Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2004)

• Название: Новый Мир ( № 6 2004)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“ 4.01.44. 9.50. Всю ночь дежурил. Всю ночь — метель. Намело сугробы. Люблю утро после бессонной ночи. Совсем особое состояние. Легкость какая-то. Потом наступает депрессия. 21.10. Нашими сердцами владеет иногда печаль. Фу, какую чепуху пишу. Это от тоски. А что, если застрелиться? Глупо. Все, все это глупо. Я зашел в тупик. Дело даже не в Кате. А вообще — тоска. Тупик, который надо прошибать лбом. А ведь я сейчас на самом гребне жизни. 28 лет. До этого было небытие, потом рождение, потом детство, юность. Теперь зрелость, а потом — скат — начало старости, старость, смерть. Если жизнь не прервется на войне или от моей руки. Нет, надо быть бодрым и дышать всеми порами. Не надо тосковать”.

Н. И. Гаген-Торн. Из дневников 1974 — 1979 гг. Публикация и вступительная заметка Г. Ю. Гаген-Торн. Комментарии Г. Ю. Гаген-Торн и А. В. Лаврова. — “Звезда”, 2004, № 2.

Записи писательницы и ученого-этнографа, “двойной” лагерницы и ученицы-друга Андрея Белого. Это дневник — парадоксально! — твердой и светлой души, мучающейся слабостью и безверием. Нет никакой рассеянности: беспрерывный труд над своим делом. И опять — как и у Шефнера, как и у почти всякого ищущего смыслы интеллигента ушедшей эпохи — тотальное одиночество. И повсюду — вспышки, прозрения (когда-то еще замеченные в Нине Ивановне тем же Андреем Белым).

Владимир Губайловский. Открытое окно. Поэзия русской диаспоры. — “Дружба народов”, 2004, № 2 <http://magazines.russ.ru/druzhba>.

О Дмитрии Бобышеве: “Это вялый полураспад формы <…> [ему], в общем, наплевать на стихи”. И — долгое восхищение ранней поэмой “Новые диалоги доктора Фауста”.

Об Анне Горенко: “Для того, чтобы нарисовать распад, нужно находиться в совершенно здравом рассудке, но этот распад нужно близко, очень близко знать, иначе рисовать нечего”.

О поэтах вообще: “Поэты вопреки установившемуся мнению — люди с резко повышенным порогом чувствительности. Им необходимы очень большие информационные дозы, чтобы они хоть что-то почувствовали. Их не удовлетворяют ни материальные богатства, ни радости отцовства или материнства, да и красивый закат, если он не ко времени, и уж тем более одуванчик этот у забора или там запах дегтя. Поэт и землетрясения-то может и не заметить — не то что одуванчик. Он ждет. Это обычное состояние поэта, вдохновение-то — редкая вещь. Поэт сидит, перышком скрипит, и вроде бы его биологической жизни ничего не угрожает. А на самом деле он живет в жесточайшей информационной аритмии: то невероятный скачок, то полная смертельная тишина. Ни опыт, ни мастерство помочь не в состоянии. Сиди и жди”.

Я люблю, когда Губайловский вот так отвлекается.

Денис Гуцко. Там, при реках Вавилона. Повесть. — “Дружба народов”, 2004, № 2.

Кровь, пот и слезы — простите за неловкий каламбур — глазами и порами молодого тбилисца, призванного в армию и оказавшегося в гуще событий, которые войдут в историю словосочетаниями “бакинские погромы”, “Карабах” и “саперные лопатки”. О ненависти, чистоте и изумлении одиночества — чем? — жестокостью множественности .

Евгений Ермолин. Место родины. К уходу Георгия Владимова. — “Континент”, 2003, № 4 (118) <http://magazines.russ.ru/continent>.

“Истории Владимова — это притчи о человеческом уделе. О русском человеке. И его герои, с которыми ты невольно сживаешься и роднишься, — это одновременно выражения некоего универсального поприща и смысла. Вот это для меня очевидно. И это важно понять, чтобы снять те претензии к Владимову, которые обращены совершенно не по адресу. Он стремится к верности факту, опираясь на органическое стремление к истине, но вообще-то не является историком-буквалистом, не нужно этого и требовать. <…> Его этос — этос стоического одиночества. Небеса молчат, и человек должен сам сделать свой выбор. Герой нашего времени, если есть повод о таковом говорить, так же несет свой выбор ответственности на сто и на двести процентов, как несут ее герои Владимова. И еще, внеплановый его урок. В каждом нашем поражении зреют зерна грядущей победы”.

Алексей Иванов. Гиперборея. — “Дружба народов”, 2004, № 2.

