Тони Парсонс - Stories, или Истории, которые мы можем рассказать

• Название: Stories, или Истории, которые мы можем рассказать
• Автор: Тони Парсонс
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-699-53795-2

Безумная атмосфера рок-движения середины 70-х насквозь пронизывает этот роман. Даже его название («Stories We Could Tell») в точности повторяет название хита Тома Петти, звезды рок-музыки того времени. Истории, которые рассказывает нам автор, продолжаются всего один день, 16 августа 1977 года. Но для трех героев романа, работающих в музыкальном журнале, это не просто день. В этот день умер Элвис Пресли, король рок-н-ролла. Для одних это означает конец эпохи, лозунгом которой было знаменитое «Секс, наркотики, рок-н-ролл». Для других это всего лишь этап быстротечной и изменчивой жизни, один из многих…

---

Рэй Кили подошел к Джону Леннону с любовью во взгляде — проситель, фанат, преданный сторонник. Как мог его герой отказать? Леннон был добрым человеком. Добрее, чем требовалось.

— Мы не можем поставить это на обложку, — заявил один из старших. В его голосе звучала нескрываемая обида.

С тех пор как Рэй появился на пороге редакции с этим интервью в руках, Кевин Уайт обращался с ним как с блудным сыном, но старшие, казалось, все как один были на него обижены, словно Рэй в чем-то одержал над ними верх.

Редактор кивнул.

— В любой другой момент это стало бы обложкой, — произнес он почти извиняющимся тоном. — На этой неделе — ну, без вариантов.

— Я вот подумал, как насчет Элвиса в пятьдесят шестом? — предложил один из бывалых, барабаня карандашом по листку своего блокнота. — Один из классических снимков Альфреда Вертхаймера. «Человек-вспышка» во всей своей помпе. Заголовок — «ЗАПОМНИТЕ ЕГО ТАКИМ». Курсивом выделяем слово «таким».

Уайт задумчиво кивнул.

— Вчера Элвис был для всех нас пятном позора, человеком, которому стоило завязать с музыкой пару десятков лет назад. После армии он уже не мог быть прежним, бла-бла-бла. Но сегодня он — мученик рок-н-ролла, культурный бог. Бессмертный. Ушедший от нас преждевременно.

— Жестоко, — заметил Рэй. — Это шоу-бизнес — усмехнулся один из старших.

Пленка продолжала крутиться.

«Наш фокус в том, что мы живем как Ромео с Джульеттой. И знаешь, здорово, что мы способны влиять на людей, потому что все — пара. Мы все живем парами. И если все пары мира будут отождествлять себя с нами и проникнутся нашими идеями, какой там коэффициент населения?..

— Э-э-э…»

Услышав собственный несуразный голос, Рэй содрогнулся.

— Знаешь, что ты наделал? — заявил Уайт, любяще положив руку на диктофон. — Ты себе работу на всю жизнь обеспечил. Работу на всю жизнь. Ты — журналист, который взял интервью у Джона Леннона в самом разгаре Лета Ненависти. — Уайт с гордостью посмотрел на Рэя, так, словно никогда и не терял в него веры. — Ты будешь получать бесплатные пластинки, когда тебе стукнет сорок. Задумайся только!

Рэй ощущал на себе взгляды всех присутствующих в кабинете и чувствовал их зависть. Этого хотели все, этого хотел он сам еще несколько часов назад — чтобы ему пообещали, что цирк не уедет из города без него. Может, так сказывалось нервное переутомление, но Рэй не испытывал и доли того счастья, которое ожидал испытать.

Халявные пластинки в сорок… Почему сама мысль об этом угнетала его?

Работа в «Газете» была единственной, о которой он когда-либо мечтал, вероятно потому, что она никогда не была работой в полном смысле этого слова. И тем не менее перспектива дожить до среднего возраста в этих стенах наполняла его ужасом. Может быть, потому, что ему просто нужно было поспать, срочно нужно было поспать. А может, потому, что его поколение и поколение предшествующее так канонизировали молодость, что о старении и подумать было страшно. Даже если вас обещали снабжать халявными пластинками в сорок.

«Жизнь слишком коротка», — сказал Джон Леннон, а затем раздался щелчок, и пленка закончилась. «Жизнь слишком коротка» — с этими словами он исчез.

Внезапно в кабинет ворвалась секретарша Уайта, и — в редакции «Газеты», где при любых обстоятельствах вы должны были оставаться хладнокровны, — она делала нечто совершенно недопустимое.

Она плакала.

— Скип, — вот все, что ей удалось вымолвить.

Сквозь руины Ковент-Гарден пробивались зеленые ростки, словно обещая лучший сезон или, возможно, предупреждая о наступающем хаосе, о прежнем безумии, вновь рвущемся к свету.

Нет, подумал Терри Уорбойз. Пусть это будет к лучшему. Вот во что нужно верить.

Он стоял снаружи «Вестерн уорлд». При свете дня вход в клуб выглядел совсем по-другому. Обыкновенный пролом в стене, а над ним — неоновая табличка, грязная и поблекшая. Словно клуб был закрыт уже не один год, а не какие-то несколько часов.

