Пу И - Последний император

• Название: Последний император
• Автор: Пу И
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2006
• ISBN: 5-9697-0244-7

Эта книга — воспоминания последнего китайского императора династии Цин, правившей более двух с половиной столетий. На долю Пу И выпало немало испытаний: он побывал в советском плену, на родине был приговорен к десяти годам лагерей как военный преступник, а после освобождения работал садовником в Пекинском институте ботаники. Книга легла в основу фильма Бернардо Бертолуччи "Последний император", завоевавшего девять "Оскаров".

---

Когда я встретился со своим дядюшкой и сестрами, я таких подсчетов еще не проводил, но когда они стали перечислять по пальцам тех, кого уже нет, я стал вспоминать ушедших из жизни родственников и пришел в ужас. И вопрос здесь не только в этих цифрах. Ведь когда дети вырастали, они ничего не умели, разве что держать в руках клетку с птицами. С обучением и работой они тоже были не в ладах, поэтому ничего интересного в жизни у них не было. Судьба маньчжуров по времена республики в большинстве своем была именно такой. Старшее поколение, кроме того, что каждый день прогуливалось с птицами в клетках возле задних ворот дворца, еще попивало чай спозаранок и так до обеда, во время которого подавалось 18 блюд с различной снедью. После обеда нужно было перед домочадцами продемонстрировать свое величие. А больше и делать было нечего. Те, что помоложе, умели кланяться, прислуживать старшим, во всем им подражать, и мало кто задумывался над тем, что хорошо было бы чему-то и научиться. В конце концов они оставались неучами и оказывались в тупике, не имея ни таланта, ни желания работать. Теперь все изменилось! После этой встречи я понял, что нынешнее поколение ждет совершенно иная судьба. Об этом мы не смели и мечтать. В Пекине у моего брата и шестерых сестер народилось 27 детей. Кроме самых маленьких, все остальные учились в школе, старшие поступили в университет. У моего дядюшки 16 внуков и правнуков. Старший из них, которому 28 лет, работает техником на гидростанции; внучка учится в военно-медицинском институте; одна внучка была народным добровольцем и, получив три боевых награды, возвратилась из Кореи домой и поступила в вуз; другая работает в ансамбле НОА. Да и остальные не сидят сложа руки. Теперь на прогулки с птичками и катание на лошадях смотрят с улыбкой.

Судьба у молодых людей нынешнего поколения имеет и другие примеры. Например, у Пу Цзе было две дочери, которые вместе с матерью в то время жили в Японии. Старшей исполнилось 18 лет. Спустя девять месяцев после моей встречи с родственниками жена Пу Цзе прислала из Японии письмо с печальной вестью. Старшая дочь и ее друг покончили с собой из-за любви. Позднее были всякие разговоры, но как бы там ни было, я верю, что оба они были глубоко несчастны.

С тех пор к нам в тюрьму постоянно приезжал кто-нибудь из родственников. Стоит сказать, что упрямый и вечно во всем сомневающийся Лао Лю все-таки встретил свою дочь-искусствоведа. Она приехала к нему вместе со своим мужем.

Дочь сказала отцу: "Папа, ты продолжаешь сомневаться? Я в Академии искусств! А это мой друг!" Отец сказал: "Теперь я верю".

Дочь сказала: "Понимаешь, если бы страной не руководил председатель Мао, разве я могла бы поступить в Академию? Разве я могла бы быть такой счастливой, как сегодня?" Он ответил: "Это я тоже понял!"

Дочь сказала: "Раз понял, то ты должен хорошенько учиться, как следует перевоспитываться!"

То, что понял Лао Лю, понял и Лао Чжан. Из-за того, что сын назвал его господином, он чуть с ума не сошел. А тут к нему приехала дочь и привезла письмо от сына. Он потом показывал его чуть ли не каждому:

"Папа, теперь я все осознал. У меня были "левацкие" настроения. Воспитательная работа, проведенная комсомолом, и критика товарищей была совершенно правильной. Я был к тебе несправедлив… Может, тебе нужна в чем-нибудь моя помощь? Думаю, что для занятий тебе наверняка пригодится золотая авторучка, я купил такую и теперь прошу сестру передать ее тебе…"

Японские военные преступники

В июне — июле я с несколькими сотоварищами отправился в Шэньян, чтобы присутствовать в качестве свидетеля на заседаниях военного трибунала во время судебного процесса над японскими военными преступниками

Из газет было известно, что в Китае всего было арестовано свыше тысячи японских военных преступников. Часть в Фушуне, часть в Тайюане. 7 июня 1956 года сорок пять из них приговорили к тюремному заключению, остальные были освобождены от наказания и при участии китайского Красного Креста возвратились в Японию. В Шэньяне судили тех, кого арестовали в Фушуне, всего 36 человек. Некоторые из них были мне известны во времена Маньчжоу-Го, некоторых я видел на трибуне на собраниях фушуньского управления. Одним из них был Фуруми Тадаюки — заместитель министра при канцелярии Маньчжоу-Го. Он и еще один высокий японский чин являлись теми, против кого я и четверо других должны были выступать в качестве свидетелей. На судебном заседании Фуруми заслушивали первым. Впоследствии ему присудили 18 лет тюремного заключения.

