Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

• Название: Политическая биография Сталина. Том 2
• Автор: Николай Капченко
• Издательство: ООО «Информационно-издательский центр «СОЮЗ»
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-903-373-02-Х

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

Второй том «Политической биографии Сталина» выходит в свет через два года после издания первого тома и посвящен политической и государственной деятельности Сталина в 1924–1939 гг. Этот короткий по меркам истории период стал целой эпохой в жизни нашей страны и в жизни самого Сталина. Эпохой, сотканной из противоречивых событий, спрессованных в единое целое. На основе широкого круга источников и материалов автор детально рассматривает основные перипетии борьбы Сталина против своих политических противников — Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина и др. — и раскрывает истоки и причины того, почему именно Сталин оказался победителем в этой жесткой борьбе. В эпицентре внимания находятся такие фундаментальные события тех лет, как индустриализация и коллективизация, вошедшие в историю нашей страны как великий, но слишком крутой перелом в ее судьбах.

Большое внимание уделено теме сталинских репрессий 30-х годов, оставивших неизгладимый след в жизни целых поколений. Автор дает свое объяснение этим репрессиям, освещает наиболее значимые судебные процессы той поры, отвечает на злободневный до сих пор вопрос: почему подсудимые давали признательные показания. В томе освещаются начало и финал «ежовщины» как одной из самых мрачных страниц советской истории. Должное внимание уделено и вопросу о том, в силу каких причин в конце 30-х годов Сталин положил конец масштабным репрессиям и взял курс на консолидацию в обществе. Хотя издавна бытует афоризм, что только у великих людей бывают великие пороки, с его помощью нельзя ни объяснить, ни тем более обелить перед историей и будущим репрессии 30-х годов. Неубедительны и доводы тех, кто находит в истории других стран нечто подобное, полагая, будто исторические аналогии способны быть и историческими индульгенциями. То, что было, нельзя вычеркнуть из летописи истории. Она фиксирует все — и хорошее, и плохое. Важно, однако, чтобы одно не заслоняло другое, поскольку при таком подходе утрачивается истина и панорама исторических событий предстает в искаженном свете.

÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷÷

---

Оппозиционные силы в лице остатков троцкистской, объединенной троцкисто-зиновьевской оппозиции и не до конца еще разгромленных правых, разумеется, представляли для его политического курса и для него самого как вождя партии определенную угрозу. И, на мой взгляд, одинаково ошибочно как преувеличивать, так и недооценивать степень опасности, исходившей из этого политического спектра. В те исключительно тяжелые времена полностью исключить возможность какого-либо неблагоприятного для генсека развития событий — значило проявить политическое зазнайство и недопустимую самонадеянность. А Сталина никак нельзя отнести к категории таких деятелей.

С точки зрения реальной угрозы, мне кажется, правые представляли для Сталина в тот период несравненно более серьезную силу. Троцкисты к тому времени были уже в значительной мере превращены в политические трупы. Что же касается их программных установок, то генсек позаимствовал у них то, что считал приемлемым и полезным для себя (в частности, в сфере идей индустриализации и борьбы против кулака). Таким образом, он как бы идейно разоружил их и лишил ряда убедительных аргументов, использовавшихся троцкистами в прежней борьбе против Сталина. Что касается правых, то, хотя их политическое и организационное поражение к концу 1929 года стало свершившимся фактом, их идейная платформа не была окончательно похоронена и в новой обстановке, в новых условиях, особенно при обострении ситуации, вполне могла быть реанимирована. К тому же, следует добавить, что стратегия постепенного и осторожного перехода к коллективизации, а также призывы правых, в первую очередь Бухарина, в большей мере учитывать интересы крестьянства в целом и особенно середняков (и отчасти кулаков) находили позитивный отклик в стране. Все эти факторы нельзя было сбросить с политических весов. И Сталин, несомненно, все это тщательно учитывал и взвешивал. Поэтому, даже после разгрома правого блока, он стремился держать партию и ее руководящие звенья — от высшего до низового — в состоянии полной боевой готовности.

Все сказанное выше, конечно, имело важное значение для сохранения и упрочения позиций Сталина. Однако главным, решающим фактором было другое. Самые широкие слои населения, в особенности рабочего класса и беднейшего крестьянства, искренне поддерживали политику, проводимую Сталиным. Вся страна, говоря пропагандистским языком того времени, была охвачена энтузиазмом. Она представляла собой огромную стройку. И результаты творческой созидательной работы миллионов и миллионов людей были воочию видны всем без всякой пропаганды. Тогда зарождались и набирали силу социалистическое соревнование, ударничество, обязательства о досрочном выполнении планов и т. д. Что это было реальностью, а не фикцией, всерьез доказывать не приходится. Даже музыка, сочиненная композитором Д. Шостаковичем к фильму «Встречный», может служить иллюстрацией справедливости такой оценки. Не случайно, что эта, полная жизни и энтузиазма музыка, стала несколько десятилетий спустя официальным гимном Организации Объединенных Наций.