Внезапно Терри заметил свернувшуюся калачиком у дверей помятую фигуру. Красно-бело-голубой пиджак, разодранный в клочья. Человечек заморгал, увидев Терри, словно только что очнулся от какого-то зачарованного сна.

— Все кончено? — спросил Браньяк.

— Да. — кивнул Терри. — Думаю, да. Брайан.

Терри уже тосковал по этому месту. Он вспомнил вечера, когда входил в двери клуба и спускался в подвал, где гремела музыка, амфетамин бурлил в его крови, а из темноты выплывали лица старых знакомых и прекрасных незнакомцев.

Мисти уехала в редакцию — передать несколько снимков Дэга Вуда графическому редактору, и это было очень кстати. Терри нужно было время подумать. Прежде чем все изменится.

Мисти сказала, что с появлением ребенка не изменится ничего. Но Терри подозревал, что изменится абсолютно все. За исключением одного — того, что он чувствовал по отношению к этой девушке. Терри никогда не перестанет нуждаться в ней, а ребенок только укрепит связь между ними. Все остальное отойдет на второй план.

Он знал, что не станет ходить в «Вестерн уорлд» так же часто, как в прошлом. Менялась не только аудитория — по мере того как веское слово новой музыки достигало муниципальных микрорайонов, пригородов и отдаленных городишек. Группы менялись тоже.

Группы были сравнимы с акулами — они продолжали движение или погибали. Невозможно играть вечно в таком месте, как «Вестерн уорлд». Терри посмотрел на афиши грядущих выступлений. Он не знал ни одной из групп. Да ему особенно и не хотелось их знать. Группы, с которыми он начинал, были уже далеко в пути. В прошлом году здесь царило настоящее товарищество — дни, полные амфетамина и новых знакомств, и целый мир, открывающийся впереди. И каждый когда-то совершил побег со своего собственного завода по производству джина. А теперь у них были ровные отбеленные зубы, кокаин и телохранители. Группы, которые он знал и любил, либо забывались, либо становились знамениты и, изо всех сил пытаясь удержаться на плаву, менялись. И Терри тоже менялся.

Он вытащил из внутреннего кармана пиджака пакетик амфетамина, который так и не удалось обнаружить полиции. И швырнул его со всей силы вдаль, в глубь пустыря, окружающего «Вестерн уорлд».

Умник поднял голову и принюхался, но через мгновение вновь потерял интерес.

Как же хорошо было год назад! Тем жарким летом, когда все только начиналось. А они ведь мечтали, чтобы то время поскорее прошло, мечтали о реальной жизни.

Но теперь Терри понимал, что то время было особенным и неповторимым; тогда вы могли завернуть в клуб и услышать «Клэш» с их композицией «London’s Burning», или «Джем», или Джонни Сандерса с ребятами из «Хартбрейкерз» — и знали, что были там, где должны были находиться, в центре вселенной. Вы могли пойти куда-нибудь в любой вечер и послушать классную группу — группу, у которой еще даже не было контракта со звукозаписывающей компанией. А потом вы ехали к себе домой с девчонкой, имя которой не помнили наутро, и у вас еще не было той единственной, без которой вы не могли жить. Тот скоротечный период, когда Терри был свободным человеком в Париже.

В то время он просто не понимал, недооценивал, как было хорошо. Наверное, счастье замечаешь лишь тогда, когда оно остается в прошлом. Все они теперь многое обрели — группы обзавелись контрактами с крупными компаниями, журналисты — карьерой, а Терри — девушкой, о которой он мечтал с того момента, как впервые увидел.

Но тем не менее казалось, что никто из них не стал счастливее, чем год назад. У Терри в голове вертелся отрывок из какого-то стихотворения — Ларкин? — смутное воспоминание пяти- или шестилетней давности. Тогда, на уроке английской литературы, он наблюдал за облаками, проплывающими над игровой площадкой, и слушал лишь вполуха. А теперь вдруг осознал, что то стихотворение было про него.

Он женился на ней, чтоб была при нем,
И теперь она здесь день за днем.

Браньяк медленно поднялся на ноги и заковылял по пустырю Ковент-Гарден — всеми брошенный, одетый в отрепье, которое с виду казалось обрывками старого британского флага. Строители уже начали работу. Они заливали цементом их любимый разбомбленный участок. Все это изменится. Все.

Солнце поднялось, но поднялось над иным миром, где Терри больше не мог позволить себе слоняться без дела, как раздолбай. Он уже любил их малыша. Однако его угнетала сама мысль о том, что он никогда больше не пойдет на концерт, накачанный химикатами и готовый на все. Эта мысль его просто убивала.

Но Терри остановился у булочной на Нил-стрит, купил целую сумку круассанов и побрел дальше к югу, жадно вгрызаясь в горячий белый хлеб. Запах свежего хлеба казался ему лучшим запахом на свете, его желудок протестующе урчал, но потихоньку привыкал к пище; и к тому моменту, как Терри дошел до реки и пакет опустел, он осознал, что улыбается.