Рон Пол - Манифест: Революция

• Название: Манифест: Революция
• Автор: Рон Пол
• Жанр: Политика

Труд «Манифест: Революция» известного американского политика Рона Пола стал не просто очередной книгой кандидата на пост президента США. Эта книга является вызовом современному миру, современной американской политике, современному избирателю. Почему «вызовом»? Рон Пол поднимает такие вопросы, ответы на которые принимаются сейчас в виде аксиом, он критикует интервенционистскую внешнюю политику (поддерживаемую двумя крупнейшими партиями США), практику централизации власти в Вашингтоне, отход от принципов Конституции, попрание естественных прав и свобод граждан. Нужно ли говорить, что Рон Пол призывает к революции в бытовом понимании этого слова американцами?

Мы рады познакомить российского читателя с этим замечательным политиком. Вы увидите, что Россия и США сейчас находятся практически на одном этапе развития. Между нами нет большой разницы, и перед нами жизнь ставит одни и те же вопросы. Мы уверены, что предложения Рон Пола в равной степени применимы как для России так и для США.

Конечно, предложения Рон Пола смотрятся революционно, и скептики могут считать, что изменить что-то уже не получится. Но Рон Пол доказал на своем примере, что это не так. Его победы, позволяют нам, участникам движения по созданию «Либертарианской Партии России», надеяться на скорый успех. Мы уверены, что мы победим, поскольку мы выступаем за то, что внутренне разделяет каждое живое существо, поскольку, мы строим свои Принципы на основе «Естественного закона» - данного нам самой природой.

Перевод: Жилин Владимир

Книга переведена по заказу "Либертарианской Партии России"

---

Администрация Буша напротив, очень часто использовала заявление при подписании как способ для выражения направленности, в которой президент считает нужным интерпретировать некоторые положения закона (а его интерпретация очень часто противоречит изначальным намерениям Конгресса), или даже для выражения четкого пожелания не применять спорные положения вовсе. Не всегда легко определить, где именно президент совершает эти опасные действия, так как они часто проводятся в областях, в которых Белый дом прикрывается туманом секретности – внешней политике или нарушений личной неприкосновенности. В 2005, тем не менее, Комитет по подотчетности правительственного аппарата (Government Accountability Office) представил грубую оценку того, как часто соблюдаются пожелания президента не применять положения закона: в одной трети из девятнадцати исследованных дел, положения “забракованные” президентом не применялись. Профессор права Джонатан Терли выразился жестко: “Такое использование заявления при подписании делает президента единоличным правителем”.

Таким способом администрация Буша поставила под вопрос больше положений законов, чем любая другая администрация президента в американской истории. Если бы Билл Клинтон сделал такое, мы бы обсуждали это до сих пор. Сегодня лишь некоторые республиканцы достаточно мужественны или принципиальны для того, чтобы возражать против такого очевидного злоупотребления властью. (Среди них Брюс Фейн, заместитель министра юстиции в администрации Рейгана, и бывший конгрессмен Боб Фарр.)

Повторюсь, американский президент должен приносить клятву никогда не использовать заявление при подписании закона как альтернативный и нелегитимный источник законодательной власти, а американский народ и Конгресс должны удерживать его от этого.

Я опишу всплеск интереса к Конституции в контексте Билля о правах и войны с террором в другой части книги. В этой части я не могу уделить этому больше внимания. Тем не менее, американцы должны помнить, что Конституция разработана не только для того, чтобы просто запрещать правительству нарушать права, которые позже появились в Билле о правах. Она также предназначалась для ограничения федеральной власти в целом. Перечисление прав Конгресса содержится в статье 1 разделе 8. По нормам обычного права такой список является исчерпывающим и закрытым.

Согласно Десятой поправке, все властные полномочия, не делегированные впрямую штатами федеральному правительству (статья 1, раздел 8) и не запрещенные штатам Конституцией (статья 1, раздел 10), зарезервированы за штатами или за американским народом. Томас Джефферсон утверждал, что этот принцип – главная основа нашей Конституции. Этот принцип гарантировал, что опыт Америки, терпевшей британское господство, никогда не повторится, и что политические решения будут приниматься местными законодателями, а не далеким центральным правительством, которое штатам сложно, если не невозможно контролировать.

Подход Джефферсона к Конституции – для которого, как он твердо верил, достаточно иметь средние способности и не нужно быть мудрецом в черной тоге – был предельно прост. Если предлагаемый федеральный закон не входит в список властных полномочий Конгресса, перечисленных в статье 1, разделе 8, то вне зависимости от того, каким притягательным он кажется, он должен быть отвергнут на основе Конституции. Если закон настолько мудр или притягателен, то не должно быть проблем с соответствующим изменением Конституции. И в соответствии с мнением Джефферсона, мы должны насколько возможно держать в уме исходные намерения тех, кто создавал и ратифицировал Конституцию: «По любому вопросу истолкования мысленно вернитесь во время, когда создавалась Конституция, почувствуйте дух, выраженный в дебатах и, вместо того, чтобы пытаться выжать из текста значения или изыскать противоречие, постарайтесь согласовываться с тем значением, которое текст имел при принятии».

