Валериан Бородаевский - Посох в цвету: Собрание стихотворений

• Название: Посох в цвету: Собрание стихотворений
• Автор: Валериан Бородаевский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91763-075-5

Валериан Валерианович Бородаевский (1874–1923), самобытный поэт религиозно-философского склада. В 1909 г. довольно ярко заявил о себе сборником стихотворений, вышедшим в издательстве Вяч. Иванова «Оры», но, выпустив в 1914 г. второй сборник, отошел от литературного процесса и надолго оказался забыт. Настоящее издание – первый опыт полного собрания стихотворений Бородаевского, значительная часть которых публикуется впервые.

---

LIV. БЕГЛЫЕ СТРОФЫ

Небо заткано мелким узором, –
Облака высоки и недвижны.
Будто лилия, солнце за ними
Хрупкой чашей сквозит и мерцает.

Забурело поблеклое жнивье.
Зеленеет и стелется озимь.
И порхающий ветер лепечет
Однозвучные белые строфы.

Разыгрались грачи. Ниспадая,
Загудят, словно рокот прилива,
И поднимутся снова, и реют,
На невидимых волнах качаясь…

Мнится, будто сижу и гляжу я
В мой альбом, где все лица – родные,
Под наивной гравюрой, старинной,
Одноцветной, как серое небо.

LV. В ЛЕСУ

I. «Утро раннее в красных огнях…»

Утро раннее в красных огнях.
Серебром и румянцем сугробы горят,
И в еловом лесу, на тяжелых ветвях,
Ледяные мечи в переливах дрожат.
Сном окованный
На заре искрометного белого дня.

Темносиние тени кругом
Полегли неподвижной зубчатой каймой.
У опушки, скрываясь густым лозняком,
Волчий след потянул… Вот другой.
И в лощину два следа спускаются
И сплетаются
И бегут, хоронясь от стрельчатых лучей.

Отгорая, тускнеет восход.
Слышен по лесу звучный топор:
Рубят старую сосну, и глухо поет
Похоронную песню встревоженный бор.
Вьются вихри, как духи бесплотные,
Перелетные
На заре ослепительно-яркого дня.

II. «Оттепель. С длинных сосулек сбегая…»

Оттепель. С длинных сосулек сбегая,
Капля за каплей бежит, напевая.
Серо и сыро. В косматом лесу
Гулко рокочут высокие кроны.
Смутно пророчат, – и нежные звоны
В сердце больном я покорно несу.

Эти печальные, сладкие звоны…
Жалобный крик пролетевшей вороны
И безнадежная зелень хвои!
Оцепенение и содрогание,
Жизни прощение, смерти лобзание –
Лед, – это слезы твои!

LVI. ВИНОГРАД

Я насаждал виноградные тонкие лозы.
Я поливал их, роняя любовные слезы.

Зыбкие листья тихонько руками колебля,
Я выпрямлял, воздвигал побледневшие стебли.

С жаром и холодом бился, – прожорливой птице
Ставил силки, и капканы лукавой лисице…

Диво ли в том, что теперь, упоенный струею,
Сплю и царицу мою обнимаю мечтою?

Диво ли в том, что мой хмель так разымчив и светел,
Что виноград за любовь мне любовью ответил?

LVII. «Образы любимые, что сердце перетрогало…»

Образы любимые, что сердце перетрогало,
Измололись жерновом, потеряли связь.
Я с руки взволнованной отпускаю сокола,
Я застыл, Восходу алому дивясь…

Вот он стаю гонит, высоко заброшенный.
Знал я этих томных, лживых лебедей!
Старая лебедка падает, подкошена,
Мертвая покоится на груди моей.

Выше взмыл стремительный, тучами овеянный.
С птицей-Рок схватился. Птица-Рок страшит…
Побеждай, о сокол, сердцем возлелеянный,
Кровью лучшей вспоенный – кровных обид!

И глаза смежаются, солнцем ослепленные…
Там под жгучим оком вершится бой!
И завяло сердце, мукой пораженное,
И маню заступника – мертвой рукой.

УЕДИНЕННЫЙ ДОЛ. ВТОРАЯ КНИГА СТИХОВ. (М.: Мусагет, 1914)

ДАЛЕКИЙ БРЕГ

Далекий, вожделенный брег!

Пушкин

I. МЕДАЛЬОНЫ. Цикл сонетов

1. Святой Франциск

Когда я пал так безнадежно низко,
Что взор Христа страшуся повстречать, –
Хочу рукой слабеющей достать
До ризы бедной нежного Франциска.

