Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2006)

• Название: Новый Мир ( № 4 2006)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Дмитрий Тонконогов. Молоко можно в пакетах. Из новых сочинений. — “Интерпоэзия”. Международный журнал поэзии. 2005, № 3 <http://magazines.russ.ru/interpoezia>.

...................................................

Хочу быть Ахматовой

И чтобы Рейн был у меня на посылках.

Молоко можно в пакетах,

А кефир непременно в бутылках.

Жила бы в Коломне, ездила на трамвае,

Меня бы с кондуктором путали и деньги давали.

Компактная сумочка, величественный кивок.

Я Ахматова, говорю, а они:

Мы узнали вас, фрекен Бок.

...................................................

(“Станции”)

Тяготение к центру. Беседу вел Виталий Куренной. — “Политический журнал”, 2005, № 43, 19 декабря.

Говорит профессор Московского архитектурного института, доктор искусствоведения Вячеслав Глазычев: “Дело в том, что для функционирования нашего управленческого аппарата просто необходима непосредственная, я бы сказал, физиологически-психологическая близость друг к другу. И это несмотря на то, что сейчас мы, казалось бы, живем в мире, где передача информации больше не является проблемой. Такая близость была бы излишней, если бы система была действительно бюрократически упорядоченной, работала бы как бюрократия в собственном смысле слова, действующая по определенным нормам и правилам. Но пока традиция „man to man”, традиция урегулирования отношений за рамками официальных отношений, сохраняется, разговоры о безболезненном переносе отдельных ведомств в другой город — пустые словеса”.

Елена Фанайлова. Это не кризис, это п...ц. Вопросы задавали Александр Гольдштейн и Михаил Юдсон. — “ПОЛИТ.РУ”, 2005, 2 декабря <http://www.polit.ru>.

“Не так давно я вообще бросила читать художественную литературу. Меня еще интересуют современное кино, причем в массовом его варианте, и изобразительные технологии. (Смыкаются они в таком шедевре масскульта, как „Город грехов”.) Меня интересует жизнь, история, формообразование, трансформации социальной энергии, за этим я еще могу как-то следить, да и то еле успеваю. Меня интересует смысл. Современная русская литература этим не занимается. Она являет собою низкотехнологичное устаревшее устройство с низким к.п.д. для удовлетворения мелких амбиций. <…> Кризис, и чудовищный. Он пока, может, и не наблюдается невооруженным глазом, но скоро, очень скоро сделается очевиден. Если рассматривать поэзию как аутическое бормотание утонченных организмов и ремесленное умение — тогда да, поэзия с конца девяностых годов поднялась на невиданные высоты, не заметные, впрочем, почтеннейшей публике. Пишут много и грамотно, читать не хочется. Русская поэзия никуда не двинулась, не изобрела нового инструментария со времен Серебряного века и обэриутов. Концептуализм из инструмента ментальной революции быстро превратился в девичью игрушку. Поэтам не стоит обольщаться и возноситься, а следует смиренно помнить, крошки с чьего стола мы доедаем. Сегодня наблюдается тяжелейший кризис смыслов в русской не только поэзии, а тотально, во всей русской идеологии, в поле смыслообразования, не говорю уж о философии, которой у русских просто нет. Поэзия — один из важнейших инструментов смыслообразования, антропологический инструмент. Страна Россия переживает чудовищный антропологический и онтологический кризис. Поэзия обязана не только это вяло констатировать, но и найти способ довести до сознания безмозглых современников, что дела обстоят более чем неважно. Современники, затраханные социальными катаклизмами-катастрофами и собственными иррациональными страхами, не хотят слышать ничего дурного, а хотят успокоительного, и я их понимаю, но не оправдываю. Тот, кто заставит их слушать, окажется на пиру в Валгалле. Что-то я такого певца не наблюдаю окрест. Это не кризис. Это п...ц. <…> Русские литераторы — это сборище уродов. Города конкретные здесь ни при чем. Московские уроды сытнее едят и мягче спят. Провинциальные — огорчаются, бедные, что их не допускают к кормушке. Питерские еще не решили, хотят ли походить на Лондон и Амстердам или гундеть, какая Москва гадкая”.

См. также: Елена Фанайлова, “Цикл Альбертины” — “Зеркало”, Тель-Авив, 2005, № 25 <http://magazines.russ.ru/zerkalo>.

