Кауи Хеммингс - Потомки

• Название: Потомки
• Автор: Кауи Хеммингс
• Издательство: Азбука
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02633-9

Кауи Харт Хеммингс — молодая американская писательница. Ее первая книга рассказов, изданная в 2005 году, была восторженно встречена критикой. Писательница родилась и выросла на Гавайях; в настоящее время живет с мужем и дочерью в Сан-Франциско. «Потомки» — дебютный роман Хеммингс, по которому режиссер Александр Пэйн («На обочине») снял одноименный художественный фильм с Джорджем Клуни в главной роли.

«Потомки» — один из самых ярких, оригинальных и многообещающих американских дебютных романов последних лет Это смешная и трогательная история про эксцентричное семейство Кинг, которая разворачивается на фоне умопомрачительных гавайских пейзажей. Как справедливо отмечают критики, мы, читатели, «не просто болеем за всех членов семьи Кинг — мы им аплодируем!» (San Francisco Magazine).

---

На прошлой неделе, когда мы с доктором Джонстоном обсуждали немыслимый, но возможный вариант развития событий, он сказал, что обычно у постели пациента, жизнь которого, согласно его собственной воле (как в случае Джоани), не поддерживается более с помощью искусственной вентиляции легких, собираются родственники и знакомые, чтобы сказать последнее «прости».

— По крайней мере, у них есть время заняться необходимыми приготовлениями и сказать все, что они хотели сказать. Когда наступает последний день, все к этому готовы. Насколько это возможно.

Тогда я слушал доктора примерно так же, как слушают стюардессу, которая рассказывает, что нужно делать, если самолет сядет на воду.

План Б.

Впереди море красных огней, я притормаживаю. Мне предстоит собрать всех родственников и друзей и объявить, что нам придется отпустить Джоани на вечный покой. Говорить это по телефону я не стану, поскольку и сам терпеть не могу, когда важные новости мне сообщают таким образом. На «необходимые приготовления» у меня от силы неделя, а забот невпроворот. Кто научит меня быть главой семьи? Как нужно прощаться с женщиной, которую я люблю так, что даже перестал осознавать, как сильно ее люблю?

— Кораблик ведь не медуза? — спрашивает Скотти.

— Португальский кораблик не медуза, — рассеянно отвечаю я. — Ты задаешь каверзные вопросы, Скотти, я даже не всегда знаю, что отвечать.

Я не уверен, что принял правильное решение, взяв Скотти с собой, но я больше не могу полагаться на Эстер. И вообще на кого бы то ни было. Пора привыкать самому воспитывать дочерей, и я принял решение, что сегодня обе будут ночевать дома.

Я вижу поворот на дорогу в аэропорт и бросаю взгляд на часы.

— Куда мы едем? — после некоторого молчания спрашивает Скотти.

Над нами с ревом пролетает реактивный лайнер. Я смотрю вверх и вижу его серое брюхо, тяжело распластавшееся на фоне неба.

Я сворачиваю к аэропорту.

— За твоей сестрой.

Часть II Дорога Кингз-Трейл

12

Каждый раз, прилетая на Большой остров, я чувствую себя так, словно попал в прошлое. Вид у него заброшенный, как будто недавно здесь прошлось цунами.

Я еду по знакомой дороге, мимо киаве[29], мимо пляжей с черным песком, кокосовых пальм, где сидят попугаи. Становится холоднее, в воздухе висит легкая дымка — смесь тумана с вулканическим пеплом, который пахнет как порох, отчего сильнее ощущение заброшенности и опустошения. С обеих сторон дороги лежат поля, покрытые черной застывшей лавой, на фоне которой ярко выделяются вкрапления белых меловых глыб; молодежь использует этот мел для своих граффити вроде: «Кеони любит Кайалу», «Гордость Гавайев»[30] или, например, подлиннее: «Кто это читает, тот гей». В полях, среди острых меловых скал, я вижу храмы-хейау и камни, сложенные на чайных листьях в приношение богам.

— Что это? — спрашивает Скотти.

Она свернулась клубочком на сиденье, и я не вижу ее лица.

— Что именно? — не понимаю я, оглядывая пустынную местность.

— А вон та дорога, — отвечает она.

Я бросаю взгляд в сторону и вижу на лавовом ложе полосу утрамбованных камней.

— Это Кингз-Трейл — Королевская дорога.

— «Кингз» в честь нашей семьи?

— Нет. Разве вам в школе не рассказывали о Королевской дороге?

— Не помню, — отвечает она.

— Какая же ты гавайка?

— Такая же, как и ты, — говорит она.

Мы смотрим на широкую бесконечную ленту, опоясывающую весь остров.

— Ее построил король Калакауа. Позднее он ее расширил. Здесь ездили твои предки.

Мы едем вдоль старой дороги — похожей на старое шоссе, чем, в сущности, она и является, — построенной каторжниками и утрамбованной копытами скота и колесами повозок и экипажей. Я запомнил, что не платили налог за дорогу только те, кто ее построил.

— Она старая? — спрашивает Скотти.

— Старая, — отвечаю я. — Построена в девятнадцатом веке.

— Да, правда старая.

