Джоэл Роуз - Самая черная птица

• Название: Самая черная птица
• Автор: Джоэл Роуз
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-052934-6, 978-5-403-00280-6

Нью-Йорк. 1841 год.

Город опасных трущоб и уличных банд, город, где работает оружейная мастерская знаменитого Сэмюэла Кольта и выпускает книги издательство прославленного Джеймса Харпера.

Город, в котором «безумный поэт» Эдгар Аллан По помогает констеблю Джейкобу Хейсу раскрыть дело о загадочном убийстве молоденькой продавщицы Мэри Роджерс.

Когда-нибудь эта история ляжет в основу известного детективного рассказа «Тайна Мари Роже».

Но пока Эдгар По снова и снова удивляет Хейса своими поразительно точными догадками о том, что случилось с Мэри.

Возможно, правы те, кто считает «неистового Эдгара» ясновидящим?

Но возможно, он просто знает об убийстве мисс Роджерс больше, чем кажется…

---

Служащий доложил о приходе главного констебля. Изобретатель сидел в своем кабинете и курил крепкую сигару. Мужчины пожали друг другу руки. Владелец компании снова воспользовался случаем, чтобы подробно рассказать сыщику о своем глубочайшем уважении и восхищении. Он предложил гостю одну из своих завернутых в темную бумагу сигар, не забыв упомянуть, что она с верхней полки магазина Андерсона. Детектив отказался.

Полковник пожал плечами, снова сел в кресло и стал с силой раскуривать свою сигару, пока ее кончик не вспыхнул; при этом он смотрел на Хейса через стол, поверх пепельницы. Наконец старший брат Джона спросил, получил ли констебль запатентованное кресло, отправленное к нему домой.

Хейс, невозмутимо выдержав взгляд Кольта, ответил, что действительно получил подарок, выразил свою благодарность и восхищение инженерным чудом.

Изобретатель довольно ухмыльнулся. В ответ он вспомнил дело Тимоти Редмонда: несколько лет назад ни в чем не повинного владельца гостиницы осудили на пожизненное заключение, а знаменитый детектив раскрыл настоящую банду преступников.

— Больше всего мне понравился момент, когда тот бедняга на глазах у всех служителей правопорядка прокричал: «Благодарю Господа за то, что есть вы и подобные вам люди!» Это правда? — спросил Кольт.

Полковник сидел, выдвинувшись вперед, и его могучая фигура выглядела почти угрожающе — иной собеседник пришел бы в замешательство. Хейс сообщил ему, что историю приукрасили, но сами факты изображены весьма точно.

Изобретатель задумчиво кивнул, словно его мнение о главном констебле полностью совпадало с тем, которое высказал освобожденный узник.

— Чем могу быть полезен вам, сэр? — спросил он. — Я к вашим услугам.

— Очень любезно с вашей стороны. Я пришел сюда, чтобы выяснить, что вам известно о самоубийстве вашего брата.

— Самоубийстве? — медленно повторил Кольт, внимательно глядя на собеседника. — Судя по тому, что пишет пресса, вы имели в виду побег, главный констебль?

— Я надеялся, вы сами мне все разъясните.

Из уст хозяина фабрики раздался смех, похожий на лай какого-то животного. Глаза его моргали, большой живот трясся.

Глава семейного клана заявил, что понятия не имеет, как кинжал попал в «Томбс». Даже если Джон не совершал самоубийства, а просто сбежал — он тем более не знает, каким образом все это было устроено. Полковник заверил Хейса, что неповинен в этой буффонаде. Он не получал вестей от брата и считал его мертвым. Фабрикант отрицал все слухи о том, что он пытался подкупить служащих мужской тюрьмы. Не получал от также никаких писем с угрозами и не был знаком с сержантом Макарделом.

Детектив обдумывал услышанное. Ему показалось любопытным, что собеседник вспомнил давнее дело Тимоти Редмонда. В особенности потому, что сразу же всплывало имя Джеймса Холдгейта — того самого человека, за которым сыщик ездил в ночь пожара на башне и побега Джона Кольта.

— Кстати, — Хейс решил сменить ход допроса, — а что вам известно об Эдгаре По и как ваша семья на него вышла?

По лицу Кольта трудно было понять, считает ли он этот вопрос странным.

— На самом деле я ничего не знаю о мистере По, — сказал он. — Мой брат упоминал его имя, называя своим коллегой; говорил, что хочет пообщаться с другом в свои последние дни. Я завязал это знакомство из учтивости и ради Джона.

— Вы когда-нибудь разговаривали с ним?

— Несколько раз — по большей части о деньгах и об увеличении гонорара.

— И каковы впечатления?

Хозяин фабрики заговорщически улыбнулся.

— Честно говоря, я нахожу его весьма странным, — произнес он. — Брат всегда говорил, что Эдгар — гений, но у меня были сомнения.

— Упоминалось ли в связи с мистером По имя Мэри Роджерс?

Казалось, полковник размышляет.

— Продавщицы из табачной лавки? — переспросил он задумчиво, словно был погружен в воспоминания. — Нет. Никогда. По крайней мере я не помню… Прошу прощения, я на секунду покину вас.