См. также: Елена Фанайлова, “Подруга пидора” — “Зеркало”, Тель-Авив, 2004, № 24 <http://members.tripod.com/~barashw/zerkalo/index.htm>.

См. также: Елена Фанайлова, “Жития святых в пересказах родных и товарищей” — “Знамя”, 2004, № 6; Елена Фанайлова, “Русская версия” — “Знамя”, 2004, № 11 <http://magazines.russ.ru/znamia>.

Борис Хазанов. Ветер изгнания. Эссе. — “Интерпоэзия”, 2005, № 3.

“Слово exsilium, изгнание, вошедшее в новые языки, встречается у авторов I века и спустя два тысячелетия означает все то же”.

Дмитрий Харитонов. Absolute Beginners . Монолог двадцатилетнего. — “GlobalRus.ru”, 2005, 26 декабря < http://www.globalrus.ru>.

“<…> я хочу обратить внимание на то общее состояние, в котором оказалось мое поколение, которому сейчас примерно от 18 до 22 лет. <…> Мы — первое поколение в истории гуманистической цивилизации, которое этой цивилизации не застало. Когда мы родились, она находилась в упадке, когда росли — нам было не до нее, когда повзрослели — ее уже некоторое время как не было”.

“Необходимые параметры национальной культурной традиции — универсальность и воспроизводимость. То есть, будучи транслируема из поколения в поколение и, разумеется, меняясь (достраиваясь), культура должна сохраняться в своем основном виде, в виде канона — канон же должен лежать в основе культурного словаря поколения, должен быть общим знанием, если угодно — общим местом. <…> Русская культура сегодня — это вымирающий язык, на котором говорит некоторое число носителей, язык, мало где изучаемый, мало кому интересный, мало кому нужный. Русская культура сегодня имеет не национальный, а академический статус”.

“<…> в „нулевые” годы обнаружился прямо-таки абсолютный культурный ноль, с которого и придется начинать. Нам придется экспериментальным путем найти ответ на небывалые вопросы: можно ли в агрессивной среде гальванизировать культуру и искусственным образом поддерживать в ней жизнь (если да, то как долго и зачем)? Может ли страна существовать без культуры? Бывает ли поколение без страны или это — „одна фантазия”?”

Михаил Харитонов. Возвращение общины. — “Спецназ России”, 2005, № 12, декабрь <http://www.specnaz.ru>.

“Однако белые люди не хотят умирать. <…> И если белые в самом деле поставят своей целью выход из состояния „индивидуализма” (то есть бессилия перед любой сколько-нибудь организованной силой), то им это, скорее всего, удастся. Причем так, что никому мало не покажется. Новые европейские общины будут, скорее всего, основываться не на кровно-семейных, а на идейных основаниях и будут похожи на средневековые ордена, только светские. Несомненно, они будут использовать самые современные финансовые системы, а также современные средства связи и контроля. Они будут обеспечивать своим участникам высокий уровень образования и отличные „стартовые условия” для того, чтобы побеждать”.

Егор Холмогоров. Cчастье быть русским. — “Правая.ru”. Православно-аналитический сайт. 2005, 26 декабря <http://pravaya.ru>.

“ Без специфического для каждого народа эмоционального переживания своей национальности, без определенной эстетики Родины и сам народ не существует — ни как био-социальный организм — этнос, ни как историческая нация. Между тем эстетика переживания русскости, которой в ХХ веке неоднократно наносились чувствительные удары, оказалась к началу нашего столетия практически утраченной. Наша национальная культура разбилась на поп-культуру, которая не может считаться русской даже формально, и патриотическую „субкультуру””.

“Осталось только умение перемигиваться, о котором некогда гениально писал Розанов: „Посмотришь на русского человека острым глазком… Посмотрит он на тебя острым глазком… И все понятно. И не надо никаких слов. Вот чего нельзя с иностранцем”. Но эта культура перемигивания от того и развилась, что любое слово, в которое уже облечена тайна, тут же становится „общечеловеческим достоянием”. А в обкраденном русском языке почти не осталось слов-загадок, если не считать таковыми, конечно, „вошедшие во все языки без перевода” речекряки „perestroyka”, „glastnost”, „Gorbachev”… Тут не захочешь — начнешь перемигиваться”.