Филипп Джиан - Вот это поцелуй!

• Название: Вот это поцелуй!
• Автор: Филипп Джиан
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-401-3

За свои пятьдесят с лишним лег французу Филиппу Джиану приходилось неоднократно и подолгу жить в США: он оказался редким для современной французской литературы примером экспериментатора, упорно прививающего на европейскую почву опыт американской книжной индустрии, американского кинематографа, американского телевидения. Первый крупный успех ему принес роман «37,2° по утрам» 1985 года, экранизированный Жан-Жаком Бенексом с Беатрис Даль в главной роли, и вслед за тем переведенный более чем на двадцать языков. В конце прошлого года Джиан запустил серию романов из шести книг, в которых подражает американскому сериалу «Шесть футов под землей».

«Вот это поцелуй!» – странная смесь из типичного американского нуара, детектива и психологического романа. Двое полицейских, Натан и Мэри-Джо, расследуют зверское убийство девушки, дочери злодея-магната. Это книга о взаимонепонимании и жестокости, о бессмысленности существующего порядка и попыток ему противостоять.

---

– Но мне кажется, что тяжелее всего – оказаться в одиночестве. Именно это и пугает меня.

– И однако же, не стоит предаваться мечтам, ведь одиночество – наш удел. Не так ли? И ничего тут не попишешь, бедная моя Мэри-Джо.

В глубине души я романтик. Я была склонна к романтизму еще девочкой. Еще до того, как моя мать смылась, до того, как мной занялся отец. На свой лад. И задолго до того, как я вышла замуж за членососа, в которого влюбилась как сумасшедшая, что мне не помогло…

Я с трудом встала на ноги, упершись в колени Фрэнка обеими руками. Что я могла еще поделать? К тому же меня ждала работа…

Фрэнк судорожно потирал руки.

– А Натан? Где он? Чем он-то сейчас занимается? Сонет для нас пишет?

– Он скоро придет, не волнуйся; Но он мне не понадобится.

Фрэнк вдруг вцепился в оконную раму, на которой крепились мои ящички с цветами, и, словно обращаясь к небесам, к густому сумраку, застонал:

– Но что это даст? А? Что мы с этого получим?

– Черт возьми, Фрэнк, прекрати! Надо же сохранить хотя бы минимум того, что у нас есть в жизни! Или, по-твоему, этот мир недостаточно безумен?

– Но что мы в нем изменим? Что в нем изменится, скажи? Мир все равно будет погружаться в бездну. Как камень в грязь. И в конце концов все равно пойдет ко дну, Мэри-Джо. Не принимай меня за полного идиота!

Он был почти на двадцать лет старше меня. Я в свои тридцать два иногда чувствовала себя старой, но не настолько. Не такой ужасающе старой.

Я еще хотела сажать убийц в тюрьму. Я еще была на стороне жизни, защищала какие-то ценности, самые простые, и решила держаться за них. Должны же быть у человека убеждения, какая-то позиция, которую он должен защищать. Человеку это необходимо. Так я думаю…

Когда я собралась выходить, Фрэнк встал у меня на пути, у двери, расставив руки. Он заявил, что надеется помешать мне совершить невероятную глупость, но не успел он закончить фразу, как я приковала его наручниками к батарее в коридоре. Сердце мое было разбито, они с Натаном разделали его под орех, но, как ни странно, я чувствовала себя в наилучшей форме. Кстати, незадолго до того я проглотила целую горсть амфетаминов, как раз когда Фрэнк повернулся ко мне спиной и стонал перед окном, моля небеса покарать его за грехи, а мне вернуть разум.

– Ты должен дать мне спокойно работать, – настойчиво повторяла я. – Ты что, хочешь сказать, что я тебе все еще дорога?

Свободной рукой он схватил мою и прижал к щеке. Раньше, зимой, он, бывало, согревал своим дыханием мои замерзшие пальцы. Вы не знаете, каким он был тогда. В те времена мои подружки готовы были меня сожрать от зависти, жутко ревновали. Он тогда научил меня кататься на коньках.

«Лижи, лижи мне руки, придурок», – подумала я и выскользнула за дверь, сжимая в руке оружие. Я иду, Рамон!

Я кралась вдоль стены, спускаясь со ступеньки на ступеньку тихо-тихо, затаив дыхание. Признаюсь, я была несколько взволнована знаками привязанности, которых удостоил меня Фрэнк перед тем, как я отправилась выполнять свою работу, рискуя жизнью ради загнивающего общества, – но у меня не было выбора.

До лестничной площадки этажом ниже я добралась вся в поту. Ладони у меня были мокрые. Я перекладывала револьвер из руки в руку и по очереди вытирала их о брюки (кстати, ляжки у меня словно одеревенели). Я прислонилась к стене рядом с дверью в квартиру Рамона. В; горле у меня пересохло. Все-таки мне больше нравится работать зимой – в это время нет таких неудобств, как жара и пот.

Из квартиры не доносилось ни звука. Я сжимала оружие обеими руками над плечом; я была напряжена, как натянутая струна, и сжата, как стальная пружина, а вокруг меня все словно превратилось в стекло. Безмятежная тишина, царившая на этой площадке, пугала. Поодаль вокруг лампочки под потолком спокойно летал мотылек. Я предпочла бы, чтобы Натан был здесь, со мной, несмотря на ту ужасную гадость, которую он со мной сотворил. Будь он проклят!

Я знала, что он разозлится. Он не простит мне, что я принялась действовать в одиночку. Но кто в этом виноват? Очень бы хотелось узнать. Да за кого он меня принимает? Я позвонила в дверь.

