но вместо этого поднял одеяло, закутался в него, не отрывая взгляда от коридора. Стонуще вздохнул, почти не устыдившись этого, и пошел в Дилькину комнату.

Это она теперь Дилькина, а всегда была моя. В прошлом году родители решили нас с Дилькой расселить и поставили мне диван в зале. У компа. Кто бы еще против был. Я и сейчас был не против. Я очень «за» был. И хотел там, у компа, и спать. И почему я вообще должен…

Вот эту мысль, «почему я вообще должен», я устало шарахнул дубиной по верхушке и отвалил в сторонку. Разостлал на полу одеяло – широкое, хватит и чтобы укрыться. Лег, упершись ногами в прикрытую дверь, накрылся половинкой одеяла и стал слушать щелканье по карнизам, Дилькино сопение и молчание со всех остальных сторон от всех остальных людей.

Так и уснул.

5

Я проснулся от звонка в дверь – и стукнулся головой о стул. Не потому, что проснулся, конечно. Я ночью Дилькин стул над головой поставил, не знаю уж зачем, а теперь вот вскинулся на звонок. Зашипел, испуганно лег обратно, соображая, рывком отодвинул стул подальше и сел, потирая лоб и оглядываясь.

Было темно, но по-утреннему. К тому же с улицы доносился совсем не ночной шум машин. Дилька дрыхла, выставив голую пятку далеко в сторону. А у меня голову словно отшибло: тер лоб и пытался сообразить, почему я в Дилькиной комнате и на полу, зачем упираюсь ногами в дверь и что меня разбудило.

Сообразить не успел: опять завопил звонок. Как подсказка.

Что именно он подсказывает, я никак не врубался. Чуть-чуть посидел, ожидая, что мама или папа откроют, рванул к двери сам, чуть не стукнувшись все о тот же стул, – и остановился. Не в трусах же бежать – со сна это не очень эстетично.

На стуле лежал халат. Мне его däw äni[11] на день рождения подарила, хороший халат, махровый. И что он тут, в Дилькиной комнате, делает? В голове заколыхались клочки странного сна про дверь, про халат и вроде бы про ножик. Или это не сон был?

Не время вспоминать: опять позвонят, всех разбудят, народ и без того нервный, а с недосыпу вообще колбасня начнется. Я накинул халат, не обратив внимания на тяжелый толчок полы в бедро, и поспешил к двери.

Щелкнул выключателем, но сразу открывать не стал. Мало ли кто ранним утром в дверь звонит. Вдруг воры или бандиты. Слышал я всякие истории.

Поэтому посмотрел в глазок, конечно.

В глазке был папа. Выражение лица у него было странным, видно даже в глазок, который здорово искажал. Я выбросил из памяти фильмы, в которых всякие гады вот так ставили перед глазком хозяина квартиры или его приятеля, чтобы им открыли дверь, – ну и врывались, значит, с гадскими последствиями. Это жизнь, а не кино, здесь папа – это папа. И я открыл дверь, лишь после этого задумавшись, чего на лестничной площадке делать папе, который, вообще-то, с раннего вечера спокойно дрыхнет в спальне. Должен дрыхнуть.

Ну, может, дела у него, подумал я, распахивая дверь с негромким, чтобы никого не разбудить, воплем:

– Здоро́во!

Папа не ответил. Смотрел куда-то вбок, а там не было никого – я специально посмотрел. Только холодом поддувало.

Я потер ступню о голень и сказал:

– Ну входи скорее, дубак же.

Папа не зашел, а ввалился и застыл – какой-то странный. Глаза и губы выкачены, щеки то ли от этого впалые, то ли сами по себе спрятались, брови домиком. Да еще одет в дикий болотный плащ с капюшоном, как на охоту. И под этим плащом папа был очень толстый и растопыренный – вопреки щекам, если так можно сказать.

Во дурачится, подумал я неуверенно и спросил:

– На рыбалку ездил, что ли?

Папа повел головой, мазнул по мне оловянным взглядом и отвернулся – очень неудобным образом, по-моему. И чего играется, подумал я. Как будто кому-то от этого смешно. Я хотел сказать об этом, и тут папа пришел в движение. Покачался, переминаясь, и пошел гусиным шагом – вдоль стенок прихожей с заходом в зал и обратно. Голова у него коротко поворачивалась туда-сюда, но не ко мне, точно он лицо прятал. А чего перед глазком тогда позировал, подумал я зло, и тут папа чуть не сшиб меня с ног, зацепив твердым скользким локтем, – и даже не остановился. Чапал себе дальше по расходящейся спирали. В сторону спальни с детской – но нет, развернулся и снова к залу побрел.

– Пап, – сказал я, потирая ушибленный бок.

Широкая болотная спина качнулась за дверь зала и тут же уступила место руке-ноге-капюшону, которые мелко пошагали обратно.

– Пап, хватит, а! – попросил я громко, не отрывая глаз от отца.

Я краем глаза заметил, что из кухни вроде высунулась на миг мамина голова, опять лохматая, торжествующе усмехнулась и тут же спряталась, только волосы мотнулись. Я рывком посмотрел – нет никого, и тихо на кухне. Крикнул:

– Мама!

Папа подбредал ко мне, все так же отворачивая лицо. У него сейчас шея лопнет.

– Мама! – крикнул я уж совсем отчаянно.

Папа резко развернулся и снова пошагал к залу. Развернулся, кажется, в сантиметре от меня, аж костром пахнуло, – а ведь я уже отступил на полкоридора.

От папы никогда не пахло костром.

Он никогда так себя не вел.

Это вообще папа?

– Папа, это ты? – отчаянно крикнул я.

Растопыренный плащ вышел на новый круг.

Я решил больше не отходить ни на сантиметр – и обязательно заглянуть под капюшон, чтобы все понять, даже присел немножко, и давил, давил в себе вопль, тупой и дикий, чтобы горло разодрать, но прекратить эту непонятную и страшную ерунду. Пахнуло костром, плащ побрел к залу, а я почувствовал, что упираюсь спиной в ручку Дилькиной двери.