Так тленный глаз от солнечного диска
К его лучам спешит перебежать;
Когда – в разлуке – милой не обнять,
Так сладостна – любовная записка.

Друг нищих душ, о младший брат Христов,
Ты не забыл ни пташек, ни волков,
Скитаясь меж бездомных лаззарони;

И даже злую плоть, что распинал,
В предсмертный час улыбкой ты ласкал,
Соединив пронзенные ладони.

2. Мильтон

Как сладко грезить мне, что, вспенив море,
Я посещу туманный Альбион,
Где состязались мудро виг и тори,
И даже бури ведали закон!

Мечтать в ночи о важном разговоре
Вестминстерских часов, – услыша звон, –
И о гробнице в лавровом уборе,
Где имя гордое прочту: Мильтон.

А ниже: Бард, или еще: Свобода.
И ясен мир заморского народа,
И как приближен дальний этот край!

Бестрепетный, железный пуританин,
Я верую в твой возвращенный рай ,
Где даже дух твой – вечный Англичанин.

3. Паскаль

На лоб твой геометра полагая
Венок из терний, – вещую печаль,
Смиряясь, умирил ты, Блэз Паскаль!
Пусть бездны зев грозит тебе, зияя, –

Пронзенная Десница всеблагая
Коснулась глаз твоих, и дальний Граль
Провидел ты и лобызал скрижаль,
Еще горящую огнем Синая.

А в час отдохновений и побед
Вручал тебе свой циркуль Архимед,
И дух живил предвечный Архитектор;

Склонясь к листу, ты числил и чертил,
Но под пером твоим малейший сектор
О таинстве распятий говорил.

4. Сведенборг

Едва теснины дольние расторг
Твой жгучий глаз и в далях безымянных
Витал, – скажи, избранный от избранных,
Кто о тебе подъял последний торг?

Кто, охмелевший бездной Сведенборг,
Встречал тебя на скалах первозданных, –
Денница ли с изгибом уст желанных,
Сулящий в дар свой ледяной восторг?

Как отвечал ты Князю искушений,
Воздвигнутый горе, к иным кругам
В обители лазоревых видений?

Но голос твой, завещанный векам,
Звучит темно и глухо о святыне,
Как колокол, затопленный в пучине.

5. Калиостро

Спеша из края в край в раскрашенной карете,
Как кожу гибкий змей, меняя имена
И жесты важные, – Маэстро и жена,
Лоренца лживая, несутся к дальней мете.

Великий Кофта ли в пурпуровом берете,
Граф Феникс в бархате, – быть может, Сатана? –
Он сыплет золотом и зельями, – она
Глазами жгучими влечет в иные сети.

И золото всех стран за райский Пентагон
Рекой стекается и, нимбом окружен,
Ты – чудо сам себе, волшебник Калиостро!

Но, чу! рожок звенит… Толпа ливрейных слуг
Снует бездельная… И мчит тебя, сам-друг,
Карета шестерней, малеванная пестро.

6. Бальзак

Огромный Оноре! плечом циклопа
Покорно принял ты, как дар от муз,
Седых камней неизреченный груз,
Отторгнутых могуществом потопа.

Ты храм воздвиг, – но дряхлая Европа
Змеей бежит пророчественных уз:
Богам из глины молится француз
С позорным сладострастием холопа.

До наших дней непонятый чудак,
Как хороша твоих созданий свита:
Ведун Ламберт и томный Растиньяк,

И лик свирепый красного бандита!
Но слаще всех, возвышенный Бальзак,
Твой андрогин крылатый – Серафита.

II. ОРЛЫ

Где будет труп, там соберутся орлы.

Матф. 24, 28; Луки 17, 37

На бледный труп от льдистой мглы,
С бесплодных гор, ширяя, канут
Широковейные орлы
И, веки приподняв, заглянут
В безжизненный зрачок… И вот,
Пророча воскресенье персти,
Орел седой, ярясь, клюет
Из окровавленных отверстий.
Глаза, что в грозный день Суда,
Восхищены от пасти орлей,
Уж не померкнут никогда, –
Скользят в ненасытимом горле.

И ждут косматые орлы
Обряда темного свершенье;
Глядят, нахмурены и злы,
На первое преображенье.
Их дрогнут крылья, чуть старик
Вонзит меж ребер клюв согбенный,
И горд и буен будет клик,
Когда из груди вожделенной
Ужасный повлечет комок
И когтем над орлами вскинет,
Да клюва алчного не минет
Пустой бессмертного чертог.

III. ПАМЯТИ Н. Ф. ФЕДОРОВА