Когда я вошел в зал суда, я вдруг вспомнил победу китайских добровольцев в корейской войне, вспомнил дипломатическую победу на переговорах в Женеве, вспомнил о международном статусе страны после образования КНР. Ныне на китайской земле судят японских военных преступников. Небывалое событие в истории.

Когда китайские народные добровольцы вместе с корейской народной армией одерживали победы, я думал лишь о том, что у меня нет другого пути, как признать вину и просить снисхождения у китайского народа. Теперь же, во время суда над японскими военными преступниками, я перестал думать о себе, меня гораздо больше волновала другая проблема, проблема национальной гордости!

Нет, я почувствовал не только национальную гордость. Это великое чувство заставило меня подумать о многих вещах.

Перед объявлением приговора Фуруми в своем последнем слове сказал:

— На территории Северо-Востока нет ни одного сантиметра земли, на которой не остались бы следы бесчеловечных злодеяний японских милитаристов. Преступления империализма — это и мои преступления. Я глубоко осознал, что являюсь военным преступником, который откровенно нарушил международное право и принципы гуманизма и совершил тяжкие преступления против китайского народа. Я искренне прошу прощения у китайского народа. Ко мне, преступнику, к которому трудно проявлять снисхождение, китайский народ в течение шести лет относился гуманно и дал мне возможность спокойно осознать свою вину. Именно поэтому ко мне вернулись совесть и разум. Я понял, по какому пути должен идти настоящий человек. Я считаю, что это мне дал китайский народ, и я не знаю, как его теперь благодарить".

Как сейчас помню, что после моего выступления в качестве свидетеля, когда суд попросил его высказать свои замечания, он низко поклонился и со слезами на глазах сказал:

— Все, что сказал свидетель, это правда. Эта картина невольно заставила меня вспомнить Международный военный трибунал, происходивший в Токио. Там японские военные преступники с помощью своих адвокатов подняли настоящую шумиху. Они стали нападать на свидетелей, изворачивались, как могли, и скрывали свои преступления, чтобы уменьшить вину. Здесь же не только Фуруми, не только мои оппоненты свидетеля, но и все военные преступники, которых судили, признали свою вину.

О японских военных преступниках мои братья и сестры, в особенности Лао Вань со своей великолепной памятью, могут рассказывать днями. Они участвовали в переводе огромного количества материалов, связанных с изобличением японских военных преступников и признанием ими своей вины. А после выдворения многих из них обратно в Японию мои родственники помогали управлению переводить огромное число писем из Японии. После амнистии мужа сестры эту работу выполняли Пу Цзе и еще несколько человек.

Был некий японский военный преступник, в прошлом командир сухопутных войск, который в 1954 году когда началось следствие, то ли со страху, то ли из враждебности, замкнулся и ничего не говорил. Даже тогда, когда на процессе его обвиняли свои же подчиненные, он продолжал держаться надменно. Однако на этот раз он признал, что руководимые им подразделения в провинциях Хэбэй и Хэнань шесть раз совершали массовые убийства мирных жителей. Так, в октябре 1942 года подчиненная ему рота в деревне Паньцзядай расстреляла свыше тысячи двухсот восьмидесяти простых жителей и сожгла свыше тысячи домов. Он признал эти факты перед судом. После того, как его осудили на 20 лет тюремного заключения, он сказал корреспондентам: "Во время судебного процесса, имея в виду мои прошлые преступления, я считал, что Китай строжайшим образом подойдет к моим антигуманным действиям и нарушению международных прав человека, и приговорит меня к смертной казни". Он сказал далее, что суд был в высшей степени правильным и справедливым и что судебный процесс проводился так, как никогда не проводился в старом обществе. Он сказал, что хотя ему трудно было найти оправдание за свои преступления, тем не менее ему был выделен адвокат.

Один японский полковник без предъявления обвинения был амнистирован. Муж моей третьей сестры переводил письмо из Японии, которое написал один военный преступник, возвращавшийся вместе с тем полковником на одном пароходе. В письме говорилось, что когда японские журналисты узнали о том, что в тюрьме этого полковника допрашивали его же подчиненные (тоже военные преступники), они сильно негодовали по этому поводу и потому решили взять у него интервью прямо на пароходе, надеясь, что он скажет что-нибудь такое, что будет отличаться от уже сказанного ранее. Дело в том, что восхищение и благодарность новому Китаю из уст военных преступников давно уже набили оскомину некоторым корреспондентам. Однако полковник "не оправдал" их надежд. Корреспондент спросил его: "Почему вы продолжаете говорить все то же самое? Вы все еще боитесь Китая?" Он ответил: "Я сейчас плыву на японском пароходе, чего мне бояться Китая? Я говорю всего лишь правду".