«Наша особенная безопасность состоит во владении письменной Конституцией», - наставлял нас Джефферсон. «Так давайте не будем истолкованиями делать из нее чистый лист.» Иными словами, Джефферсон опасался, что мы позволим правительству интерпретировать Конституцию так широко, что нами будет управлять чистый лист, на котором можно написать все что угодно. Конституционные ограничения, наложенные на федеральную власть должны восприниматься серьезно, если мы хотим сохранить свободное общество. Всегда будет существовать сильный соблазн позволить федеральному правительству делать что-то, что многие люди хотят, но что не дозволено Конституцией. Так как процесс внесения поправок весьма длителен, появится следующий соблазн: просто применить незаконную власть без изменения Конституции. Но тогда какой вообще смысл в ее существовании?

Это правда, что Джефферсон, будучи знаменитым экзегетом конституции, сам не присутствовал на Конституционном Конвенте. Но идеи Джефферсона не были только его идеями: они содержались во множестве мнений, высказанных при ратификации такими значимыми и при этом различными фигурами как Эдмунд Рэндольф, Джордж Николас и Патрик Генри - не говоря уже о Джоне Тэйлоре из Каролины, наверное, наиболее плодовитом политическом памфлетисте 1790х. Джефферсон лишь озвучил эту куда более широкую традиции, когда высказал свои строго конструкционистские взгляды.

«Доверие – всегда предок деспотизма», - говорил Джефферсон в 1798. «Свободное правительство основывается на острой бдительности, а не доверии. … В вопросах власти нам не следует более доверять человеку - во избежание злоупотребления нам следует сковать его цепями Конституции». Около четверти века предупреждение Джефферсона было слышно: «Что является главным принципом нашей Конституции – доверие и свобода выбора или ЖЕСТКОЕ ОГРАНИЧЕНИЕ?».

Я иногда слышу то возражение, что некоторые положения Конституции дают федеральному правительству большие полномочия, чем перечислено в статье 1 разделе 8. В этой связи часто цитируется положение «общее благосостояние», хотя часто выдвигаются и столь же нечестные интерпретации межштатной торговли и пункта о «необходимых и надлежащих» законах. Я уже замечал, что по нормам обычного права списки подобные приведенному в статье 1 разделе 8 являются исчерпывающими и закрытыми – и это положение опровергает идею о том, что квалификационные фразы наподобие «общего благосостояния» могут придать открытый характер списку полномочий. Доводы творцов Конституции также не допускают двойного толкования. Джеймс Мэдисон писал: «Если Конгресс сможет делать то, что могут сделать деньги и будет продвигать общее благосостояние, правительство более не будет ограничено, владея перечисленными правами, но обретая неограниченные полномочия благодаря специальным исключениям». Ближе к концу своей жизни он писал: «Что касается слов «общее благосостояние», я всегда считал их ограниченными детализацией полномочий, связанных с ними. Трактовка их в литературном и неограниченном смысле будет превращением Конституции в сборник доказательств, которые не предполагались ее создателями». И, конечно, как писал Мэдисон в другом месте, если правительству действительно вверялись неограниченная власть во имя «общего благосостояния», какой смысл был перечислять конкретные полномочия в статье 1 разделе 8, если неограниченная власть их все равно включает?

В качестве типичного ответа на этот аргумент, если он вообще возникает, предлагается то, что Александр Гамильтон имел другие взгляды на пункт об «общем благосостоянии». Конечно, имел, но что это доказывает? Гамильтон вообще высказывал взгляды серьезно отличные от других делегатов Конституционного Конвента. Он был также и непоследователен во взглядах, говоря одно до принятия Конституции и другое после. В своем «Докладе к промышленникам» в 1791 он отрицал, что финансовые полномочия Конгресса ограничены списком статьи 1 раздела 8, распространяясь на широкий класс областей, где он хотел бы видеть правительственное финансирование – как раз тех областях, где он отрицал юрисдикцию федерального правительства, когда писал эссе «Федералист» №17 и №34 несколькими годами раньше.

Патрик Генри поднял в точности этот вопрос при обсуждении ратификации Конституции в Вирджинии: не будет ли «общее благосостояние» опасной открытой фразой, которая позволит федеральному правительству делать все что тому заблагорассудится, прикрываясь тем, что все эти меры направлены на «общее благосостояние»? Сторонники Конституции Дале Генри определенный ответ: нет, «общее благосостояние» не может иметь такой расширительной трактовки.

Но неужели наша Конституция не является «живым» документом, эволюционирующим вслед за пресловутыми меняющимися временами? Нет и тысячу раз нет! Если мы чувствуем необходимость изменить Конституцию, мы вольны вносить в нее поправки. В 1817 году Джеймс Мэдисон напомнил Конгрессу, что создатели Конституции «предусмотрели [в Конституции] надежный и практичный режим улучшения ее с помощью накопленного опыта» - ссылаясь, таким образом, на процедуру внесения поправок. Но это не то, чего хотят сторонники так называемой «живой» Конституции. Они выступают за систему, при которой федеральное правительство, и, в частности, федеральные суды, вольны – даже в отсутствие каких-либо поправок – интерпретировать конституцию в ином ключе, чем те, кто ее создавал и кто голосовал за ее ратификацию.