Так как никто мне не открыл, я проникла в квартиру Рамона, взломав замок. Пренебрегая самыми элементарными требованиями безопасности. Но кто я такая? Я – женщина, которую все предали, бросили и унизили. Имела ли моя жизнь хоть какую-то ценность? Я бы не поручилась… То была не жизнь, а жалкое существование! Я со своей чудовищной внешностью, офицер по связям с геями и лесбиянками! Чего я стоила?

Я закрыла за собой дверь, приказав себе сосредоточиться на том, что делаю. Нельзя было больше думать о Натане, о Фрэнке, о смысле жизни, ведшей меня от поражения к поражению, о лишних килограммах, которые прилипали ко мне, как магниты. Ох, как мне все это надоело! К тому же в квартире ни черта не было видно, так что я рассадила себе ногу о журнальный столик. Я длинно выругалась сквозь зубы.

Потом глаза понемногу привыкли к темноте. Слабый рассеянный свет проникал сквозь задернутые занавески, обрисовывая контуры мебели, в том числе и кресла, буквально призывавшего меня в свои объятия. И как же мне хотелось в него сесть! Как же мне все надоело!

Так же у меня получилось и с Рамоном! Чем я с ним занималась? Я трахалась с убийцей! Надо было бы ущипнуть себя, чтобы в это поверить! И мне ведь понравилось! Я, правда, удивлялась: что же это со мной случилось, что я не могла этого осознать и что мне хотелось еще. Мэри-Джо, умеешь же ты собрать всякого на свою голову. Все делаешь шиворот-навыворот, бедняжка!

«Совершенно верно, – пробормотала я сквозь зубы, направляясь к креслу. – Я не жду оваций».

Я рухнула в кресло, тяжко вздыхая. Оно стояло прямо напротив двери! Стратегически важная позиция. Очень удобное кресло. Я наклонилась вперед, чтобы помассировать лодыжки: они распухли. К вечеру всегда распухают. Это у меня уже несколько лет. Очередная моя голгофа, если можно так выразиться. Ноги у меня уже как столбы. Можно подумать, будто я прыгнула прямо в пчелиный рой.

Я выпрямилась, от души надеясь, что мне не придется проторчать здесь всю ночь, что Рамон вернется не на рассвете. Нет, ну надо же, этот козел хотел, чтобы я ему платила за то, чтобы он меня трахал! А сам платил, чтобы трахнуть Дженнифер Бреннен! Хотелось бы, чтобы от некоторых вещей меня иногда избавляли. Тогда все было бы несколько по-другому.

Вдруг я почувствовала, как что-то вонзилось мне в горло. Вероятно, именно это ощущает человек, когда его душат стальной проволокой. Будто шею перерезали и голова сейчас свалится на колени.

В следующую секунду я ощутила резкую боль в запястье, и револьвер упал к моим ногам.

Но даже прежде боли пришел леденящий ужас.

В коридоре, небрежно привалясь к стене, стоял Рамон и держал руку на кнопке выключателя. Он только что включил свет.

Затем Рамон подошел ко мне вплотную. Он наклонился, чтобы рассмотреть меня вблизи. Казалось, ему было смешно.

– Не затягивай так сильно, – сказал он. – Потихоньку. Она и так уже вся синяя.

С этими словами он ударил меня кулаком прямо в лицо. Я услышала, как хрустнул мой нос. Следующим ударом он вышиб мне несколько зубов. Это у него кастет был?

Когда я пришла в себя, на мне не было ни брюк, ни трусов. Руки мне связали за спиной. Рубашка была расстегнута, груди вытащили из лифчика. Я лежала на голой, утрамбованной земле. Меня изнасиловали, и явно не раз. Но было и еще кое-что похуже: мне было больно и трудно дышать.

Место это напоминало подвал. Когда Рамон увидел, что я очнулась, он схватил какую-то доску и ударил меня по голове.

Когда я опять пришла в себя, меня как будто кто-то тряс. Это на мне лежал какой-то мужик и трахал меня. Лица его я не видела. Когда он вышел, тут же навалился другой. Но не это было самым страшным. Я чуяла запах крови, и вовсе не из-за месячных, а потому что у меня была разбита голова.

Я хотела спросить у одного из трахавших меня парней, который час, но поняла, что мне заткнули рот кляпом. Меня уложили на что-то вроде матраса, руки подняли над головой и привязали к крюкам, вделанным в стену, а ноги – к вбитым в землю колышкам. Порой у меня темнело в глазах. Я чувствовала, как во рту перекатываются осколки зубов; мне удалось прижать их языком к щеке, чтобы не проглотить. Тут появился Рамон и стал избивать меня палкой. К счастью, он ее в конце концов сломал.

Позднее, с трудом разлепив один глаз, я спросила себя, не умерла ли я. Я не двигалась, боясь, что, если шелохнусь, со мной случится неладное. Или я просто развалюсь на куски, или разозлю Рамона, если он где-то поблизости. Я так теперь его боялась! Дрожала всем телом при одной мысли о нем. Одновременно у меня было такое чувство, словно меня ошпарили, погрузив в кастрюлю с кипятком. Мне не просто трудно было дышать – каждый вздох причинял такую боль, что вы и представить себе не можете. Я услышала стон – и не сразу поняла, что стонать, кроме меня, некому. Рамон превратил меня в кровавое месиво. Когда он вновь склонился надо мной и спросил, не нужно ли мне чего, я заметила у него в руках новую палку, а точнее, узловатую трость. Это было так страшно, что я снова потеряла сознание.