Воздавая должное величию того, что было тогда совершено советским народом, никогда нельзя забывать о цене, которая за это была заплачена. И потоки восхвалений по адресу Сталина (в форме ли стихов, песен, изваяний и т. п.), зародившиеся именно в эти трудные годы, звучали в унисон с прославлением успехов строительства нового общественного строя. При этом, конечно, никому не приходило в голову вспомнить или напомнить слова французского писателя-моралиста XVII века герцога Ларошфуко: «Слава великих людей всегда должна измеряться способами, какими она была достигнута»[566]. Но о способах тогда думали отнюдь не в первую очередь — во главе всего стояла задача любыми средствами добиться решения поставленной цели. Следует заметить, что такой подход был присущ не одному лишь Сталину, его в разной степени разделяли не только партийные функционеры всякого масштаба, но и значительная часть населения страны в целом. И данный исторический феномен служил важнейшей предпосылкой, обеспечившей победу сталинской генеральной линии.

Возвращаясь к вопросу об оппозициях, следует отметить следующее обстоятельство. Троцкисты, хотя они и были идейно, политически и организационно разгромлены, не собирались складывать оружие. Тем более, что постепенно от словесных обличений Сталина они все в большей мере стали переходить на позиции, которые впоследствии, уже в 1933 году, Троцкий сформулировал так: «Для устранения правящей клики не осталось никаких нормальных, «конституционных» путей. Заставить бюрократию передать власть в руки пролетарского авангарда можно только силой»[567]. Сталин, очевидно, предвидел возможность подобной эволюции взглядов троцкистской оппозиции. И предпринимал заранее соответствующие меры.

В 1927 году, после уже упомянутых открытых выступлений во время празднования 10-й годовщины Октябрьской революции, Троцкий был выслан в Казахстан. В другие места были сосланы и многие ведущие сторонники Троцкого. В ссылке Троцкий и его сподвижники не сидели спокойно, они продолжали активную деятельность (стесненную разве что режимными ограничениями). Сам Троцкий вел активную переписку со своими сторонниками, подбадривая их и стремясь консолидировать их ряды, поскольку некоторые из его единомышленников постепенно начали становиться на путь капитуляции перед Сталиным. Поступавшие таким образом полностью или частично признавали свои прегрешения против партийной линии и зарабатывали этим способом возможность восстановления в партии. Троцкий же был непримирим и непреклонен в своем отторжении Сталина и всего политического курса, проводимого последним. Он вел среди своих сторонников весьма энергичную и последовательную работу, стараясь предотвратить их капитуляцию. В отдельных местах тайно функционировали организации, сложившееся на базе троцкизма. Словом, угроза, исходившая от разгромленной группировки, существовала, хотя ее масштабы едва ли стоит преувеличивать.

В соответствующей литературе эта тема освещена достаточно подробно. Одни авторы подчеркивают мизерность (в реальном измерении) троцкистской опасности в эти годы. Другие, наоборот, склонны считать ее вполне серьезной, не оставлявшей почвы для самоуспокоения генсека. Мне думается, что Сталин достаточно объективно оценивал угрозу, исходящую от поверженного соперника. Однако он, как проницательный политик, видел не только сегодняшний день, но и заглядывал далеко вперед. Именно поэтому он сознательно и целеустремленно проводил свою линию, подчеркивая всю глубину троцкистской опасности для дела социалистического строительства. Возможно, (это мое чисто умозрительное предположение) он уже тогда вынашивал планы максимального использования жупела троцкизма для организации широкомасштабных репрессий. Сейчас к нему в душу не заглянешь, а потому и мое предположение как бы повисает в воздухе, не будучи подкрепленным соответствующими фактами.

Но как бы то ни было, активность Троцкого в ссылке не давала покоя вождю. Он пришел к выводу о необходимости нейтрализовать его деятельность путем высылки за границу. Видимо, он рассчитывал, что Троцкий за границей будет представлять для него меньшую угрозу, чем в стране. Поскольку появлялась возможность по-новому интерпретировать антисталинские выступления Троцкого: мол, он полностью перешел в лагерь врагов Советской власти и является агентом капитала в борьбе против социализма. Подвергнуть Троцкого серьезным репрессиям в Советском Союзе было в то время достаточно деликатным и проблематичным делом, способным лишь нанести Сталину морально-политический ущерб. Обвинить его в антигосударственной деятельности, конечно, можно было и тогда. Но убедительно доказать это едва ли представлялось возможным. К тому же, Сталин в то время, очевидно, полагал, что высылка за границу в тактическом плане — более разумный и более целесообразный шаг, нежели прямая судебная расправа.

Сдерживающим моментом служило еще одно существенное обстоятельство, которое Генеральный секретарь тогда еще игнорировать не мог. В партии пока еще помнили о знаменитом завете Ленина: не повторять ошибки якобинцев — не вступать на путь взаимного самоистребления. Как говорилось в письме «Старого большевика», которое якобы было написано на основе бесед Б. Николаевского с Бухариным во время командировки последнего за границу в 1936 году, «считалось аксиомой, что в борьбе с партийной оппозицией можно идти на многое, только не на расстрелы. Правда, кое-какие отступления от этого правила делались уже давно: расстреляли Блюмкина, расстреляли еще нескольких троцкистов, которые по поручению своей организации пробрались в секретный отдел ГПУ и предупреждали своих товарищей об имеющихся в их среде предателях, о предстоящих арестах. Но эти расстрелы всеми рассматривались как мера исключительная, применяемая не за участие во внутрипартийной борьбе, а за измену служебному долгу»[568].