Кольт вышел из комнаты и почти сразу же вернулся с элегантным ящичком из вишневого дерева, размером с книгу в руках. Он положил его на стол и открыл на глазах у Хейса, обнажая красную войлочную подкладку. Внутри лежал превосходно отлитый, гравированный вручную револьвер «паттерсон» из вороненой стали, со всеми принадлежностями — шомполом, коробочкой с порохом, пружиной и многофункциональным инструментом, соединявшим в себе молоток и отвертку.

— Простите, что не выгравировал на этом револьвере персональную дарственную надпись, главный констебль. Хотелось преподнести более личный подарок, но вы явились неожиданно и я не приготовился. Боюсь, дело находится сейчас на грани полного краха. И все же прошу вас принять еще один подарок, в знак уважения и почтения.

Глава 44 Поминки и похороны[17] Томми Коулмана

Старина Хейс покинул кабинет Кольта без револьвера. Вернувшись домой, он молча сел за стол и приступил к ленчу, приготовленному дочерью, — тушеной курице и клецкам с петрушкой, — а потом произнес:

— Я спросил полковника Кольта, был ли его брат знаком с Мэри Роджерс и упоминал ли он ее имя вместе с именем Эдгара По.

Ольга отложила вилку в сторону.

— И что он сказал?

— Сначала он вообще не ответил. Потом проговорил: «Продавщица из табачной лавки? Нет. Никогда».

— Папа, как ты думаешь, мы когда-нибудь узнаем, что с ней произошло?

Констебль заявил дочери, что человек с открытым умом всегда имеет возможность учиться и делать открытия.

— А если закрыть ум? Что тогда? — сказал он, будто разговаривая сам с собой. — Ничего. Раньше я часто думал о том дне, когда европейцы впервые ступили на этот остров. Тогда погибли семь человек — двое краснокожих и пятеро белых. С тех пор убийства не прекращались. Смерть и насилие — всего лишь атрибуты жизни в нашем городе. Я принимаю это, Ольга. Ты тоже должна.

Иногда в зимние месяцы в нижней части Бродвея становилось так холодно, что лед, образовывавшийся в уличных уборных, невозможно было разбить, а гул огня в камине не являлся гарантией того, что в соседней комнате чернила в чернильнице не замерзнут.

На второй день декабря были назначены похороны Томми Коулмана. С наступлением синего морозного рассвета резкий ветер умолк, и к середине утра в Нью-Йорке установился спокойный и погожий декабрьский день.

Старина Хейс вышел из дома на Лиспенард-стрит. Солнце освещало тротуар, по которому он шел. Небо над головой стало совсем другим. Чернила в чернильнице отца Патрика О’Малли, назначенного вести службу на похоронах, наконец оттаяли. Так что теперь, слава Всевышнему, он сможет взяться за сочинение воскресной проповеди.

Тем временем в помещении, нанятом для поминок, шло прощание с телом умершего. Прибыв на место, констебль увидел, что четверо из парней Томми несут караул у дверей в знак почтения к своему погибшему главарю.

Как они были молоды! И все же на лицах уже читалось отнюдь недетское выражение. Черствые, ко всему привыкшие. Кепки низко надвинуты на выдающиеся вперед брови — верный признак деланной тупости. Сальные волосы свисали клоками. Плоские носы, лица, выражавшие нахальство.

В зале, часто нанимавшемся для похорон, виски текло рекой.

Хейс через окно видел мать и отца Коулмана во главе траурного собрания.

Их лица раскраснелись от выпивки и жары. Головы покачивались в знак признательности за сочувствие и сердечные соболезнования окружающих.

Сколько же людей пришло на поминки? Родственников, друзей и просто любопытствующих… Членов банды, помощников и добрых соседей… Бесцеремонных газетчиков, публичных персон, литераторов… Неотесанных грубиянов и модных франтов…

Казалось, их тысячи. Люди пришли, дабы отдать дань уважения — каждый на свой лад.

Хейс не смог бы угадать, кто пришел сюда выразить свою скорбь, а кто — потешить извращенное любопытство.

Наконец, когда все уже изрядно напились, закрытый гроб понесли сначала в похоронное бюро, а потом в церковь Девы Марии Покаяния, расположенную в квартале оттуда, в северной части Парадайз-сквер. Потом самые близкие товарищи Томми взвалили гроб на плечи и торжественно несли его на протяжении несколько кварталов к святой земле кладбища.

Носильщики в однобортных сюртуках и черных цилиндрах были изрядно пьяны, но еще крепко держались на ногах. Их по такому случаю выбрали из ирландских банд, но одному из каждой — как символ новообретенного единства и взаимной преданности перед лицом трагедии.

Улицы по маршруту траурного шествия были заполнены зеваками. Но в церковь допускались только «родственники по крови» и «честные люди».

Остальные, «близкие знакомые» и «доброжелатели», заняли узкие переулки к югу от Ченел-стрит. Толпа заполонила парк, сотни людей торчали на крышах, в окнах и на внешних лестницах зданий, располагавшихся вокруг церкви.