Скотти смотрит на дорогу и ее каменное ограждение, а когда появляются холмы и ранчо Уаймеа, я замечаю, что она спит. Днем на зеленых холмах Уаймеа пасутся коровы и лошади, но сейчас их не видно. Я проезжаю мимо покосившихся серых деревянных заборов и опускаю стекло, чтобы вдохнуть холодный воздух, наполненный запахами трав, навоза и кожаных седел — ароматами Камуэлы. Здесь когда-то жили мой дед и бабка. Когда я был ребенком, то часто приезжал к ним на ранчо, чтобы полакомиться клубникой, покататься верхом и посидеть за рулем трактора. Это был странный мир — мир солнца, холода, ковбоев, пляжей, вулканов и снега. Здесь всегда видна вершина горы Мауна-Кеа, и я часто махал ей рукой и думал, что, наверное, ученые смотрят в телескоп на меня, а не на безмолвные планеты.

Я сворачиваю на грязную проселочную дорогу, проезжаю мимо низкой конюшни, здания школы и останавливаюсь возле спального корпуса.

Я хочу видеть свою дочь. Я немного нервничаю. На прошлой неделе, когда я с ней говорил, она показалась мне немного странной. Когда я спросил ее, в чем дело, она ответила: «В цене на кокаин». Тогда я спросил: «Нет, серьезно, что случилось?» — «А что, разве может что-то случиться?» — ответила она.

Потом она сказала, что это шутка. Шутка вышла мрачноватой.

Не знаю, что я сделал не так. Похоже, во мне есть что-то такое, что вызывает у моих девочек стремление к саморазрушению. Джоани и ее гонки, катера, мотоциклы, алкоголизм. Скотти и ее странное желание схватить голой рукой морского ежа. Алекс и ее наркотики и позирование для открыток. Алекс сказала мне, что в первый раз попробовала наркотик, чтобы напугать Джоани, но возможно, она сделала это для того, чтобы узнать, каково быть Джоани, экстремалкой. Мне кажется, что Александра в равной степени мать и любит, и презирает, но сейчас не время сводить счеты. Нельзя сердиться на умирающего человека.

Я вспоминаю ресторан «У Базза» и его менеджера, которая говорила мне, что присутствие Джоани оживляет атмосферу. Уверен, что, если моя жена умрет — то есть когда она умрет, — в ресторане непременно вывесят ее портрет. Здесь принято украшать стены картинами с изображениями местных знаменитостей и умерших патронов. Потом, став призраками, они наверняка поселяются в своих портретах. Печально сознавать, что Джоани придется умереть для того, чтобы ее портрет повесили на стене, чтобы я полюбил все, что с ней связано, и чтобы Алекс простила ей все, что она сделала не так.

Я еду медленно, потому что на дороге сплошные ухабы и ямы. Я смотрю на Скотти. Она все еще спит. Мне нравится, что школьное начальство до сих пор не заасфальтировало дорогу.

Я останавливаюсь на парковке и выключаю двигатель. Скотти открывает глаза.

— Приехали, — говорю я.

13

Десять часов вечера. Дежурная воспитательница смотрит на меня так, словно я самый безответственный человек на свете. На улице холодно, а на Скотти лишь легкие шорты. Ее ноги в следах от ожогов. Я не нашел ничего лучше, чем поздно вечером явиться в спальный корпус, да еще притащить с собой дочь, вместо того чтобы, как все нормальные люди, приехать днем, в часы посещений. Мы разговариваем, стоя на пороге; за спиной воспитательницы виднеется телевизор. На ней жуткая фланелевая ночная рубашка; насколько я могу судить, она смотрит шоу «Американский идол»[31]. Мне ужасно неловко и за нее, и за себя.

Воспитательница ведет нас к лестнице. Скотти обгоняет нас и бежит наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Слыша тяжелое дыхание воспитательницы, я замедляю шаг.

Хорошо, что все уже спят. Хорошо, что это не спальный корпус какого-нибудь колледжа, где в десять часов вечера жизнь только начинается. Я говорю воспитательнице, что потрясен. Я знаю, что это одна из лучших частных школ-интернатов на Гавайях, и все же строгая дисциплина, царящая здесь, действительно впечатляет.

— Мы стараемся, чтобы дети чувствовали себя как дома, — говорит воспитательница. — Дома дети в это время уже лежат в постели или читают перед сном. По выходным мы позволяем им не спать подольше, но у них так много уроков и занятий спортом, что к концу недели они просто не в силах делать что-то еще. Комната Александры в самом конце.

Воспитательница останавливается на верхней ступеньке лестницы, положив руку на перила, и показывает в дальний конец коридора.

Скотти бежит вперед.

— Которая? — кричит она на ходу.

— Тише! — кричу я, а воспитательница хмурится — ей не нравятся наши вопли.

Она говорит, что постучит и войдет первой на случай, если Александра или ее соседка по комнате «не одеты». Мы ждем, когда она отдышится, затем тихо идем по коридору. Я смотрю на часы. Когда Скотти наконец оказывается в конце коридора, она первая стучит в дверь, и, ей-богу, воспитательница едва сдерживается, чтобы не дать ей затрещину.