Никакой это не очерк про русский Север. Это замаскированная поэма: страстное, любовное признание Соловкам и — шире — северной русской земле. Энергия и музыка. Читая симфонический финал, я вспоминал известную формулу: “тема закрыта”.

“Вот он стоит, мозг леса, — муравейник. Он и вправду похож на мозг с виду, состоит из какого-то бурого вещества, живой бугор, а подойдешь поближе и присмотришься — муравьи копошатся в нем, как мысли. И ведь на самом деле каждый несет информацию (мысль) и передает ее другим химическим путем, такие же процессы происходят и в мозгу. Но в отличие от человеческого мозг этот бессмертен и прекрасен. Чувствуется спиртовой запах муравьиной кислоты, все сооружение тихо, еле заметно шипит, киша телами, а прислонись попробуй, как тут же тысячи пахучих тел с тонкими, как иголочки, ножками захватят тебя, вопьются не больно в кожу: высоколобые, восково-черные, роботоподобные, с нежнейшим на вид оранжевым торсом кусают, как дети, не больно, только лишь по долгу службы и одновременно, кажется, заключают мировое соглашение, усыпляя, гипнотизируя запахом здорового леса. И знаешь, что этот мозг понимает тебя, он внеличностен, но гениален, пронизан добрым и ратным копошением. Мне нравятся геометрические муравьиные телодвижения, их расчетливость и предсказуемость. Не люблю волнообразные наступления гусениц, извивы пиявок и червей, неуклюжесть, сизифовость взбирающихся жуков, аллергическое мельтешение бабочек, но кусачий вороной циркуль под названием „муравей” ценю за его солдатскую натуру, четкость и маршировку; за длинные цепи инфантерии — нигде не застревающий обоз, подобный часовому механизму; за жесткость в обращении с домашними дойными насекомыми — тлями. От рыжего мозга по всему лесу расползаются высоколобые, антрацитовые, да не будет никогда твой лоб пробит вражьими клешнями. Люблю высоколобых муравьев, пчел и дельфинов, волков и тюленей благословенной страны лобастых поморов, поклоняющихся самому высоколобому святому — Николаю Чудотворцу”.

А. А. Искандеров. Токугава Иэясу (рубрика “Исторические портреты”). — “Вопросы истории”, 2004, № 3.

О великом средневековом японском полководце и политике, его долгой борьбе за целостность и государственность. Подробно рассказывается об оставленном Иэясу завещании стране, а попросту — политическом манифесте. Только пять видов смертной казни за госпреступления чего стоят. Кстати, если его с кем здесь и сравнивают, так с Бисмарком да Петром Великим.

К 80-летию “Звезды”. — “Звезда”, 2004, № 1.

В юбилейной подборке Андрей Арьев публикует свое эссе-напоминание “Журнал „Звезда” и идеология „попутничества””, а Арлен Блюм — свою “Хронику цензурных репрессий 1940 — 1960-х годов” (“„Звезда” после августа 1946-го”). Много неожиданного и трагикомического.

Конференц-зал. Роман Арбитман, Павел Басинский, Евгений Бунимович, Андрей Дмитриев, Марина Каменева, Борис Кузьминский, Андрей Немзер. АРС’С об итогах 2003 года. — “Знамя”, 2004, № 3.

Зримо описав явно отрежессированное чтение-представление Гюнтером Грассом своей новой книги на международной ярмарке (с подтанцовками специальных барышень и прочими перформансами), Борис Кузьминский подытоживает:

“Что говорить, у нас подобное невозможно. К счастью для горнего престижа литературы — и к несчастью для ее дольнего статуса. Только по окончании вышеописанного концерта публика раскупила не менее тысячи экземпляров книги. А в топ-листе общегерманских продаж высоколобое, прихотливо-эссеистическое произведение Грасса на втором месте, выше лишь „Гарри Поттер”.

У нас ведь невозможно и это.

Никакой Пелевин не переплюнет Донцову.

За минувшие три года мы наблюдали резкий скачок интереса крупных книгопечатных фирм, контролирующих львиную долю национального рынка, к русской психологической прозе. И через короткое время — не менее резкий спад. Соответствующие линии одна за другой сворачиваются, тиражи редких внесерийных изданий (исключая публикации немногочисленных звезд жанра) падают до чисто символических цифр. Продукт отечественной выделки оказался не по зубам отечественной рекламе и распространению. Думаю, не оттого, что он низкого качества. А оттого, что чересчур высокого: принципиально штучный, неформатный, не укладывающийся в рамки примитивных рыночных аналогий. Требовалось всякий раз уламывать оптовиков, нащупывать новые стратегии продвижения, привлекать сторонних экспертов: слишком дорого, слишком хлопотно. Да и не всякий признанный эксперт согласится встроиться в издательский производственный конвейер. Точнее, практически никакой не согласится. Чистота риз.